Н.В. Мотрошилова

В статье анализируются две главные сенсации, связанные с начавшейся в 2014 г. публикацией так называемых «Черных тетрадей» М. Хайдеггера (Schwarz Hefte. Gesamtausgabe. Bd. 94–96). Прежде не было известно, что Хайдеггер вел, начиная с 1931 г. и до конца жизни, записи, отражавшие его сокровенные размышления по философским и социально-историческим проблемам. Эти записи образуют корпус из 34 тетрадей в черном переплете. С их издания начинается новый, непредвиденный, этап хайдеггероведения, когда для добросовестного исследователя запретно не принимать в расчет «Черные тетради». Данная статья продолжает начавшуюся профессиональную дискуссию, связанную с антисемитизмом Хайдеггера и с главными идеями «Черных тетрадей» –  в частности, с категориями «Machenschaft(en)», «Rechenschaft(en)», «Riesig(en)», которые Хайдеггер использовал как при анализе Нового времени, так и при характеристике «национальных начал».

The author analyses two bombshell effects produced by the recent publication of so called Black Notebooks (Schwarze Hefte) by Martin Heidegger (Gesamtausgabe, Bd. 94–96, 2014). Until recently scholars and wider public appear to have been unaware of these Heidegger’s strictly private labors performed from 1931 through the end of his life. These Notes make up a body of 34 notebooks in black binding covering philosopher’s innermost thoughts concerning philosophy, history and society in general. Today we are witnessing a start of brand new and unforeseen stage in Heideggerian scholarship, which promises to put a ban on the conscientious ignoring of the Black Notebooks. The present article keeps up the scholarly debate touching upon the philosopher’s anti-Semitism as well as the categories of Machenschaften, Rechenschaft (rechnerisch) and Riesig(en), that had been employed in analysis of the Modern Age and the National principles.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: «Черные тетради», М. Хайдеггер, Новое время, Machenschaft(en), Rechenschaft(en), Riesig(en), национал-социализм, национальные начала, das Judentum, das Deutschtum, das Russentum,  расизм, антисемитизм.

KEYWORDS: Black Notebooks, Martin Heidegger, Modern Age, Machenschaft(en), Rechenschaften, Riesig(en), national socialism, National principles, Judentum, Deutschtum, Russentum, racism, anti-Semitism.

Почему выход в свет 94–96 томов Собрания сочинений М. Хайдеггера

стал сенсацией?

Две главные сенсации

Одна из них касается двуединого вопроса, который время от времени будоражил специалистов, причем как поклонников, так и критиков Хайдеггера. Он отчасти затрагивал и более широкую публику – но не в такой сильной мере, как это случилось в 2014 г. Вопрос был связан, конечно же, с нацистским «ангажементом» Хайдеггера во время фрайбургского ректорства философа в 1933–34 гг., а также, что не менее важно, с его антисемитскими высказываниями и действиями. Вот и запестрели газеты и публикации в интернете самого последнего времени заголовками-вопросами: «Был ли Хайдеггер национал-социалистом?», «Был ли Хайдеггер антисемитом?», – с резкими и уверенными выводами в текстах: «Антисемитизм Хайдеггера теперь выглядит неопровержимым». «Отравленное наследие» (Die Zeit, № 12, 2014); «Существенное одобрение национал-социализма» (Die Welt, 07.04.14); «Почему существенно, был ли Хайдеггер антисемитом?» (The New Yorker, 03.2014); «Антисемитизм у Хайдеггера: крах для французской философии» (Associated Press, 13.12.2013); «Был ли Хайдеггер антисемитом? Ответ, самое позднее с сегодняшнего дня, звучит так: да, был» (Associated Press, 12.03.2014)[i].

В этом споре как будто и нет сенсационной новизны. Немало фактов было вскрыто и обсуждено почти семью десятилетиями ранее, при разборе «дела» Хайдеггера в 1945-м, а также в последующие годы, когда спор вспыхивал, воспламененный вновь обнаруживаемыми материалами.

Так в чем же сегодняшняя сенсация?

В том, во-первых, что теперь изданы и стали предметом обсуждений прежде не доступные публике собственноручные записи Хайдеггера, причем опубликованы они в полном соответствии с его волей – ситуация, до сих пор в подобного рода спорах практически не случавшаяся.

Во-вторых (и здесь, поистине, сенсационное противоречие), в «Черных тетрадях» Хайдеггер, с одной стороны, резко и обстоятельно критикует гитлеровский национал-социализм как «вульгарный», «биологистский», а с другой – развивает идеи некоего национал-социализма в его якобы «собственном», т.е. подлинном смысле[ii].

В-третьих, положения Хайдеггера, в дебатах признанные антисемитскими, – пусть они (в сравнении в сотнями страниц текста) весьма немногочисленны – явно и даже энергично вписаны в ту концепцию краха Запада (Abendlands – стрáны заката) в Новое время, которая развита уже на сотнях страниц «Черных тетрадей», причем с такой полнотой, детальностью, с такой уверенностью философ сделал это впервые и именно в те годы, когда по большей части он пребывал в публикационном молчании.

Все перечисленное, вместе взятое, как раз и стало сенсацией номер один.

Сенсация номер два – и не только для хайдеггероведов в собственном смысле слова, но и для немалого числа философов во всем мире, которые не могут не интересоваться судьбой, а еще больше идеями, концепциями этого влиятельнейшего мыслителя XX в., да и вообще для людей культуры, неравнодушных к философии, – состоит в уникальном характере материалов, публикуемых в 94–96 томах. В чем же их уникальность?

Дело в том, что Собрание сочинений М. Хайдеггера (а в нем число томов приближается к сотне, предварительно объявлено о подготовке томов следующей сотни) содержит в своем составе меньшинство произведений, написанных, именно написанных рукой Хайдеггера, им же  отредактированных и отданных в печать. Большинство же – это записи его лекций.

Теперь перед нами сотни страниц, написанных (чаще всего уже набело) рукой Хайдеггера, предназначенных для печати и им самим подготовленных для публикации (хотя и с отсрочкой их опубликования на 40 лет, о чем – позже). В ближайшем будущем ожидаются новые тома. Все записи, вместе взятые, будут занимать тысячи страниц, а опубликованные в 94–96-м томах включают, таким образом, лишь четверть записей, подготовленных или готовящихся к печати. Поэтому в хайдеггероведении (в неузком значении этого слова) появление названных томов – настоящая сенсация, какой, пожалуй, не было за всю историю издания Собрания сочинений Хайдеггера.

О “Черных тетрадях” и истории их опубликования

Издателем 94–96 томов Собрания сочинений М. Хайдеггера стал, по воле распорядителя всего наследия М. Хайдеггера его сына Германа Хайдеггера, современный немецкий хайдеггеровед Петер Травны (Peter Trawny)[iii], чье краткое Послесловие (Nachwort) к 94-му тому датировано 13 декабря 2013 г., т.е. по меркам издательского дела оно сравнительно недавнее (на его Послесловия ко всем 3 томам я буду опираться).

Записи Хайдеггера, включенные в уже опубликованные тома, охватывают десятилетний период. Начало помечено октябрем 1931 г., конец – 1941 г. (Есть свидетельство того, что имелись записи, начало которых восходит к 1930 г., но их местонахождение пока не установлено.) Публикуются так называемые “Черные тетради” (подразумевается их черный переплет, но можно ожидать, что названию будет придан дополнительный, уже переносный смысл). «В них, – пишет П. Травны, – речь идет не об “афоризмах” как “жизненных мудростях”, но (далее идут слова самого Хайдеггера. – Н.М.) о “едва различимых форпостах – и арьергардных положениях в рамках целостной попытки некоторого трудно выразимого осмысления, направленного на завоевание пути для решения вновь поставленных изначальных вопросов, которые – в отличие от метафизического мышления – именуются мышлением бытийно-историческим (seynsgeschichtlichen)”» [Травны 2014^а, 529][iv].

Всего тетрадей насчитывается тридцать четыре. Четырнадцать озаглавлены как «Размышления» (Überlegungen), девять – как «Замечания» (Anmerkungen), еще четыре тетради так и называются – «Четыре тетради»; далее пять тетрадей носят название «Vigiliae», «Notturno», «Winke» (в последнем случае – буквально – «намеки»); и еще четыре тетради имеют общее название «Предварительное» (есть, кроме того, две тетради, относительно которых не установлено, причислял ли их Хайдеггер именно к рассматриваемому комплексу «Черных тетрадей»)[v].

Согласно Травны (и я это подтверждаю), «“Черные тетради” являют собою форму, которая в ее своеобразии уникальна – возможно, не только для Хайдеггера, но вообще для философии XX в. В первую очередь, имея в виду общеупотребимые обозначения видов текста, их скорее всего можно сравнивать с “Denktagebuch” (дневником, фиксирующим мысли. – Н.М.). Но если это обозначение подпадающих под него сочинений тяготеет к тому, что преимущественно находится как бы на обочине Собрания сочинений, то значение “Черных тетрадей” в общей связи “пути к (постановке) изначальных вопросов” еще предстоит рассмотреть» [Там же, 530].

Исключительно интересно, что сам Хайдеггер, создав в разные годы и потом собрав вместе «Черные тетради», четко определил, где и когда они должны быть опубликованы. «По сообщению распорядителя наследства (Nachlaßverwalter) Хайдеггера Германа Хайдеггера и Фридриха-Вильгельма фон Херрманна, который был приват-ассистентом Хайдеггера в 1972–1976 гг., – пишет П. Травны, – “Черные тетради” приблизительно в середине 70-х гг. были переданы в Немецкий литературный архив в Марбахе. Хайдеггер в связи с этой передачей распорядился: переданные им материалы должны быть опубликованы в завершение его Собрания Сочинений. А до того времени они (по его воле. – Н.М.) должны содержаться “как бы в двойной секретности (sekretiert)” (фон Херрманн). Никто не должен располагать возможностью видеть и читать их» [Там же, 531]. И хотя от некоторых строгостей насчет секретности, оговоренных Хайдеггером в качестве условий, в интересах дела пришлось отказаться, для абсолютного большинства публики сроки опубликования, и главное, само содержание «Черных тетрадей» действительно были тайной «за семью печатями» – и потому стали неожиданностью, настоящей сенсацией.

К тому же временнóй отрезок, в течение которого делались опубликованные в 94–96 томах записи, усиливает их сенсационность. Ибо теперь перед любым человеком (конечно, способным читать по-немецки и понимать сверхсложные тексты Хайдеггера) открывается удивительная, поистине уникальная возможность приобщиться к тому, о чем думал и собственноручно писал немецкий мыслитель в трудное, турбулентное для него (и всей Германии) десятилетие 1931–1941 гг. Его, это время, не случайно называли «молчаливым периодом» в развитии Хайдеггера.

Ведь это были годы, когда Хайдеггер, так или иначе двигаясь к самой возможности своего национал-социалистического «ангажемента», затем в специфической форме «включившись» в сие роковое для Германии движение, потом отдалившись от него, был, тем не менее, лишен малейшей возможности публично поделиться своими мыслями о ясных для него уже через пару лет издержках национал-социализма. Необходимо учесть: ситуация была совершенно необычной прежде всего в объективном, социальном смысле. Если в более или менее нормальной социальной практике, в том числе в преднацистское время, имелась возможность критики социально-политических движений людьми, которые к ним примыкали, то нацистские «правила», особенно после завоевания власти кликой Гитлера, как известно, стали существенно «новыми», т.е. тоталитарно-запретительными и карательными для инакомыслящих в собственных рядах. И пусть Хайдеггер (и в этом пункте «Черные тетради» тоже дают новый материал) защищал некий собственный вариант национал-социализма, в то время сделать известным недовольство «массовой», т.е. собственно гитлеровской, идеологией, живя в Германии и официально являясь, не забудем этого, членом партии Гитлера, было равносильно подписанию самому себе смертного приговора. Вот и приходилось Хайдеггеру делать заметки как бы «для себя»… Но – отметим – он все же никак не исключал того, что адресует  их будущим читателям.

Очертим проблему применительно к более обширному периоду: не только в 1931–1938, 1938–1939, 1939–1941 гг., но и после войны, когда Хайдеггеру (временно) запретили преподавать и печататься, т.е. на протяжении весьма длительного отрезка истории, большинству читателей не были и не могли быть известны сокровенные и запечатленные на бумаге идеи, размышления Хайдеггера. Теперь завеса приоткрыта, и первая, весьма объемная, порция материалов – в распоряжении читателей. И это – повторю еще раз – большая историко-философская и, шире, социальная сенсация, одна из самых редких в истории мировой мысли. Нет сомнения в том, что изучение и обсуждение новых и предназначенных к печати материалов объемом в несколько тысяч страниц составит значительную часть новой работы в области хайдеггероведения.

А что, собственно, происходит сейчас?

94–96 тома не только опубликованы, но с марта 2014 г. поступили (в Германии) в книготорговлю. Но надо вспомнить об отмеченном ранее факте: ответственные за издание люди сознательно допустили некоторую утечку информации еще в конце 2013 г. Так, П. Травны не только сам начал высказываться по ряду тем и проблем, относящихся к подготовленным к  печати текстам Хайдеггера, но и предоставил в распоряжение ряда специалистов-хайдеггероведов, а также, видимо, и отдельных журналистов (прежде всего французских) некоторые материалы.

И потому дискуссии, притом в широкой печати, начались… еще до опубликования названных томов! Внимание публики оказалось настолько разогретым, что в интернете, разумеется, появилось много желающих высказать свои суждения – на основании совсем немногих, оторванных от сложного теоретического контекста формулировок Хайдеггера, в основном касающих национального вопроса и национал-социализма.

И хотя теперь упомянутые тома в распоряжении читателей, материал этот не только объемный (94-й том – 536 страниц, 95-й – 455 страниц, 96-й – 285 , таким образом, в целом 1276 страниц), но и чрезвычайно сложный. Ведь элементарно ясно: предложены тексты не кого-нибудь, а Хайдеггера, свободно и быстро читать которые (тем более понимать или переводить) в современном мире доступно относительно немногим. Сказать, что новые тексты трудны не менее, чем тексты уже известные и в значительной степени освоенные, значит ничего не сказать… Ибо даже и центральные термины, красной нитью проходящие через весь текст, столь многозначны, что перевести их каким-то одним словом на другой язык если и можно, то рискованно, так как это грозит заведомой утратой многослойности смысла.

Вот почему было бы более продуктивно, если бы разговор-обсуждение начали специалисты, которые бы освоили и разъяснили тексты в их полноте и сложности. А потом в разговор вступила бы заинтересованная широкая публика. (В подобном подходе, поверьте, нет никакого снобизма, а всего лишь констатация реальной трудности проблемы).

Но все произошло ровно наоборот… Сначала разгорелась именно публичная дискуссия. (В ней, правда, выступили и отдельные хайдеггероведы, но, считаю, пока неудачно, потому что и они не успели по-настоящему вникнуть хотя бы в часть материала. А некоторым, из-за их более ранних публикаций, это было не с руки.) Исправление ситуации – дело будущего.

Пока у меня для обсуждения возникших проблем нет другого пути, кроме как сначала вкратце охарактеризовать эти дискуссии, а затем – но тоже сугубо предварительно – высказаться по поводу главных тем, философско-теоретических и социально-политических, практических, которые поднимает Хайдеггер в «Черных тетрадях».

Сделаю уточнение относительно нынешней моей задачи. Я считала, что русскоязычные читатели имеют право быть проинформированы о томах Сочинений Хайдеггера, содержащих «Черные тетради», с не слишком большим отставанием по сравнению с европейскими (прежде всего с немецкими) читателями. Эти мои заметки носят, таким образом, предварительный, информативный характер и (надеюсь) будут впоследствии дополнены, углублены (таков мой замысел) результатами более обстоятельной, более длительной работы над вводимыми в оборот текстами Хайдеггера.

А теперь – о суждениях, высказанных в уже состоявшихся на Западе дискуссиях широкой публики по поводу наиболее «горячих» формулировок Хайдеггера, касающихся болезненных социально-политических вопросов.

Дебаты об антисемитизме Хайдеггера
(к истории вопроса)

Сначала напомню: сам вопрос и сталкивающиеся ответы на него имеют достаточно давнюю историю. Дам (сжато) некоторые конкретные разъяснения. Первый этап споров относится к 1945 г. Тогда в их обсуждение была включена совсем небольшая группа лиц, привлеченная специальной комиссией, которая разбирала – по поручению французских оккупационных властей – «дело Хайдеггера» во Фрайбургском университете[vi].

Более развернуто и содержательно проблемы всего этого комплекса вновь обсуждались в период, который имел место незадолго перед празднованием (в 1989 г.) 100-летия со дня рождения Хайдеггера и вскоре после него. Тогда спор о «нацизме» и, в частности, антисемитизме Хайдеггера был вновь пробужден разоблачительной книгой чилийского философа В. Фариаса «Хайдеггер и нацизм» (она вышла на испанском языке и вскоре была переведена сначала на французский, а затем и на другие языки). Возник горячий, но серьезный и содержательный спор; был опубликован целый ряд книг со сходными названиями, написанных профессиональными хайдеггероведами. Что это был не последний всплеск дискуссии, подтвердилось и в наше время.

Для понимания исторических предпосылок сегодняшнего обсуждения полезно вспомнить о том, как подобные дискуссии проходили во Франции. Во время Второй мировой войны французские философы, духовные лидеры движения Сопротивления, сделали своим философским знаменем учения немецкого экзистенциализма, в основном М. Хайдеггера, и феноменологию. Ж.-П. Сартр, как известно, еще до войны изучал работы мыслителей этих направлений в Германии. После войны французские почитатели и последователи Хайдеггера пытались как-то сладить с «неудобными» вопросами о нацистском прошлом и антисемитских высказываниях Хайдеггера. В начале 60-х гг. XX в. разгорелась дискуссия, в которой участвовали Франсуа Федье, Теодор Адорно и другие философы.

Что касается отечественных исследований и споров о характере политической ангажированности Хайдеггера, то они неплохо документированы в полезной книге 1991 г. [Философия Мартина Хайдеггера и современность 1991]. Надо учесть, что книга содержит материалы Международной конференции, состоявшейся в Москве в юбилейном 1989 г. Дискутировали и защитники, и критики Хайдеггера – о больных вопросах: о национал-социалистической его «ангажированности», об оставленных философом антисемитских «следах». Особенно важны для солидной презентации «защитников» Хайдеггера опубликованные в книге статьи выдающегося отечественного хайдеггероведа В.В. Бибихина и известного немецкого философа (также и хайдеггероведа) О. Пёггелера. Показателен и представленный в книге перевод беседы-интервью 1966 г. Хайдеггера с сотрудниками журнала «Шпигель» Р. Аугшаном и Г. Вольфом. (Хайдеггер распорядился предать материал гласности только после его смерти; он был опубликован 23 сентября 1976 г.). Книга показывает также и то, что отечественные авторы были достаточно хорошо осведомлены и оперативны как в освоении западноевропейских материалов на все эти темы, так и в выработке собственных суждений, оценок касательно не только философии, но и нацистского прошлого Хайдеггера.

Существенно и следующее: российские философы реально приняли участие в тогдашних мировых хайдеггероведческих дискуссиях. В частности, на упомянутой конференции их разработки – благодаря качественным переводам – были доведены до сведения европейских коллег. А ими стали философы с мировыми именами (они же – авторы упомянутой книги) Фр.-В. фон Херрманн, Х. Бункхорст, В. Хёсле, О. Пёггелер, Р. Рорти, Ж.-Л. Нанси, Дж.Ж. Уайт[vii].

Я не буду вдаваться в подробный разбор (и собственную оценку)  принципиально важной статьи В.В. Бибихина, которого я глубоко уважала и чту как талантливого, выдающегося философа-хайдеггероведа (его переводы и исследования я использую, хотя выборочно и критически, в своей работе над наследием Хайдеггера)[viii]. Но о передаче В.В. Бибихиным обсуждаемых болезненных проблем национал-социалистического прошлого Хайдеггера не сказать не могу. Ибо она была и остается типичной для тех авторов-защитников Хайдеггера, основательных знатоков и его философии, и биографических материалов, которые при разборе его «дела» брали доводы и аргументы… «с голоса» самого Хайдеггера или его рьяных апологетов. Что же касается таких разъяснений, то Хайдеггер предложил – вспомним, перед реальной опасностью суда над ним – разработанную им версию событий, которая, к сожалению, часто расходится с объективно зафиксированными фактами или включает детали, вырванные из целостного ряда событий и их последовательности.

Один пример: как пишет В. Бибихин, «в начале мая (NB! – Н.М.) 1933 г. сосед Хайдеггера, ординарный профессор медицины фон Мёллендорф, пришел к Хайдеггеру и попросил его баллотироваться на новых выборах ректора» [Бибихин 1991, 166]. В начале мая так оно и было (кроме того, другие коллеги тогда же обращались к Хайдеггеру с подобными просьбами). Но коллеги не знали о других фактах[ix] (к 100-летию Хайдеггера они уже были зафиксированы в ряде документов), а именно: к началу мая вопрос о хайдеггеровском ректорстве, о его вступлении в партию Гитлера был уже решен, согласован с «высокими инстанциями» стараниями университетских нацистских покровителей Хайдеггера – и всё, несомненно, произошло с согласия Хайдеггера, что также подтверждено соответствующими материалами. Итак, Бибихин совсем не касается вопроса о том, какую борьбу против «ярко выраженного демократа фон Мёллендорфа» развернули близкие к Хайдеггеру пронацистски настроенные преподаватели и студенты, а также не ссылается на тот факт, что Мёллендорф добровольно ушел с поста ректора, ибо не мог присоединиться к уже ясной нацистской, в том числе антисемитской, университетской политике (см.: [Отт 1988, 139]). А ведь к моменту написания В. Бибихиным статьи эти и подобные факты были известны и документированы, но им почему-то проигнорированы.

Подобным образом (к 1989 г.) обстояло дело с целым рядом фактов и суждений, касающихся хайдеггеровского антисемитизма. Авторы, которые сочли своим долгом и тут «вступиться» за Хайдеггера, особенно французские, акцентировали (вслед за ним самим) реальные факты, свидетельствующие «в пользу» философа. Когда Хайдеггер стал ректором во Фрайбурге (т.е. после того как он произнес свою «тронную» ректорскую речь и уже после его, как выразился Гуссерль, «театрального вступления» в нацистскую партию), он не присоединился ко всем антисемитским распоряжениям и выходкам дорвавшихся до власти нацистских главарей и «молодчиков» из студенческих организаций. Это – факт. Но его позиция была – и не могла не быть – в высшей степени противоречивой. Ибо какие-то антисемитские распоряжения новоявленному ректору приходилось выполнять (вопреки своей позиции или в согласии с ней – порой неясно). Обо всей этой противоречивости убедительно говорят известные к 1989 г. и появившиеся в более поздние годы исторические свидетельства. Но некоторые тогдашние и современные авторы, «защитники» Хайдеггера, фиксируют лишь факты, говорящие в его пользу. Так было раньше – и так же обстоит дело сегодня.

Дебаты 2014 г. об антисемитизме Хайдеггера

Теперь зарисуем – с использованием материалов из интернета и других, прежде всего, опубликованных в периодической печати источников – уже обнаружившуюся полярность суждений об антисемитизме Хайдеггера, насколько они касаются «Черных тетрадей».

Один блок материалов относится к самому началу 2014 г., когда 94–96 тома Собрания Сочинений (GA) Хайдеггера еще не вышли из печати, но, как мы упоминали, со стороны издателей имела место намеренная «утечка информации». То, что материалы (какие и в каком объеме, мне неизвестно) П. Травны передал преимущественно французским философам, имело существенное значение: немалое их число (и прежде, и в наши дни) весьма серьезно и в целом позитивно (по большей части не ввязываясь в социально-политические споры) относилось к философской мысли Хайдеггера, и их позиция в сегодняшних дебатах была как бы предопределена. Однако и то, что французских хайдеггероведов иные пассажи из «Черных тетрадей», по крайней мере, не приведут в восторг, было прогнозируемо (так оно и случилось, но об этом позже).

При таких предпосылках поступок П. Травны даже расценивался как тактический ход: пускай-де пошумят, поспорят, а потом убедятся, что все выглядит не так уж страшно, ибо спорных высказываний совсем мало, да и они философски сложны. Иными словами, как написано в одном из откликов, был расчет: информационная бомба сработает шумно… и тем частично обезвредит сама себя. Такое подозрение в адрес Травны поддержать не могу. Ведь он (разумеется, досконально знавший и знающий как вышедшие, так и готовящиеся к печати «Черные тетради») заранее высказал свое суждение: антисемитизм Хайдеггера в них, вне всяких сомнений, зафиксирован.

Вернемся к разбору мнений, высказанных до того, как 94–96 тома поступили в продажу. Среди них было немало предрешающих суждений: ничего нового, считали отдельные участники дебатов, опубликованные тома нам не скажут… Вот пример – Анн-Катрин Симон (Die Presse. 08.01.2014) пишет: «Что действительно есть у Хайдеггера? До сих пор известны лишь немногие, вырванные из контекста обрывки фраз (в тот момент это было совершенно верно. – Н.М.). Петер Травны, во всяком случае, думает, что найдено доказательство “бытийно-исторического (seynsgeschichtlichen)” антисемитизма… Но что скажут три-четыре предложения из многих тысяч страниц, которые написал и опубликовал Хайдеггер? И сколь весомы они для оценки сложного отношения Хайдеггера к антисемитизму? <…> А что Хайдеггер и в человеческом, и в политическом отношениях не был образцом – это не новость. Что может изменить в этом пара страниц? Возможно, скоро обнаружится, что разумное суждение высказала Сильвиана Агасински [x], которая также читала пассажи из “Черных тетрадей”: “Мы уже давно знаем все, что нам надо знать об этом”» [Симон 2014]. Признаться, слышать подобное в теоретических, пусть и практически значимых дискуссиях как-то странно… Но то, что такие суждения высказываются именно во Франции, в свете предыдущих разъяснений представляется неслучайным.

Один аргумент заслуживает специального разбора, ибо он повторяется и стал своего рода типовым. Дескать, на одной чаше весов – много тысяч страниц публикаций Хайдеггера, на другой – несколько страниц его сомнительных формул: даже если последние будут признаны антисемитскими, что перевесит? Думается, с одной стороны, такой подход фактически, и уже много лет, «работает». Ибо и споры о национал-социалистической ангажированности Хайдеггера и о других его социальных промахах в конечном счете не поколебали устоявшееся суждение о нем как выдающемся мыслителе XX в. Но ведь это с одной стороны. С другой – о национал-социалистической ангажированности Хайдеггера говорили, говорят и будут говорить, и значит, это проблема, которая ни в коей мере не перечеркивается и не снимается  всеми внутрифилософскими заслугами Хайдеггера.

Подобным образом обстоит дело с антисемитизмом. И снова предстоит задуматься над тем (здесь, полагаю, вопрос всех вопросов), почему философия Хайдеггера так непоправимо «пробуксовывает» в подобных острых и далее обостряющихся социально-политических вопросах? К пониманию этого обстоятельства, как и связанных с ним коренных «бытийных» вопросов (относящихся к истокам «Kehre», поворота, осуществленного поздним Хайдеггером), «Черные тетради» добавляют немало нового. Возникшие дискуссии по этой теме не новы и, как говорилось восходят к прежним десятилетиям, но в них высвечиваются весьма интересные повороты. Например, по-особому зазвучали сегодняшние высказывания тех хайдеггероведов, которые и прежде работали над сходными темами. Один из откликов подобного рода исходит от известного французского философа Франсуа Федье, который в работе 1988 г. «Хайдеггер: анатомия скандала» [Федье 1988] выступил против уже упомянутой книги Виктора Фариаса «Хайдеггер и нацизм». Федье попытался распутать клубок противоречий, к тому времени накопившихся в вопросе об антисемитизме Хайдеггера. И хотя работа была проведена очень скрупулезная, у Федье она была подчинена одной заранее поставленной цели: показать, что Хайдеггер все же не был антисемитом.

Тем интереснее было узнать, чтó же сказал Федье по поводу «Черных тетрадей». 18 января 2014 года, т.е. за пару месяцев до поступления новых томов в продажу, популярная немецкая газета «Die Zeit» организовала, а затем опубликовала интервью с Федье своего корреспондента Георга Блюма. (Мое впечатление: Федье не продемонстрировал подробного знакомства с этими текстами; по большей части о них упоминал интервьюер! Иными словами, реакция Федье должна была быть вполне прогнозируемой. И все же по вопросу об антисемитизме его мнение изменилось.)

Приведу отрывки из интервью:

«Die Zeit: Господин Федье, Хайдеггер – антисемит? Вы всегда горячо оспаривали это, но теперь Вам доступны отрывки из “Черных тетрадей” немецкого философа; и даже для немецкого издателя Петера Травны, как представляется, исчезли сомнения в антисемитских исходных позициях Хайдеггера.

Федье: Конечно, ставшие теперь известными высказывания Хайдеггера о еврействе (das Judentum) и “евреях” предстают как шокирующие (уже ценное признание. – Н.М.). Но сам он в его время не мог воспринимать их как чудовищные (курсив мой. – Н.М.) И если я сегодня что-то скажу о “евреях”, например об их юморе или их духовности – не столкнусь ли я тотчас и гротескным образом с той опасностью, что меня будут считать антисемитом? <…>

Die Zeit: Но придумывать, что евреям присуща “жесткая ловкость расчетливости и спекуляции” – разве это не вздор, даже очень опасный вздор?

Федье: Это не антисемитское положение. Ведь концепт “des Riesigen” – центральный для Хайдеггера в 30-е гг.; для него это характеристика современного мира, который он именует “миром, утратившим мир” (Welt der Weltlosigkeit). Когда он говорит о том, что уже очень рано сложилась утрата мира еврейством, то он рассматривает еврейство как первую жертву этого Riesigen. Травны интерпретирует дело противоположным образом: как будто еврейство было первоосновой des Riesigen.

Die Zeit: Но остается фатальный привкус всеобщего осуждения еврейства».

Я сознательно привела в пример эту часть дискуссии журналиста и хайдеггероведа, чтобы читатели  почувствовали: вне целостного контекста «Черных тетрадей» понять и конкретный смысл, и даже направленность отдельных, новых для нас положений Хайдеггера чрезвычайно сложно.

Итак, в сложившихся условиях дискуссия шла как бы «задом наперед». Поэтому, быть может, следовало дождаться опубликования самих томов и серьезных профессиональных – и одновременно не заумных, а доступных более широкой публике – разъяснений того содержания, которое встречает нас на сотнях страниц «Черных тетрадей»? А  потом, уже внутри этого целостного контекста, оценивать смысл формул, касающихся национальностей? И притом относимых не к одной только еврейской нации, а и к другим национальным «началам», обсуждаемым в «Черных тетрадях» (немецкому, английскому, американскому, а также – что нам, в России, особенно интересно – русскому «началам»). Это, разумеется, сложный и небыстрый процесс, но другого – для содержательного обсуждения проблем – не дано. (Такая тактика, кстати, не обязательно освободит Хайдеггера от обвинений в антисемитизме.)

Решиться на подобную последовательность изучения материала и реакций на него – и значит принять участие в складывании того типа публичного обсуждения философских проблем и философских сочинений, который затребован нашим временем. Одно надо сказать сразу: интерес широкой публики к наследию философа (в данном случае – Хайдеггера) – событие,  которое в целом не только отрадно для философов по профессии, но имеет существенный общий смысл: люди, со всех сторон атакуемые через средства массовой информации бездуховными «продуктами», проявили тем не менее интерес к духовным предметам, пусть и очень сложным. Что касается российских условий, то для них характерно полное отсутствие общенациональных форумов публичного обсуждения философских проблем, подобных тем, которые существуют в других странах. Равнодушие прессы и TV-программ к философским проблемам и событиям, обсуждаемым во всем мире, – абсолютное…

II

Общефилософские основания и главные понятия
“Черных тетрадей”; суть Нового времени и
характеристика «национальных начал»

Объединения и сообщества, работа которых – исследование философии Хайдеггера, с момента появления первых споров о «Черных тетрадях» обнаружили понятную заинтересованность в том, чтобы новые тома его сочинений подверглись комплексному, контекстуальному и широкому обсуждению. Международное Хайдеггеровское общество (Martin Heidegger-Gesellschaft) еще до выхода в свет 94–96 томов сообщило о своей позиции: «Через прессу тем временем стало известно, что тома Собрания сочинений Мартина Хайдеггера с “Черными тетрадями”, которые должны быть опубликованы весной 2014 г., содержат антисемитские пассажи. Эти пассажи следует датировать тридцатыми и ранними сороковыми годами. Чтó они в точности означают для мышления Хайдеггера, можно сказать лишь в том случае, если будет возможность читать их и интерпретировать в контексте (курсив мой. – Н.М.). Вследствие этого содержательно обоснованное обсуждение возможно только тогда, когда первые тома “Черных тетрадей” будут опубликованы. Хайдеггеровское общество будет способствовать научному и публичному обсуждению “Черных тетрадей” и будет делать все возможное для того, чтобы это обсуждение было максимально широким и проводилось без всякой апологии. Соответствующие инициативы общества запланированы на 2014 г.» [Мартин Хайдеггер-Гезельшафт 2014 web].

Прошло несколько месяцев. Среди моря суждений появились лишь очень немногие отклики, авторы которых брали нашумевшие сентенции Хайдеггера уже «в контексте», да и вообще брали в руки вышедшие тома… Далее предлагается одна из попыток толкования «в контексте» и на основе изучения 94–96 томов, но и она – из-за большого объема материалов – может быть только предварительной.

Увы, с самого начала приходится обрушить на читателей уйму трудностей. Ибо нельзя не предупредить: на пути понимания как общих философско-исторических (о сути Нового времени), так и специальных формул Хайдеггера, например, отнесенных к тем или иным “национальным началам” (еврейскому – das Judentum, немецкому – das Deutschtum, русскому – das Russentum) стоят слова и понятия, которые, с одной стороны, красной нитью проходят через все общие и частные формулировки, а с другой – отнюдь не всегда понятны даже людям, знающим немецкий язык и так или иначе причастным к толкованию прежних хайдеггеровских текстов. Ибо они – что для Хайдеггера, впрочем, вообще характерно – хотя и не изобретены философом, потому что взяты из обиходного языка, но в своем терминологическом содержании и применении “переизобретены” и перетолкованы именно им.

Отсюда – специфические философско-лингвистические и одновременно чисто философские трудности, без преодоления которых не обойтись и в разрешении которых хайдеггероведы могут и должны помочь читателям, предварительно разъяснив смысл (по крайней мере) центральных терминов, применяемых в подобных текстах. Не лишне раскрыть также и совершенно особую «механику», «технику» их складывания, ибо она тоже построена на сложных процедурах хайдеггеровских перетолкований.

Machenschaft(en)

Частота употреблений слова «Machenschaft(en)» в «Черных тетрадях» – исключительная. Варианты его применения, которые акцентирует Хайдеггер, хотя бы словарно понятны тем, для кого немецкий – родной язык. Но и их ожидает немало сюрпризов в связи с терминологическим перетолкованием, предпринимаемым Хайдеггером. А вот иностранцам тем более требуются предварительные и основательные пояснения. За помощью в словарных разъяснениях смысла «Machenschaft» и его производных (как и других профильных слов)[xi] лучше всего обращаться к большим немецким (толковым) словарям. В одном из них даются такие пояснения: «“Machenschaften” – планы и действия, по большей части тайные, с помощью которых делают нечто дурное (Böses) и при этом извлекают для себя преимущества (темные, дурные, преступные “Machenschaften”)» [Лангеншайдт Гроссвёртербух 1993, 628].

Подобно этому «Macher» – тот человек или люди, которые весьма активно, проявляя «инициативу» и смекалку, самостоятельно или с помощью других лиц в своих действиях переворачивают «с ног на голову» позитивные, благие идеи (см.: [Там же]).

Здесь надо с самого начала держать в уме важнейший, притом вполне реальный факт, который, как мы увидим, проигнорировал Хайдеггер: наряду с подобными чисто негативными коннотациями (и, видимо, прежде их и куда более массово по объему) и корневое слово «machen», и производные от него всегда употреблялись и употребляются прежде всего в позитивном, фундаментальном жизненном значении.

Немецкому «machen» в русском языке соответствует уйма вполне позитивных значений: что-то делать, изготовлять, выполнять какую-либо работу, приводить что-либо в порядок и т.д. В сочетании «machen» с другими словами и в возвратной его форме (sich machen) появляются целые гнезда тоже позитивных словосочетаний (например, sich einen Begriff von etwas machen – составить себе представление, понятие о чем-либо, причем в принципе достоверное). Так и употребление «-macher» в составе сложных слов часто дает понятия, обозначающие какой-либо полезный вид деятельности: Schuhmacher – сапожник, обувщик, Uhrmacher – часовщик, Hutmacher – шляпник и т.д. Правда, параллельно имеется ряд словосочетаний негативного значения: с употреблением «machen»  – jemandem Angst machen (нагнать страху на кого-либо), sich lächerlich machen (делать из себя посмешище), sich verhaßt machen (вызывать к себе ненависть) и т. д.; с употреблением «-macher» как части сложного слова – Karriermacher (карьерист), Krachmacher (скандалист), Panikmacher  (паникёр), Geschäftemacher (делец, коммерсант, воротила) и т.д. Именно негативные смыслы Хайдеггер берет на вооружение, когда формирует – на философско-историческом уровне – свой термин «Machenschaft».

Чрезвычайно важно: среди хайдеггеровских характеристик Нового времени понятие «Machenschaft(en)» играет решающую роль, в том числе «организуя» вокруг себя другие (рассматриваемые далее) понятия. Новое время в описании Хайдеггера в целом предстает как «Zeitalter der Machenschaft» (эпоха, эра «Machenschaft»). Более того, в эту эпоху, по Хайдеггеру,  имеет место неуклонное возрастание и без того огромной власти Machenschaft. В конечном счете его растущая неодолимая сила по существу обеспечивает всевластие Machenschaft(en). В формулировках Хайдеггера на эту тему Machenschaft(en) превращается чуть ли не в действующее лицо, которое «стремится» (!) «закабалить» все, что есть и что происходит в мире, сделать планетарной свою «расчетливость» (Berechnung). Следствиями всевластия Machenschaft являются в изображении Хайдеггера «Vermenschung des Menschen in das Tier» (превращение человека в животное), «Vernutzung der Erde» (истощение земли), «Verrechnung der Welt» (просчет по отношению к миру) (см.: Überlegungen XII, 76 [Хайдеггер 2014^в, 52])[xii]. Как можно заметить, широко применяются Хайдеггером слова с приставкой «Ver-», означающие деградацию чего-либо – вплоть до полной гибели. В конечном же счете, т.е. в общефилософском итоге, все сказанное означает, в стилистике Хайдеггера, опустошающее уничтожение (Verwüstung-) всякой возможности включить измерение бытия в высоком смысле (Seyns) в человеческую деятельность [Там же, 80]. (Более конкретные, но столь же эпохальные  – губительные, по Хайдеггеру, – проявления всевластия Machenschaft далее будут рассмотрены особо.)

Понятие «Machenschaft» – емкое, многослойное, суммирующее, объемлющее.

Приведу цитату из весьма своеобразного отклика от 10.05.2014. Его автор – Тимотеус Шнайдеггер, создатель альтернативного журнала «Lichtwolf – Zeitschrift trotz Philosophie» (т.е. «Журнала вопреки философии»), написал иронически-издевательское эссе, посвященное «Черным тетрадям» и состоявшимся дебатам [Шнайдеггер 2014 web]. Тома Хайдеггера он – один из немногих – уже успел изучить вдоль и поперёк. Вот как, приводя многочисленные ссылки, он резюмировал смысл хайдеггеровского понятия «Machenschaft»: «“Die Machenschaft” сводит всё на потребности и интересы (GA 94, 331 f., GA 96, 125 f, 130), чтобы снова всё вместе и по отдельности (jeden) пристегнуть к их удовлетворению. Machenschaft проявляется в мировой суете (Hektik) современного массового общества (GA 94, 272–274, GA 96, 56), в разрушении земли и диктате выгоды (GA 94, 319), в “делячестве (Geschäftsmachen) без смысла и цели” (GA 94, 2, 316). При таких условиях Хайдеггер больше не ставит перед собой руководящий вопрос о бытии (GA 94, 289)…» [Там же]. В конце концов «имеется только полезное, как просто сущее» [Там же]. Существенны указания на то, что подобные ориентации (по Хайдеггеру) восходят к античности, заостряются Декартом и завершаются в нововременной метафизике Гегеля и Ницше (GA 95, 310–313); они проводятся в гуманитарном знании, скажем, в истории, которая (пример: история искусств, лишенная “осмысления”, besinnugslos) сведена к технике и переживанию. «“Лоэнгрин” и танк в пределах Machenschaft – одно и то же (GA 95 133, 134–137)» [Там же].

Дополним характеристики “Machenschaft” некоторыми частными деталями, которые акцентирует Хайдеггер.

Особый облик, рассуждает он, Machenschaft приобретает, когда эта всемогущая сила говорит о самой себе – это, собственно, создание «великого шума» (riesiger Larm[xiii]) – а когда надо, наоборот, «великого замалчивания» (Er-schweigung). «Репортажи», организуемые именно со стороны Machenschaft, – это, по выражению Хайдеггера, «планетарный миф в духе заключительного этапа Нового времени». Хайдеггер издевается над такой, например, приметой: «…мир самого отдаленного немецкого крестьянского хозяйства определяется уже не тайной времен года, обусловленных природой, но иллюстрированным листком с изображениями… боксеров или гонщиков или прочих “героев” дня (курсив мой. – Н.М.). Здесь дело идет не только о разрушении “нравственности” (Sittlichkeit) и приличий, но о метафизическом процессе – о процессе уничтожения всякой возможности [подлинного] бытия (Seyns) в мире состряпанного, в сфере Machenschaft устрояемого и представляемого сущего. К электрическому плугу и к (моторному) велосипеду, который за час доставит в ближайший большой город или деревню, здесь принадлежен по-американски сделанный иллюстрированный листок, принадлежно уподобление нравов обитателей гор нравам спортивных заведений и баров больших городов» (Überlegungen XII, 79, 80 [Хайдеггер 2014^в, 54]). А ведь тогда все это только начиналось. Но Хайдеггера пугала – вполне оправданно – неприглядная историческая перспектива, по всему миру ставшая сегодняшним днем.

Следом за этим наброском идет серьезное и опять-таки оправданное обобщение. «Просвещение, деспотизм, безграничное оглупление: они  поняты метафизически в единственном процессе – это лишение корней в бытии (Seyn), подмена истоков развертыванием власти, направленность на самоудовлетворение представленного – и везде господство сущего (des Seienden)» [Там же, 81]. И именно потому, что слово «Machenschaft(en)» в целостном контексте рассуждений Хайдеггера не просто исключительно часто употребляемое, но емкое, многоаспектное и многослойное, предпочитаю не переводить его одним русским словом (например, «делячество» или «махинации»), а сохранять в оригинальном немецком написании, надеясь на то, что читатели будут держать в уме всю устанавливаемую здесь и далее совокупность значений[xiv].

Главная «манипуляция», которую Хайдеггер (не расшифровывая ее) производит с центральным для него понятием «Machenschaft” (точно так же, как и с другими понятиями такого рода, что будет показано несколько позже) состоит в следующем: все позитивные значения и коннотации, по сути дела, отодвигаются в сторону, не принимаются во внимание, в итоге просто перечеркиваются – как если бы обозначаемых ими реальных явлений вовсе не было, нет и не будет в истории… Такие «манипуляции», как я считаю, – теоретически недобросовестные, тенденциозные, идеологизированные. Раскрыть их суть и подоплеку лучше всего после того, как мы охарактеризуем другой ряд слов, тоже принципиальных для «Черных тетрадей».

Rechnerische

Это, например, словосочетания со словами от «rechnen», которые Хайдеггер тоже весьма часто употребляет как для определения существа эпохи Нового времени, так и для характеристики еврейской нации. Слова этой семьи – также в высшей степени распространенные в немецком языке. «Rechnen» означает считать, вычислять, рассчитывать; «das Rechnen» – счет, арифметика; «rechnerisch» – вычисленный, расчетливый и т.д.

Коварство здесь (как и в случае “machen” – “Machenschaft”) в том, что от слов, обозначающих повсеместные действия, распространенные среди всех (нормальных) людей всех времен (конечно, исторически и цивилизационно варьирующиеся, все более усиливаемые благодаря специальной технике),  произведены – и в том же обыденном языке – слова, которые маркируют уже не деятельность, связанную с честным выполнением соответствующих функций, а ту, что направлена на корыстный обман, прямое жульничество, вплоть до противозаконных «счетно-расчетных» махинаций. Такие смыслы, разумеется, не выдуманы Хайдеггером.

В текстах «Черных тетрадей», где Хайдеггер посягает на определение сути и глубинных тенденций Нового времени, слова этой семьи, употребленные преимущественно, если не исключительно в негативном значении – как и в случае Machenschaft, – поистине господствуют. При этом в толкованиях философа оба ряда, естественно, взаимосвязаны, ибо «махинаторство» – чем дальше, тем больше – опирается на всяческие «счетно-расчетные» (rechnerische) жульничества.

Неверно было бы спорить с Хайдеггером, когда он подчеркивает: подобные негативные действия принимают – по ходу истории Нового времени – все бóльшие, даже универсальные (в сегодняшнем словоупотреблении – глобальные) масштабы и приобретают все более разрушительный характер.

Но пройти мимо некоторых изначальных (теоретических, понятийных, но и практически значимых) манипуляций, которые выявляются в текстах «Черных тетрадей», со словами, производными от «rechnen», никак нельзя. И это тем более важно, что они тоже постоянно  присутствуют в «формулировках», относимых к еврейской нации (о них ниже).

Манипуляции Хайдеггера – и в случае «machen», и в случае производных от «rechnen» – состоят в двойном  перетолковании-смещении. Первое заключается в том, что из содержательных смыслов, которые означают противоречивую взаимосвязь слов позитивного и негативного рядов (а она выражает столь же противоречивую взаимозависимость сторон реальных действий) берутся и обособляются слова-понятия негативного ряда. Второе смещение – в  том, что явления, ими обозначаемые, «проецируются» – именно в качестве предварительно обособленных резко негативных тенденций – прежде всего на изображение главных черт эпохи Нового времени, а также «внедряются» в «сущностные» определения отдельных наций и национальных объединений.

Полагаю (и постараюсь раскрыть это подробнее в дальнейшем анализе), что здесь – в таком «двойном» движении – кроются истоки теоретической и социальной неудовлетворительности концептуально-понятийных оснований, а также формулировок «Черных тетрадей», отнесенных к отдельным нациям.

Например, применительно к счетно-расчетной («rechnerische») деятельности Хайдеггер (несмотря на его зоркость в отношении негативных исторических тенденций) утрачивает, по моему мнению, требуемый от теоретика целостный баланс философско-исторического взгляда и подхода. Ведь Хайдеггер изначально перечеркивает перспективный характер такой деятельности, неотъемлемый от совокупной исторической практики. И тут он совсем не принимает во внимание важный ряд (несомненно, известных ему) исторических фактов. Ведь, по сути, перечеркивается также и несомненно позитивное значение (как для «жизненного мира» отдельных людей, так и для их сообщества, а стало быть, для развития всей истории, включая Новое время) повседневного и повсеместного, притом квалифицированного совершения бесчисленных операций счета, подсчета, расчета, производимых без заведомого и намеренного обмана. Перечеркивается и роль (строгой) проверки и контроля таких действий и процедур. Все сказанное способствует в реальной истории, во-первых, формированию – во имя квалифицированного выполнения такого рода функций – особых профессиональных групп (от бухгалтеров до математиков, сегодня – программистов высокого класса). Во-вторых, для облегчения деятельности людей, связанных со счетно-расчетными  («rechnerischen») функциями, уже на заре Нового времени возникает, а потом совершенствуется целый мир технических устройств. Конечно, Хайдеггер знает обо всех подобных фактах, обстоятельствах, исторических процессах. Но его особо впечатляют и становятся центральными акцентами его теории только негативные стороны и последствия описанных процессов, которые он – надо отдать ему должное – поистине дально-зорко улавливает, как никто другой из философов, в долгосрочной (в том числе, к середине XX в. еще неясной) масштабности и исторической перспективе.

Bodenlosigkeit

Теперь еще об одном понятии, существенном для Хайдеггера, для «Черных тетрадей», – «Bodenlosigkeit» (тоже активно задействованном, мы потом увидим это, при «конструировании» им характеристик еврейской нации). Произведен термин «Bodenlosigkeit» от обиходного слова «bodenlos», которое  имеет следующие словарные значения: 1) бездонный; 2) неимоверный, неслыханный – и присоединяет негативные коннотации к другим словам. Но поскольку первое значение корневого слова «Boden» – почва, земля, а частичка «-losig» означает лишение чего-либо, то прежде всего напрашивается такое толкование: «Bodenlosigkeit» – это беспочвенность действий, отсутствие корней и (подлинных) целей.

Именно этот оттенок, по сути дела, использует и значительно усиливает Хайдеггер. Он размышляет (во многих местах «Черных тетрадей») о всяческих «-losigkeiten» в нововременной период истории, а в конечном счете, об «утрате» самой истории. Тогда речь идет также о потере мира – Weltlosigkeit. Хайдеггер уточняет, что Weltlosigkeit воплощается в самых различных и противоречивых гештальтах (формах и образах), демонстрирующих «крайнюю враждебность и жажду разрушения» (Überlegungen VIII, 5, 9 [Хайдеггер 2014^б, 96]). И в такого рода формулах-констатациях этот философ, к несчастью, прав  – не только применительно к своему, но и к нашему времени.

Das Riesige

Еще одно профилирующее категориальное слово в текстах «Черных тетрадей» – это «das Riesige», сплетенное с другими словами, прежде всего со всеобъединяющим «Machenschaft». Оно тоже с трудом поддается переводу – если стремиться к передаче целостного, многозначного смысла с помощью одного слова – и, как и в ранее описанных случаях, произведено от гнезда обиходных слов. «Riesig» как прилагательное означает «колоссальный», «гигантский», «исполинский»; в качестве первой части составных слов «Riesen-» превращает все в огромное, колоссальное, гигантское («Riesenkraft» – богатырская сила; «Riesenappetit» – волчий аппетит; «Riesenbetrieb» – гигантское предприятие и т.д.). Хайдеггер делает из «das Riesige» философско-теоретическую категорию, имея в виду объединить многие смыслы: прежде всего устремленность людей (Нового времени в первую очередь) ко все более масштабному и грандиозному. Безразлично в чем – в производстве, потреблении, строительстве, завоевании земель, в техническом «делании», причем также в областях, где всегда ценилось оригинальное, штучное.

Специалисты отмечают, что это понятие Хайдеггер употреблял еще в «Бытии и времени». Это верно, но в «Черных тетрадях» многое объяснено и акцентировано по-новому. Вот одно из таких новых разъяснений: «Das Riesige, что принадлежит к сущности Machenschaft, – это не налично грандиозное; в этом случае оно остается маленьким, пустым и бессильным. Огромное (das Riesenhaften) состоит в утрате меры (Maß-losigkeit) – продолжающей маскировать себя и постоянно подстерегающей [нас] – во всем том, что становится «сущим» (Seiend). Всякое преувеличение [масштабов] становится толчком и мнимым правовым основанием следующего нарушения меры; и оно всякий раз полностью связно с расчетом, но постоянно впряжено во что-то собственно действенное: опасность связанной с решением, но сверху поддерживаемой (процедуры) нарушения меры (Maßlosigkeit) – в воспламенении такого нарушения по отношению ко всему, что имеется там и здесь, по всей цепочке (durch alles durch), в неохватности всего этого расчета применительно к расширяемому полю неподдающегося расчету, видимости соразмерности праву любого шага того лишенного меры, которое себя расширяет, находчивость, с которой эта лишенность меры “воодушевляет” все предполагаемые полагания и побуждения [поступки], и соответствующая навязчивость в опубликовании всякого успеха… несвязанность внутри видимости строжайшей связи – названная “Ausrichtung” (организация вокруг чего-либо. – Н.М.) –  все это  суть знаки Machenschaft, распространившейся на безусловное (Unbedingte)» (Überlegungen XIII, 55–56 [Хайдеггер 2014^в,117–118]).

На самом деле удивительно, насколько точно Хайдеггер разглядел даже детали нашего времени, бесчисленными примерами из которого прекрасно проясняется смысл этой одной из центральных для «Черных тетрадей» категорий – «das Riesige». Смысл понятия не только и не столько в том, что к «огромному», «гигантскому» (стало быть, весьма дорогостоящему) тяготеют, на закате Нового времени, все страны (причем и бедные, часто нищие страны напрягают последние силы и ресурсы для организации тех или иных широкомасштабных, maß-losen – т.е. утративших меру – мероприятий, рекордных по размаху и размеру действ и построек, побуждающих к новым «рекордам»). Хайдеггер верно полагает: суть таких «фасадов» все же в другом, а именно в социально-исторической цепной реакции: одно превышение меры как бы толкает к другому безмерному, снабжает его неким правом (и верно, что мнимым, но исправно работающим). Да и все другие детали, о которых говорит Хайдеггер, столь точны, как будто они списаны «с натуры», причем скорее не хайдеггеровского времени, когда они только складывались, а дня сегодняшнего, когда они стали массовыми. Как ему удалось подсмотреть у будущего самые конкретные процедурные детали, непостижимо…

Именно «по Хайдеггеру» можно даже предусмотреть структуру звеньев и процедур любого намечаемого хорошего дела. (Например, государство отпустило средства на реставрацию домика под нынешним Калининградом, в котором бывал Кант, для небольшого центра встреч кантоведов и заинтересованной публики. И сразу возникает угроза того, что это чисто мемориальное и в хорошем смысле камерное дело обрастет организациями, звеньями лиц, фирм, которые «раздуют» специальный проект до нарушающих всякую меру масштабов и превратят его – конечно же, при попустительстве и участии чиновников – в очередной развлекательно-торговый центр…) Впрочем, сходные явления и проявления Riesigen сегодня видны повсеместно, на каждом шагу и невооруженным глазом.

Дело не только в крупных проектах, а и в обычной, повседневной жизни. Так, по всему миру люди, «сделавшие большие деньги», хотят денег не просто бóльших, но грандиозных; миллионеры стремятся стать миллиардерами, а те – супер-миллиардерами (которых прославляют по всему миру разные журналы и телеканалы). Состоятельные люди строят большие дома, но хотят все бóльших. То же относится к машинам, яхтам, частным самолетам и т.д. Подобные устремления становятся массовыми, ибо пропагандируются ежедневно и ежечасно, и простые люди тоже устремляются в гонки, куда как часто несовместимые с их средствами, а главное, с нормальной жизнью, ибо построены по принципам «das Riesige»: все больше, все быстрее… В образовании, в культуре, искусстве – увы, то же самое.

Итак, Хайдеггер не только прав, но, как говорилось, дально-зорок в описании этих поистине роковых социально-исторических, сегодня – общецивилизационных негативов. Роковые они потому, что дублируются в сферах, где следование принципу «das Riesige» ведет к созданию все более опасных вооружений. Потому, пожалуй, именно перед нами развернулись – и более выпукло, чем перед современниками Хайдеггера, – все опасности Machenschaft, в данном случае связанные с das Riesige.

Теперь – после того как введены и разъяснены центральные для «Черных тетрадей» категории, применяемые Хайдеггером для осмысления эпохи, – должны быть разъяснены в их содержании и смыслах те характеристики, которые философ относит к «сущности» еврейской нации (как и некоторых других наций).

Но прежде чем привести их, надо специально подчеркнуть необходимость учета с самого начала двух сопредельных содержательных факторов. О первом уже шла речь: характеристики отдельных наций, обвинительные или просто критические по их сути, – это производное, частное, выведенное из общего, т.е. из фундаментальных «обвинений» Хайдеггера в адрес целой эпохи – Нового времени.

Второй фактор: негативные характеристики, «присваиваемые» еврейской нации, часто повторяются (мы это увидим) и в разговоре о других национальных единствах. При этом негативные формулы, особенно связанные с всяческими «-losigkeiten», отнесены Хайдеггером также и к собственной нации, к «немецкому началу» (das Deutschtum). Конечно, это сказано мною не в оправдание антисемитских обертонов в текстах Хайдеггера, а во имя точного, полного описания и понимания общей  картины.

Хайдеггер о «еврейском [национальном] начале» (das Judentum) и
«мировом еврействе»

Приведу конкретные высказывания Хайдеггера о «еврейском [национальном] начале» (das Judentum). Полагаю, что это необходимо для контекстуального обсуждения вопроса, являются ли (разбросанные по текстам трех томов) формулировки антисемитскими?

«Евреи, – пишет Хайдеггер, – издавна живут, обладая подчеркнуто расчетливой (или расчетной. – Н.М.) одаренностью (bei rechnerischen Begabung), и уже соответственно расовому принципу, почему они также резким образом обороняются от неограниченного использования этой способности. Устроение (Einrichtung) расистского взращивания возникает не из самой жизни, а из того, что жизнь подчинена власти Machenschaft» (Überlegungen XII, 82 [Хайдеггер 2014^в, 56])[xv].

К приведенной формулировке Хайдеггер присоединяет и другие – и их смысл, значение лучше всего уясняется, когда они взяты в их совокупности и именно контекстуально.

Так, говоря о разных уже известных нам «-losigkeiten» (Bodenlose, Geschichtslose и т.д.), Хайдеггер вклинивает в разговор негативные характеристики «еврейского начала». Вот соответствующие формулы: «И возможно, в этой “борьбе”, в которой просто борются вокруг утраты целей (Ziellosigkeit) и которая при этом может быть только искаженной формой “борьбы” – “побеждает” самая большая беспочвенность, которая ни к чему не привязывается, все делает только поставленным [себе] на службу (“das Judentum”). Но победа в собственном смысле, победа истории над [всем] утратившим историю, будет достигнута только там, где беспочвенное (Bodenlose) исключит самое себя…» (Überlegungen VIII, 8–9 [Хайдеггер 2014^б, 96–97] (курсив мой. – Н.М.).

Непосредственно за этим отрывком идет другое и тоже негативное высказывание: «Один из скрытых гештальтов des Riesigen и, возможно, старейших, – это жесткая ловкость, сноровка (Geschicklichkeit) в исчислении и спекуляциях, во всяческом хаотическом вмешательстве (Durcheinandermischens) – на чем и покоится утрата мира (Weltlosigkeit) в еврейском начале (Judentum)» (Ibidem [Там же]).

Группируя в характеристиках еврейской нации негативные «одаренности» (Begabungen), как и признаки всеобщих «-losigkeiten», Хайдеггер не мог, конечно, не вспомнить о других, уже вполне позитивных чертах, обычно увязываемых с «еврейским началом»: в занятиях наукой и искусствами, одним словом – в сфере культуры. Но и тут у Хайдеггера заготовлена нужная ему негативная, в конечном счете, интерпретационная рамка… «Присвоить себе “культуру” как средство власти и тем самым утвердить себя, ложным образом обеспечив [свое] превосходство, – это, в основе своей, и есть еврейский образ действий (Gebaren). Что из этого вытекает для культурной политики?» (Überlegungen X, 80 [Хайдеггер 2014^б, 326]). Какие «действия» для «культурной политики» нацизма «вытекали» из сходных, с позволения сказать, мнений и убеждений, мы уже хорошо знаем: «вытекал» геноцид еврейской нации… Вряд ли сам Хайдеггер нацеливал свою нацию именно на это. Но объективно, в реальной истории все ведь произошло по такому сценарию… А значит, напрашивается вывод о том, сколь пагубно для мыслителей хотя бы в теоретических, но опасных практическими последствиями формулах совпадать с крайними политическими силами, готовыми к всемирному насилию на национальной почве.

Имеются у Хайдеггера и формулировки относительно «интернационального еврейства» (internationale Judentum). Скажем, есть контекст, где он ведет речь о «завершении необусловленного Machenschaft как устранении по видимости “личной” и личностной деспотии Никто (des Niemand)», об отрезке истории, когда «власть ничто внедряется во внешнее…», когда «империалистско-милитаристские» и, наоборот, «человечно-пацифистские» способы мысли как бы «принадлежат друг другу». И во все это вклиниваются характеристики «международного еврейства». « … оба (названные выше. – Н.М.) способа мысли, – пишет Хайдеггер, – обслуживаются “международным еврейством”; и когда один способ взывает к другому и производит его, тогда делание “истории” по образцу Machenschaft сплетает всех игроков в одну сеть: в кругу Machenschaft имеются “смехотворные государства”, но также смехотворные культурные “деяния”» (Überlegungen XIII, 76, 77 [Хайдеггер 2014^в, 133]).

Часть характеристик, приписываемых Хайдеггером еврейской нации, особенно «мировому еврейству», включены в негативное описание «деяний» некоего исторического сплава: американизм, большевизм, «мировое еврейство». Вот почему сейчас надо ввести в разговор хайдеггеровское рассмотрение «английского» и «американского» исторического (и национального) измерений. И в рамках этих рассуждений Хайдеггера нам снова встретится его разговор о «еврейском начале».

Хайдеггер об английском и американском национальных началах

и о «мировом еврействе»

В публичных дебатах создавалось впечатление, что суждения Хайдеггера о еврейской нации, о «мировом еврействе» – самые негативные, несправедливые, крайние в своем «анти-» (здесь: антисемитизме). Между тем это не так. По моему впечатлению, не менее резкие анти-характеристики – притом распространяемые и на далекое будущее – выпадают на долю англичан и, особенно, американцев.

«Англичане уже три столетия назад простились со всяким сущностным началом. И тем, чем они больше не располагают, немцы не будут располагать еще и в следующие столетия (достается и немцам! – Н.М.). Из этой промежуточной пустоты возникает война, которая не есть существенная борьба, потому что она ведется из-за Ничто, [соразмерного] Ничтожному. Эта война проистекает из забвения бытия со стороны пришедшего к своему концу нововременного человека. Всякая цель, которая ему дана, не достигает самогó существенного. А американцы берут состояние ничтожности (Nichtigkeit) как обещание для своего будущего, так как они все приводят к ничто (zernichten) в видимости “счастья” Всех. В американизме нигилизм достигает апогея» (Überlegungen XIV, 91–92 [Там же, 224–225]). Несколькими строчками ниже Хайдеггер изрекает такое «пророчество»: «Самое раннее около 2300 года может снова возвратиться История. Тогда американизм исчерпает себя в силу избытка своей пустоты. Но до того человек будет делать свои еще непредвиденные шаги-вперед (Fort-schritte)[xvi] в ничто, не будучи в состоянии признать, и стало быть, преодолеть это пространство своего быстрого продвижения. Воспоминания о прошлом (Gewesene) и скрытом существовании (Wesende) будут все более смутными и запутанными… Некоторое кажущееся богатство войдет в историю затяжного окончания Нового времени из-за того, что в этом конечном состоянии цивилизованного варварства (! Курсив мой.– Н.М.) одни будут бороться за цивилизацию, другие – за варварство, но [обе стороны] будут делать это с той же манией расчетливости. Так возникнет соразмерная пустоте пустыня, которая полностью распространит  вокруг себя видимость никогда не существовавшей полноты» (Ibidem, 92 [Там же, 225]).

Удивительно, что в заметках, написанных уже во время войны (видимо, после нападения нацистской Германии на СССР), не антирусские, но антиеврейские, а также англо-американские высказывания Хайдеггера становятся особенно резкими, агрессивными. Приведу одно из них: «Почему мы узнали так поздно, что Англия – вне западного (abensländischen) поведения и может оказаться в таковом состоянии? Потому что мы только в будущем поймем, что Англия [тогда] начала учреждать нововременной мир, когда Новое время, и по самой его сущности, устремилось к развязыванию Machenschaft (в форме) совокупного кризиса земли. Но мысль о взаимопонимании с Англией в смысле распределения “привилегий” империализма не касается сущности исторического процесса, в коем Англия, теперь внутри американизма и большевизма и, следовательно, также и мирового еврейства (Weltjudentum), будет до конца вести свою игру. Вопрос о роли мирового еврейства – это не расистский, а метафизический вопрос о том виде человеческого (Menschentümlichkeit), который может быть разрешен в тесной связи с вопросом о выведении корней всего сущего из бытия (Sein), что и есть всемирно-историческая “задача”» (курсив мой. – Н.М.) (Ibidem, 121 [Там же, 243]). Итак, в негативистском толковании Хайдеггера «английское» и «американское» начала объединяются с «мировым еврейством», с большевизмом – и тогда, соответственно, всем трем «началам» вменяется в вину и даже в судьбу то, что они – главные носители и проводники всех «негаций» Нового времени: Machenschaften, счетно-расчетных махинаций( des Riesigen) а значит, и всяческих «-losigkeiten» этой разлагающейся эпохи.

Некоторые высказывания Хайдеггера этого времени, т.е. 1941 г. (они относятся к «Размышлениям» XV), – особенно резкие, если не разнузданные, хотя и прикрываемые всеобще-философской, «бытийной» риторикой. Пример: «Мировое еврейство, подзуживаемое выпущенными из Германии эмигрантами, повсюду невообразимое; и оно, при всяких расширениях власти, не нуждается в том, чтобы участвовать в военных действиях, в связи с чем нам только и остается, что жертвовать лучшей кровью лучших представителей собственного народа» (Überlegungen XV, 17 [Там же, 262]).

И тут не могу не дать свой комментарий. Насчет «подзуживания» выпущенных-де из Германии евреев: помнил ли Хайдеггер (такой вопрос оправданно задавали в дебатах) о спасавшихся бегством от нацистских концлагерей евреях (включая Ханну Арендт и других его учеников, прошедших через круги ада)? Или о «перемещенных» евреях, т.е. вытесненных, вывезенных, а не мирно «выпущенных» в другие страны, пока еще не погибших в концлагерях и гетто, но влачивших в них нечеловеческое существование?

В дебатах, кстати, постоянно и вполне справедливо упоминали о таком факте: Хайдеггер за всю последующую жизнь ни разу не вспомнил (хотя бы с грустью и сочувствием) о миллионах евреев, истребленных национал-социалистами. Что касается «участия в военных действиях» и принесения в жертву «лучшей крови лучших представителей собственного народа», то кто, как не нацисты, гитлеровцы, развязали мировую бойню, бросая в огонь войны, тем самым принося в жертву также и свой народ, обрекая на разрушение свою родину? Все эти вполне конкретные деяния никак нельзя списать просто на кризис Нового времени, на разные общеисторические «-losigkeit». Кстати, самые конкретные и мелкие замечания Хайдеггера, записанные в это время,– никак не лучше его «обобщающих» характеристик. Так, в (беглой) ремарке о речи (в начале войны с СССР) советского министра иностранных дел М. Литвинова, Хайдеггер не преминул заметить: «Вновь всплыл еврей Литвинов» (курсив мой. – Н.М.) (Ibidem, 120 [Там же, 242]).

Еще одно дополнение к вопросу об английском начале (опять же в контексте рассуждений Хайдеггера о сущности Нового времени и Machenschaft) – «Завершение Нового времени: в эпоху безусловной Machenschaft вся огромность (Riesenhafte) преступности выходит в сферу публичности под титулом “истинного”. Английская политика и вид ее осуществления есть прообраз конечного оформления Нового времени, движущегося к своему концу. В английском “духе” “знание” и “действование” давно перемещено в [сферу] посредственности расчета; метафизическая неспособность этого “духа” к существенным историческим решениям несомненна». И дальше Хайдеггер проговаривается о личной обиде: «Случайно ли, что мое мышление и [мои] вопросы последнего десятилетия единственно в Англии постоянно отклонялись – и также не было перевода [сочинений]?» И далее снова общие характеристики: «Совершенно безразлично то, является ли английская апелляция к морали лицемерной или она задумана “подлинно” (echt) в долговременном самообмане и самодовольстве, – решающим здесь остается то, что английский дух вообще не исходит из отнесенности к “морали”, [ведь] и все, что ему чуждо, может оцениваться как неморальное. Опасность этого без-духовного “духа” состоит не только в безоглядности его machenschaftlichen игры, но прежде всего в том, что и направленное против него очень легко запутывается в Machenschaft. Разделение политических господствующих групп – это лишь знак конца эпохи и неопределенности исторических основ будущего» (Überlegungen XIII, 51–52 [Там же, 115]).

Приведу также и гневные антиамериканские тирады Хайдеггера, где, кстати, сопоставляются «русское начало» и «американизм». «Американизм – это явление, которое можно определить исторически: оно состоит в безусловном исчерпании Нового времени через его опустошение. Русское начало в однозначности своей брутальности и жесткости одновременно обладает на своей земле сферой тех источников, что предопределяет (эту) мировую однозначность. Напротив, американизм – это с трудом собираемое единство (Zusammenraffung) Всего, каковое единство всегда является одновременно именно с трудом собранным и всегда означает неукорененность этого собранного (des Gerafften)» (Überlegungen XV, 9 [Там же, 257]).

Сказанное в свою очередь означает, продолжает Хайдеггер, что все «с трудом собранное» предстает в качестве доступной действию (machbar) реальности, подпадающей под всяческие Machenschaften. «В этой метафизической зоне опустошения русское [начало] не срывается вниз; ибо оно, независимо от “социализма”, внутри себя располагает возможностью [обрести новый] исторический разбег, а этой возможности остается лишенным все относящееся к американскому началу (Amerikanertum). Русское  же, несмотря на все, имеет под собой почву (bodenständig), и оно слишком противится [исчисляющему] разуму, чтобы оно могло быть в состоянии перенять историческое предназначение к опустошению. Для того чтобы перенять [дело] забвения бытия… для этого необходимо быть в высшей степени готовыми – и нужно смочь все еще называть “духовностью” всю счетно-расчетливую (berechende) разумность» (Ibidem [Там же]). Все эти «если», «при условии, что» приводятся Хайдеггером для того, чтобы заключить: «Служебную роль внутри этого опустошения перенял “народ господ”, т.е. переняли англичане.  Метафизическая ничтожность их истории теперь выходит на поверхность. Они пытаются сохранить лишь эту ничтожность и тем самым вносят свой вклад в опустошение».

Однажды, – предрекает Хайдеггер, – [именно] «перед европейской (abendlädischen) историей Европы возникнет миссия борьбы против американизма с его отсутствием корней. Хорошо. Но есть ли в такой миссии свое право? Может ли эта миссия обладать таким правом, если “европейская культура” используется всего лишь как наличный реквизит…? Когда же европейское (abendländische) призвание по отношению к Европе (Abendland) вступит в свое существенное право?» (Ibidem, 10 [Там же, 258]). Далее следует череда подобных вопросов о “праве” Европы (именно как традиционной “Abendland”, “страны заката”, а не новомодного континента, утратившего корни) на свое, именно свое самоопределение, призвание, обретение собственной сущности, притом в ситуации кризиса, заката.

«Сегодня, – оправданно пишет Хайдеггер, – опустошение началось. И тогда: как обстоит дело с “размежеванием” по отношению к Америке?» (Ibidem, 12 [Там же, 259]). Вопросы, которые и ныне остаются животрепещущими (в немалой степени из-за того, что имеют место и «американизм», и подражание ему в его худшей форме, и их господство над сегодняшней Европой, причем и в политическом, и в экономическом, и в культурном отношениях).

Вопрошание о «русском начале», как его трактует Хайдеггер в «Черных тетрадях», нуждается также и в особом разборе.

«Русское начало» в изображении Хайдеггера

Хайдеггер нередко пишет о «русском начале» (das Russentum) также и в его соотношении с «немецким началом» (das Deutschtum). Вот одно из высказываний, приведенных в конце 96 тома, т.е. относящихся к 1941 г.: «Русские, – писал Хайдеггер, – уже столетие назад много знали, и знали точно, о немецком начале, о метафизике и поэзии немцев. А немцы не имели никакого понятия о России. Перед каждым практически-политическим вопросом, [вместе] с которым мы должны соотнести себя с Россией, стоит единственный вопрос:  кем же, собственно, являются русские? Как коммунизм (взятый в виде безусловного марксизма), так и современная техника суть полностью европейские явления. Оба – только инструменты русского начала, а не оно само» (Ibidem, 41 [Там же, 276]).

Изречение это считаю по-своему верным и не устаревшим. До сих пор в России куда больше изучают и ценят «позитивные» европейские, включая «немецкие» ценности, правовые достижения, культуру в широком смысле слова, чем это делают (по большей части редко, небрежно, предубежденно, мобилизуя ходячие стереотипы) по отношению к русской культуре европейцы, включая тех же немцев. Что касается приводимых далее высказываний Хайдеггера о русском начале, то скажу, забегая вперед: они резко контрастируют с тем, как философ обрисовывает «еврейское начало». Если евреи как нация, особенно на стадии развертывания того, что Хайдеггер называет «международным, мировым еврейством», описаны отчужденно, резко обвинительно (как, якобы, впитавшие в себя все беды, искажения, утраты (-losigkeiten) Нового времени), то «русское начало» охарактеризовано и более сочувственно, и с акцентированием устремлений, имеющих не «machenschaftlichen», т.е. меркантильно-расчетливый, а скорее духовный характер. (В нынешних откликах встречается замечание, что Хайдеггер писал эти строки еще до нападения нацистской Германии на СССР, надеясь на возможный союз Германии с Россией в борьбе против англо-американского блока. Зная, как плохо Хайдеггер разбирался в реальной политике, такого фактора исключать нельзя.)

Поразительно, но и после начала войны среди заметок «Черных тетрадей» редко встретишь пренебрежение или ненависть к «русскому началу». Более того, рассуждения о «русском начале» подчас используются Хайдеггером для того, чтобы высветить случаи сохранения или поиска «смыслов», «содержаний», в принципе утрачиваемых эпохой Нового времени, – почему ее справедливо назвать, как полагает философ, эпохой «безусловной утраты смысла (der unbedingten Sinn-losigkeit)» (Überlegungen XIII, 61 [Там же, 121]). Именно внутри этого контекста Хайдеггер снова заводит речь о русских, о «русском начале».

Прежде чем будет приведена соответствующая цитата, необходимо сделать общее предварительное замечание. Философию Хайдеггера в учебниках подчас аттестуют как «атеистический экзистенциализм». В глубоких специальных исследованиях показано, что в подобных обобщающих характеристиках перечеркивается сугубая сложность отношения Хайдеггера к религии, к теологии, к собственно вопросу о Боге. Что сам Хайдеггер числит атеизм, каким он предстал в Новое время, среди главных изъянов нововременных идейных тенденций, хорошо видно в «Черных тетрадях». Атеизм он тоже увязывает с властью «Machenschaft».

Приведу одну удивительную выдержку из Хайдеггера: «Достоевский сказал в заключении к I главе “Бесов”: “А у кого нет народа, у того нет и бога” (цитирую по русскому оригиналу; эти слова в споре с Верховенским произносит Шатов. – Н.М.). Но у кого, – спрашивает Хайдеггер, – есть народ и как он есть – и [именно как] свой народ? Только у того, у кого есть Бог? Но у кого есть Бог и как он есть?» (Ibidem, 63 [Там же, 123]). Из дальнейшего рассуждения выясняется, что на тернистом пути обретения Бога, и стало быть, народа опять-таки требуется, по Хайдеггеру, обрести «Seyn, бытие в его истине. Только отнесенность к Seyn в состоянии обеспечить [саму] возможность сохранить нужду в отлике Бога» (Ibidem, 63–64 [Там же, 123]).

В непосредственной близости к упоминанию о Достоевском Хайдеггер располагает пассаж, опять же посвященный «русскому началу»: «Необозримая простота “русского начала”  включает в себя нечто непретенциозное и необузданное – и обе черты в их взаимопринадлежности. Большевизм, полностью нерусский, есть одна из опасных форм, способствующих вырождению сущности русского [начала] и потому развязыванию исторического процесса негативного движения; как таковая форма он приуготовляет возможность деспотии des Riesigen, но содержит и другую возможность – что это das Riesige выродится в безосновность своей собственной пустоты и лишит фундамента существенность народа» (Ibidem,  65 [Там же, 124]).

Приведу еще одно рассуждение Хайдеггера о «русском начале», которое поясняет, почему он фактически продолжает начатый здесь (через ссылку на Достоевского) разговор о Боге. «В сущности русского начала заключены сокровища ожидания скрытого Бога, которые превосходят [значение] всех сырьевых запасов. Но кто поднимет их на поверхность? Т.е. освободит [так], чтобы высвечивалась их сущность<…> Что должно произойти, чтобы таковое стало исторической возможностью?» Ответ типовой: снова апелляция к «das Seyn»: «Само бытие (Seyn) должно в первый раз одарить собою (sich verschenken) в своей сущности и к тому же это должно исторически преодолеть верховенство сущего (Seienden) над бытием, преодолеть метафизику в ее сущности» (Ibidem, 70 [Там же, 128]).

Более конкретны и относятся к обсуждаемой теме (в силу исторической повязанности русского начала с большевизмом) те нередкие (особенно в 96-м т.) рассуждения Хайдеггера, где резко осуждается большевизм (и где он, в частности, сопоставляется с национал-социализмом). «Национал-социализм – не большевизм, а последний – не фашизм, но оба суть “machenschaftliche Siegen der Machenschaft” (основанные на Machenschaft победы этого начала, des Riesigen.– Н.М.) – эти колоссальные (riesige) формы завершения Нового времени, – они основаны на расчетливом злоупотреблении народным началом (Volkstümern)» (Ibidem, 68–69 [Там же, 126–127]). «Злоупотребление» народным началом в случае русских Хайдеггер как раз и усматривает в большевизме.

О большевизме – в связи с «русским началом» – сказано нечто предельно жесткое: «Россия – не Азия, она не азиатская [страна], но она столь же мало принадлежит Европе. И большевизм, тем более – не русское [начало]. Таким образом, возникает темная опасность того, что обновленное и радикальное упрочение большевизма (т.е. авторитарного госкапитализма, который не имеет ни малейшего отношения к социализму, основанному на чувстве) надолго отодвинет пробуждение русского [начала] из-за деспотии техники и индустриальной интеллигенции.

Данное упрочение приведет только к разграблению страны, представленной в качестве западной и на этом пути используемой… “Западные (люди)” (Western) теперь уже не помещены (а еще меньше помещены немцы) внутрь такого исторического осмысления, которое для сущностного осмысления русского начала было бы сильным и достаточно творческим» (Ibidem, 78–79 [Там же, 154]).

Подобных текстов немало (см., например, пассажи в Überlegungen XIII, 42, 43–46 и др. [Там же, 108, 109–111] о «деспотическом коммунизме» и «авторитарном социализме»). В них повторяется ряд идей и оценок. 1) «Русское начало» (а также «славянское» в нем) не имеет ничего общего с большевизмом. 2) Подчеркивается: идет своего рода историческое противоборство «русского начала» с большевизмом, причем исход этой борьбы не известен. 3) «Нераскрытая тайна русского начала (не большевизма), – пишет Хайдеггер, – тайна как таковая, может быть сохранена и обоснована только через изначальное выговаривание (Ersagen – такого слова нет и в достаточно больших словарях. – Н.М.) бездны бытия (Seyns)» (Überlegungen XII, 70 [Там же, 48]). К слову сказать, как только Хайдеггер начинает говорить о Seyn, все становится очень туманным… 4) Большевизм не имеет ничего общего и с «азиатским», и со «славянским», сохраненными в «русском начале». Для Хайдеггера это значит, что у большевизма нет общих корней с «арийской основополагающей сущностью (Grundwesen)». Большевизм, объявляет философ, проистекает из европейско-западной нововременной рациональной метафизики, и затем ставит вопрос: «…что случится, если большевизм разрушит русское начало, если отождествление русского (начала) с большевизмом полностью завершит это разрушение?» (Ibidem, 69 [Там же, 47]).

«Предварительное условие, – пишет Хайдеггер, – состоит в том, чтобы мы забыли Многое – возможно, всё, что теперь господствует над жизнью. Возможно, в побуждении к такому забвению поможет необычное разрушение нововременной Европы» (курсив мой. – Н.М.) (Überlegungen XIII, 79 [Там же, 134]. И вот такие мысли об «очищении» через «разрушение Европы» (нацисты его и устроили) принадлежат к самому страшному, если не чудовищному, что имеется и нарастает в заметках Хайдеггера к началу 40-х гг. (ясно, что они вызвали возмущение участников обсуждений).

Хайдеггер о “немецком начале” (das Deutschtum)

Если читатель подумает, что Хайдеггер, относясь критически к другим нациям, восхваляет свою собственную, «немецкое начало», то это будет серьезным заблуждением. По крайней мере, в текстах «Черных тетрадей», вошедших в 94–96 тома, подход, который обелял бы и возвеличивал немцев, не встречается. Две главные причины объясняют, почему случилось именно так.

Первая из них: в 20–40-х гг. XX в. (и еще раньше – в период Первой мировой войны) нельзя было не видеть, что Германия находится в затяжном и очень глубоком кризисе (а он дорого обходился и впоследствии еще дороже обошелся ее народу и всему остальному миру).

Вторая причина: бóльшая часть вышедших в свет «Черных тетрадей» писалась тогда, когда философ, после недолгого «пакта» с национал-социализмом, разочаровался в этом движении, в его идеологии, в частности и в особенности в его философско-теоретическом «сопровождении».

В дебатах «Casus Heidegger», кстати, обсуждался вопрос о том, что Хайдеггер в период нацистского «ангажемента» будто бы лелеял дерзновенные планы на то, что станет идейно руководить (führen) фюрером (Führer)… Если философ действительно надеялся на это, то с первых его шагов «в рядах» партии фюрера ему дали ясно понять: претендентов на «ведущую» философскую роль более чем достаточно, прежде всего из давних «партийцев». Да и руководить фюрером ни у кого, в сущности, не получалось. С течением времени нарастало недовольство Хайдеггера реальным национал-социализмом, в том числе тем, как в нем трактовался вопрос о «Deutschtum»  – «немецком начале», немецкой нации. Торжественно-парадной, гордяческой тональности «народного» по внешним атрибутам национал-социализма Хайдеггер не принял, причем изначально и категорически.

Хайдеггер задается фундаментальным вопросом: «Является ли Германия страной немцев, исполнена ли ее история проникновением немцев в ее сущность, или немцы тоже истощают себя, занимаясь всего лишь расширением и распространением той высшей формы, благодаря которой высвобождаются все утвердившиеся силы Machenschaft?» (Überlegungen XII, 73 [Там же, 50–51]).

Вопрос о немцах и немецком начале так, как его формулирует Хайдеггер, оказывается чрезвычайно сложным, не говоря уже о том, возможен ли вообще сколько-нибудь удовлетворительный ответ на него в исторической ситуации господства Machenschaft? Вот почему на некоторых страницах 96-го тома философ рассуждает о «скрытой немецкости» (die verborgene Deutschheit)[xvii] применительно к усложнившейся ситуации уже разразившейся и ведущейся войны. К павшим на войне, к ее жертвам отношение ясное: каждый, кто лишь рассуждает об этом, «должен знать, что воин (der Krieger) был существеннее, чем когда-нибудь может быть тот, кто пишет (Schreiber)», – утверждает Хайдеггер.

Теоретическое движение «к сущности немецкого начала, его исторического предназначения, – пишет Хайдеггер, – уклоняется от исторического расчета [только] на основе знания о народе и его истории (durch Volks-und Geschichtskunde)» (Ibidem, 81 [Там же, 55]). По Хайдеггеру, обретению такого вúдения проблемы может способствовать лишь особый момент «решения» – но решения бесконечно трудного. Для него, – увещевает философ, – требуется «мужество». Этому препятствует та же власть Machenschaft. «Насколько все сферы власти Machenschaft препятствуют всякой ответственности?» (Ibidem [Там же]), – задается еще одним вопросом Хайдеггер, а несколькими строками ниже следует уже известный нам пассаж о еврейской нации и ее счетно-расчетной  «одаренности» (rechnerische Begabung).

Надежды, конечно же, увязаны у Хайдеггера – как и во всех остальных случаях – с движением деятельности и мысли в направлении обретения Seyn, с выходом из «забвения бытия как Seyn». Высвечение скрытой «немецкой сущности» возможно тоже, пишет Хайдеггер, только благодаря ее выведению «из самого бытия (Seyn) и согласованного с ним определения (zu ihm gestimmte Bestimmung) скрытой немецкости» (Ibidem, 46 [Там же, 32]). Хайдеггер и сам понимает, что подобные рассуждения очень напоминают «“академические” речи и неплодотворные спотыкания между понятийными ценностями. Но здесь, – уверяет он, – имеет место нечто другое: осмысление того, что собственно и происходит, т.е. есть (ist) – и более того: знание о господстве бытия (Seyns) и решение о будущих формах господства» (Ibidem, 102 [Там же, 69]).

В завершение этого раздела скажу, что считаю целесообразным принять во внимание то, как издатель 94–96 томов Собрания сочинений П. Травны суммирует разрозненные пассажи «Размышлений» из 96-го тома (в том числе, нами разобранные). «Итак, Хайдеггер фиксирует, что время от времени имеет место “возрастание власти еврейства”, в силу чего “метафизика Запада, тем более в ее нововременном развертывании, есть место изготовки к мобилизации – во имя приведения в готовность пустой рациональности и способности к расчету” (GA 96, XII, 67). Этому “возрастанию власти” и противодействовали национал-социалисты с помощью средств, о которых Хайдеггер был осведомлен» [Травны 2014^б, 282]. (Далее у Травны следует ссылка на пассаж об «одаренности» евреев в счетно-расчетной деятельности и превращении этого тезиса в «расовый принцип», а также другие уже приведенные высказывания Хайдеггера.)

Особое значение имеют процитированные и оцененные Травны рассуждения Хайдеггера вот на какую тему: что если, хладнокровно «фантазирует» философ, «земля взлетит на воздух» и «нынешнее человечество» исчезнет? (В скобках заметим: ядерного оружия в тот момент еще нет.) Ответ Хайдеггера на им же поставленный вопрос поражает своим человеконенавистническим цинизмом: такой исход, собственной рукой пишет он, «не будет несчастьем, но станет первым очищением бытия (Reinigung des Seins) от его глубочайшего уродования (Verunstaltung) из-за господствующего положения сущего» (а не Seyn, бытия. – Н.М.) [Там же, 281]. Немало сторонников подобного «очищения бытия» встречается и среди современных террористов – религиозных фанатиков.

Петер Травны оправданно заключает: «В высказываниях Хайдеггера о “еврействе” обнаруживается, сколь сильно погряз он в своих мыслях об “очищении бытия”. Правда с помощью исследований “бытия” Хайдеггер стремится подчеркнуть, что он дистанцируется от расистских, национал-социалистских фантазий “очищения”, которые соотносятся лишь с “сущим” (Seiendes) (не с бытием), а именно с “расой”. Однако ведь он одновременно толкует “мировое еврейство” как явление, которое, действуя на стороне “сущего” и его планирования с помощью “Machenschaft”, оказывает существенное влияние на происходящее» [Там же, 282].

Резюме: Хайдеггер о сути Нового времени

При изучении материалов “Черных тетрадей”, относящихся к сущностным характеристикам нововременной эпохи, приходится сталкиваться с таким парадоксом. С одной стороны, об этой эпохе говорится настойчиво, постоянно – и неизменно в жесткой, критической тональности. Создается устойчивое впечатление, что здесь – первая профилирующая тема «Черных тетрадей», которая обрисовывает «подлинные», однако утраченные, по мысли Хайдеггера, цели истории, задачи философии, а также выливается в гневное осуждение им деяний и результатов развития человечества в эпоху Нового времени, когда это «подлинное» было утрачено или даже не найдено. Обсуждаются многие оттенки проблемы, причем на сотнях страниц, что как будто образует своего рода проблемный стержень общефилософских новшеств Хайдеггера в заметках, опубликованных в 94–96-м томах его Собрания сочинений. В чем же заключается это новое по сравнению с известными текстами Хайдеггера?

Полагаю, имеет место значительное усиление резко негативных, обличительных обертонов, всей драматической тональности в пассажах, относящихся к осмыслению и оценкам эпохи Нового времени. Вообще говоря, здесь тоже не полная сенсация. Немало критических стрел в адрес нововременного этапа истории было выпущено Хайдеггером и раньше, с тех пор как он начал публиковать свои работы. Но здесь мы сталкиваемся с тотальным отрицанием-обвинением. Пока не удалось обнаружить в текстах томов буквально ни одного слова, ни единого намека на то, что человечеству удалось сделать что-либо позитивное за все века нововременной истории. Всё, что обычно записывается в «актив» Нового времени, подается со знаком «минус». Ничто – ни в реальности, ни в мысли – не соразмерно, по оценкам теперешнего Хайдеггера, самому Бытию. Если взять за основу одну категорию «Бытия и времени», а именно «daseinsmäßig» – соразмерное бытию как Dasein (неудобоваримо переведенную В. Бибихиным как «присутствиеразмерное»), то ничто не является – в новой стилистике Хайдеггера – seynsmäßig… Да и вообще степень ожесточения Хайдеггера по поводу Нового времени представляется беспрецедентной: формулировки «Черных тетрадей» – наиболее резкие, категорические, драматические. При том, что он и прежде – уже в «Бытии и времени» – начал писать о роковом «забвении бытия» в реальной жизни человека и в истории мысли, в «Черных тетрадях» философ обесценил и собственные ранние попытки философски обрести Бытие (как Dasein) – из-за их повязанности всего лишь сущим (Seiende). Все подобные срывы и неудачи философско-теоретического характера он теперь более масштабно и определенно увязал с «всесилием негативных сил» самого Нового времени.

Приведу в подтверждение отрывок из «Размышлений VII»: «Новое время – эпоха, которая всегда тем более упрочивает свою сущность, чем исключительнее она мыслит только то, что (ею) делается. Делается (es tut) же только то, что должна делать полнота субъективности – удержание себя в утрате осмысления (Besinnungs-losigkeit) и, возможно, вплоть до саморазрушения. И такая утрата не является просто слепотой, напротив: имеет место гигантское (das Riesenhafte) в подсчете, и именно оно побуждает к тому, что такой гигантизм ведет к развязыванию (Losgelassenheit) порывов силы и разрушения» (Überlegungen VII, 36 [Хайдеггер 2014^б, 26]). Но все это – одна сторона дела, одна сторона парадокса. Ибо, если задаться целью суммировать то, что более или менее конкретно сказано Хайдеггером об эпохе, и именно о ней, придется повторить сказанное им о Machenschaften и других понятиях. Жесткие оценки (через подчеркивание разгула Machenschaften, через всякие «-losigkeiten») увязываются в первую очередь с самой сутью, решающими тенденциями Нового времени. И получается, что безудержная и растущая власть Machenschaft, des Rechnerischen, т.е. «считающей», расчетной деятельности, – все это, расписанное на сотнях страниц, по Хайдеггеру, суть и примеры, и порождения Нового времени. Такого сгущения всего негативного, отнесенного к Новому времени, все же не встретишь в известных до сих пор текстах Хайдеггера.

При этом многие конкретные издержки и опасности, о которых Хайдеггер писал и раньше, он теперь увязывает именно с воздействием самой эпохи Нового времени и ее решающих негативных тенденций. Философ все более настойчиво, если не назойливо, указывает на то, что их исток – сама суть Нового времени. Приведу пример подобного высказывания: «Просвещение, деспотизм, безграничное оглупление: они метафизически поняты в единственном процессе – утраты всяких корней в бытии, в установке на самоудовлетворение тем, что когда-либо было пред-ставлено – [это] была сплошь исходная власть сущего (des Seienden)» (Überlegungen XII, 81 [Хайдеггер 2014^в, 55]). Но в таком случае можно констатировать круг в анализе и объяснении: истоки явлений, описываемых с помощью подробно рассмотренных нами понятий, усматриваются в воздействии Нового времени, а оно… анализируется через эти понятия!

В частности, поэтому «эпохальный» анализ Хайдеггера – при всем том, что ему, как говорилось раньше, удались некоторые реальные, по большей части негативные прогнозы и описания, – в целом не производит (пока, до опубликования следующих томов) впечатления целостной, поистине глубокой теории. Не значит ли это, что в философии истории (как и в анализе проблем политики) Хайдеггер не смог добиться результатов, сопоставимых с его собственно философскими размышлениями? Вопрос остается открытым и дискуссионным.

III
«Черные тетради» и развитие хайдеггеровской философии

Главная стихия «Черных тетрадей» – это, конечно, философия, даже и тогда, когда поднимаются вопросы, касающиеся других сфер знания или сфер жизнедеятельности. Что неудивительно, ибо их автор, философ до мозга костей, всегда сворачивавший рассуждения и обсуждения на философскую дорогу. Так было всегда и во всем – и до того, как Хайдеггер стал писать разбираемые заметки, и после этого, до конца его жизни.

И все-таки для хайдеггероведов, и не только для них, здесь наиболее интересно то, какой предстает хайдеггеровская философия – в ее сложившемся тогда облике, в ее исторических срывах и заблуждениях, в ее обновленных Хайдеггером задачах – словом, в тех размышлениях, которые запечатлены в «Черных тетрадях». Сказать об этом здесь и сейчас можно лишь очень кратко, выборочно, как бы пунктиром (и все недостатки выполненной здесь работы, в ее временнóй обусловленности, конечно же, остаются на совести автора статьи).

В «Черных тетрадях» уже имеет место решительный поворот Хайдеггера к новой бытийной философии, и это отчетливо видно по тексту первых опубликованных томов.

Вообще говоря, для хайдеггероведов поворот (Kehre) Хайдеггера к Sein, даже к Seyn – не полная новость. Ему (повороту) посвящена обширная специальная литература. В книге «М. Хайдеггер и Х. Арендт: бытие–время–любовь» я тоже рассмотрела проблему «Kehre» в произведениях позднего Хайдеггера, в частности, показав, что философ отказался от центрирования философии вокруг «Dasein» и осуществил перемещение в ее центр категории «Sein». Поскольку же и в этом случае он имел в виду иную, чем в традиционной онтологии, центральную бытийную структуру, он порою обозначал ее через «Seyn» (старинное написание слова «Sein»). В моей книге было упомянуто (через ссылку на суждение Ганса-Георга Гадамера), что Хайдеггер к такому повороту начал двигаться постепенно и что начался этот процесс достаточно рано. Но сам факт, что «поворот» произошел так рано (в довоенный период) и что он свершился столь явно и резко, с решительной самокритикой, мишенью которой стала незадолго перед тем появившаяся и нашумевшая книга «Бытие и время» – это нечто новое для хайдеггероведения.

Для хайдеггероведов, и не только для них, здесь своего рода конкретная, частная, но весьма немаловажная сенсация. Да и не просто сенсация, а некоторое «коварство» истории, вернее, коварство самого Хайдеггера. Ведь он наблюдал за тем, как в послевоенной Европе, вскоре после его «опалы», но исподволь и раньше (в той же Франции, а потом и во всем философском мире, и шире – в мире культуры) буквально разрастался культ Хайдеггера, включавший в себя чуть ли не обожествление ранних произведений, прежде всего «Бытия и времени». Так, Э. Левинас, о чем вспоминали в сегодняшних дискуссиях, причислил «Бытие и время» к четырем-пяти лучшим книгам философии за все время ее существования! (Конечно, не все философы придерживались тогда и сегодня придерживаются этого мнения, но статус произведения все же был и остается весьма высоким.)

Отвлечемся от того, было ли это возвеличение довоенных хайдеггеровских произведений полностью оправданным. Привлечем внимание вот к чему: многие интерпретаторы были от них в восторге; произведения эти переводились во всем мире; издавалось – и получилось многотомным – Собрание сочинений; созывались хайдеггероведческие симпозиумы и конференции. А «коварный» Хайдеггер скрывал то, что было известно ему одному (и единичным доверенным лицам): он не только подверг эти работы жесткой критике, но и, по существу, избрал другой путь в философии, стал опираться на иные исходные категории!

«Черные тетради» позволяют проследить, когда началась эта авторская самокритика и во что именно вылилась. Все было связано, как указывалось выше, с пересмотром собственного учения о бытии, центрированного вокруг «Dasein» (и всего букета категорий «Бытия и времени»). Вопрос о бытии ставился во многом по-новому. И началось это уже в 1931 г., т.е. через четыре года после опубликования и триумфального шествия «Sein und Zeit» в философском мире. Все началось с ниспровержения «Бытия и времени» с уже воздвигнутого к тому времени пьедестала, причем ниспровержения, устроенного самим автором!

Более того: в огонь самокритики летит не только уже прославленная главная книга, но и другие высоко оцененные довоенные произведения. Хайдеггер пишет, точно датируя свои заметки: «Сегодня (март 1932 года) я пребываю в полной ясности относительно того, где и когда (von wo) мне стало чуждым все мною прежнее написанное (употреблено уничижительное слово «Schriftstellerei», писанина. – Н.М.). Все это стало чуждым как ошибочно проложенный (stillgelegter) путь, который зарос травой и кустарником – путь, который все же сохраняют, чтобы он вел в Dasein как временность (Zeitlichkeit)» (курсив мой. – Н.М.) (Winke x Überlegungen (II) und Anweisungen, 20 [Хайдеггер 2014^а, 19]). Но что сказано теперь о самой «Zeitlichkeit», т.е. о временнóм характере бытия? Присмотримся внимательнее к соответствующим страницам «Черных тетрадей».

«Черные тетради» о «Бытии и времени»

Представлю несколько подробнее упомянутую самокритику Хайдеггера в адрес «Бытия и времени».

Чем же недоволен автор в прославившей его книге?

«“Бытие и время”, – безжалостно самокритично пишет автор книги, – это полностью несовершенная попытка войти во временной характер (Zeitlichkeit) Dasein, чтобы по-новому с [эпохи] Парменида поставить вопрос о бытии (Seinsfrage)» (Ibidem, 8 [Там же, 9]). Отметим: здесь в самом начале заметок (конец 1931 г.) термину «Dasein» противопоставляется «Sein», а не «Seyn». Иными словами, и внутри «Черных тетрадей» есть своя эволюция. Но критика «Бытия и времени» – сразу явная и резкая. Довольно неожиданно он замечает: «Упрек в адрес книги («Бытие и время». – Н.М.): еще и сегодня у меня недостаточно врагов – и книга не принесла мне Великого врача» (Ibidem [Там же]).

Весьма важными, с точки зрения обоснования самокритичной позиции и, соответственно, разворачивания именно новой теории бытия, представляются первые страницы опубликованных томов «Черных тетрадей».

Хайдеггер формулирует (судя по датам, в октябре 1931 г.) по форме как будто знакомые со времени Канта, но уже иначе поставленные общие философские вопросы:

«Что мы должны делать?

Кто мы суть (wer sind wir)?

Почему мы должны быть (sein)?

Что такое сущее (Seiende)?

Почему свершается (geschiet) бытие (Sein)?

Исходя из этих вопросов [двигаться] ввысь, в единство и есть философствование» (Ibidem, 2 [Там же, 5]).

И потом – как сказано, с первых страниц записей «Черных тетрадей» – начинается упомянутая самокритика Хайдеггера относительно «Бытия и времени». Но в этом начальном контексте философ скорее обнаруживает общее беспокойство по поводу своей ранней концепции бытия, чем говорит что-либо определенное о ее новом конструировании.

«Книга “Бытие и время”,  – пишет ее автор в “Черных тетрадях” , – на своем пути,  не с точки зрения цели и задачи – не устояла перед тремя окружавшими (автора) искушениями:

1. Сохранение – темы основоположений (Grundlegung-) из неокантианства (см. S. 113)

2. “Экзистенциальное” – Кьеркегор – Дильтей (см. S. 75, 133);

3. “Научность”  – феноменология (см. S. 75, 133)

Отсюда определились “деструкции” (S. 128 и f.)» (указанные Хайдеггером страницы содержат ссылки на первое издание «Бытия и времени»). И Хайдеггер ставит перед собой задачу «показать, до какой степени эти три обусловливания сами проистекают из внутреннего упадка философствования – из забвения основополагающего вопроса.

«Мы сказали слишком много при расчленении несущественного,

мы сказали слишком мало об овладении сущностью» (Ibidem, 104, 105 [Там же, 75–76]).

Полагаю, эти краткие заметки свидетельствуют о том, что на пути к более поздней концепции  Хайдеггера имела место радикальная критическая и самокритическая фаза в его развитии как оригинального философа. О ней до сих пор не было известно. Когда она началась, установить трудно, ибо опубликованные материалы «Черных тетрадей» в целом располагаются не хронологически. Во всяком случае ясно: Хайдеггер, достаточно рано, а не только в поздний период, рефлексируя о своем теоретическом развитии, отнесся к периоду «Бытия и времени» как такому, когда он, автор, не преодолел «искушений», исходящих от главных философских направлений довоенного периода (упомянуты неокантианство; философия Дильтея; первоначальные формы экзистенциальной мысли – влияние Кьеркегора; феноменология Гуссерля), и еще не поставил четко и самостоятельно существенные философские вопросы – и прежде всего главный из них, вопрос о бытии как Sein (Seyn). Имеет место и самокритика по конкретным вопросам.

Например, весьма интересно то, что в связи с «Sein und Zeit» в «Черных тетрадях» сказано о категории «das Man». «Когда я, – пишет Хайдеггер в начальной части “Черных тетрадей”, ссылаясь на стр. 7 “Бытия и времени”,  –  в “Man” (т.е. при употреблении категории “Man”. – Н.М.) говорил с ученым, то я должен был бы сказать: опубликовать книгу в ее новом издании значило заново написать ее; но при этом “никакого времени” (т. е. проблемы времени. – Н.М.)[xviii]; (она, книга, должна иметь) другие задачи.

Но если бы это было (только) некоей ошибкой! Другая задача в философии, как она поставлена там – хотя бы поначалу только частично проработанный вопрос? Вопрос о бытии (Seinsfrage; курсив мой. – Н.М.). Отсюда не вытекает выбора кроме: вновь и вновь писать эту книгу и только ее…» (Ibidem 24 [Там же, 22]).

Иными словами, Хайдеггер достаточно рано определил для себя: не переделывать «Бытие и время» «косметически», не улучшать и не переиздавать эту работу, а снова и снова писать книгу своей жизни на ту же стержневую тему бытия, но с иной центральной проблемной задачей. А обвинения в «забвении бытия», которые, как до сих пор казалось, Хайдеггер обращал против философии прошлого и современности, Хайдеггер «Черных тетрадей» повернул и… против своей ранней философии!

Что касается категории «Sein» – в качестве альтернативы «Dasein» – и ее отличительных черт, рассмотреть ее подробнее в данной относительно краткой публикации нет возможности. Упоминаю об этом, особо имея в виду тех, кто интересуется именно бытийной проблематикой и ее динамикой в творчестве Хайдеггера. При желании они найдут в «Черных тетрадях» богатый материал, который, кстати, способен, по крайней мере, поколебать многие неверные или неточные обобщения, сложившиеся в хайдеггероведческих трудах.

Например, тем авторам, которые (зачарованные некоторыми формулами «Бытия и времени») считают Хайдеггера бесспорным глашатаем «онтологии», полезно задуматься над следующим его высказыванием: «Онтология не может справиться с вопросом о бытии (Seinsfrage) – и не потому, что любой такой вопрос наносит ущерб бытию (Sein) и разрушает его – но потому, что λόγος не позволяет получить первоначального отношения (Bezug) к ὁν ἠ ὁν, ибо сам вопрос о бытии – только передний план в овладении сущностью.

Вопрос о бытии является онтологическим только тогда, когда имеет место путаница (Verfängnis)» (Ibidem 131 [Там же, 93]).

Или: «Многозначность “онтологии”:

1) Если обозначение “онтология” вообще означает [постановку] вопроса о ὁν ἠ ὁν без всякого указания горизонта и т.д., то лишь вопрос о бытии как вопрос является онтологическим.

2) Но только в том случае, если титульное обозначение одновременно означает ориентирование изложения бытия (Seinsauslegung) на λόγος, более позднее начало у Платона и Аристотеля (а более раннее – у Парменида и Гераклита) – онтологическое, и таковым остается…

3) Но если онтологию понимать в широком и узком значении с точки зрения происхождения и границ, то можно показать, насколько вопрос о бытии образует только передний план овладения сущностью. А он первоначально относится не к экзистенции, а к человеку в (его) Dasein» (Ibidem [Там же, 93–94]).

В этом контексте ставятся и другие трудные вопросы – и ставятся уже не в стиле «Sein und Zeit», а в свете лишь намечающейся в начале «Черных тетрадей» иной бытийной позиции и концепции.

Возникает и требует нового осмысления проблема уже совсем тонкого различения Хайдеггером – и в опубликованных, и в новых томах –«Sein» и «Seyn», что не считалось до сих пор сколько-нибудь важным. (Кстати, даже Х. Арендт и К. Ясперс в их уже послевоенной переписке посмеивались над новой манерой Хайдеггера писать не «Sein», а «Seyn», считая это оригинальничанием и не зная, сколь важно это было для философско-теоретических поисков философа.) Теперь видно, что и внутри периода «Черных тетрадей» с этой точки зрения различимы отдельны этапы: 1) когда нарастает недовольство Хайдеггера своей ориентацией на «Dasein» – и на теорию Dasein, включая ориентацию на сущее, Seiend, – и они в общей форме противопоставляются «Sein»; 2) когда твердо избирается, в качестве центральной, категория «Seyn» (для противопоставления пригодилось старинное слово); 3) когда появляется, в ее общих очертаниях, «seynsgeschichtliche», т.е. «бытийно-историческая», концепция.

Однако рассматривать подробно эти этапы в рамках предварительной статьи к тому же ограниченного объема не представляется возможным.

Заключение

Вопрос всех вопросов (их в изобилии пробуждают «Черные тетради» и они будут теперь будоражить и знатоков хайдеггеровских работ, и тех, кто интересуется учением этого философа) четко сформулирован на страницах портала газеты «Die Zeit» («Zeit-Online»): «Как могло произойти, что немецкий философ – после Лессинга и Канта, после Гейне и Гегеля – в полном сознании ударился в фантазии о глобальном уничтожении и “затухании” мира, испорченного ненемецким духом, и “облагородил” все это как последнее доказательство “величия Бытия” (des Seyns)? Но так случилось. В 1941 г., после того как Германия ввергла мир в пожарище, “самый великий мыслитель столетия”, “герой тайной Германии”, “Гёльдерлин в башне философии”, “гениальный продолжатель греческого наследия” (des Griechentums) написал черным по белому такое предложение: “Все должно быть приведено к полному уничтожению. Только так можно прекратить существование двухтысячелетнего сооружения метафизики”» [Ассхоер 2014 web].

И в самом деле, подобные фразы (в более полном виде приведенные выше) звучат, как бред сумасшедшего. И они представляются тем более чудовищными и необъяснимыми, что их собственной рукой вывел философ, которого наделяли многими сверххвалебными эпитетами. Задавали, и раньше, и в сегодняшних обсуждениях, и такой вопрос: как сочетаются идеи, не случайно причисляемые к серьезным, сильным, даже к “классике” философии XX в., и формулы о нациях, тоже не случайно относимые к антисемитским (или же, например, к антианглийским)? Считаю (вместе с рядом авторов, размышлявших и сегодня размышляющих над этой проблемой): они никак не сочетались, а в свете высоких философских критериев, как раз резко противоречили друг другу (последнее, по-моему, имеет место вопреки стараниям самого Хайдеггера «последовательно» подогнать друг к другу несочетаемое). Вывод: идейное наследие Хайдеггера не состоит из таких частей, а распадается на части, из которых одна, т.е. философско-теоретическая, в целом достойна выдающегося, оригинального мыслителя (в том числе и при всех изменениях, поворотах, недостатках), а другая, где (по преимуществу) ставятся социальные, политические, философско-исторические вопросы, подчас выглядит так, как будто придумана другим человеком, нередко подпадающим в своих рассуждениях под наихудшие стереотипы и предубеждения (прежде всего – нацистского времени).

В дискуссиях, между прочим, постоянно всплывало имя Ханны Арендт. Так, в ранее упомянутом интервью с Франсуа Федье журналист задал вопрос, что могла бы сказать о «Черных тетрадях» Ханна Арендт? (Федье ушел от ответа.) Мне неизвестно, знала ли Арендт, до последних дней своей жизни (несмотря на размолвки, паузы)  общавшаяся с Хайдеггером, о том, что он пишет «Черные тетради». Но поразительно вот что: по моему убеждению, в споре, о котором сегодня идет речь, она… уже сказала свое слово! Сказала, когда создала свою теорию тоталитаризма и в ней выявила, какие губительно опасные предрассудки заражают умы людей, в том числе «теоретиков», способствуя утверждению тоталитарной власти. Сказала, когда разрабатывала концепцию «радикального зла» – и даже обсуждала ее в переписке с Хайдеггером. Когда критически отнеслась к крайним формам сионизма, сопоставимым с воинствующим антисемитизмом. И особенно тогда, когда она (тоже обсуждая эти темы с Хайдеггером) подвергла резкой критике многовековые философские традиции в той их части, которая связана с социально-политической проблематикой, и даже отказалась от термина “философия политики”, ибо считала последнюю отсутствующим в философии (серьезным) проектом.

К спорам о непримиримости двух обсуждаемых сторон мышления Хайдеггера относятся и ставшие известными высказывания Арендт о «человеческих» слабостях Хайдеггера как личности, о его «бесхарактерности». Такими личностными характеристиками (например, относительно разных «масок» «лúса Хайдеггера», которые он менял в неизменно театральных «явлениях» публике), разумеется, нельзя ограничиваться. Не менее, если не более важны ее размышления о существенных в обсуждаемой связи, притом объективно профилирующих изъянах философии, от которых, по убеждению Арендт, не был свободен ни ее учитель, ни другие – и именно крупные (Арендт скажет: великие – große) мыслители. Например, в поздравительной (произнесенной по немецкому радио) речи в честь 80-летия Хайдеггера Ханна Арендт вполне обоснованно затронула вопрос, относящийся не только к Хайдеггеру, к его мышлению, но и к многовековой философской традиции, обнаруживая в ней общий, однако совсем не простительный изъян: «Но мы, кто хочет уважать мыслителей, – говорит Арендт, – даже если наше местопребывание – посреди мира, мы очевидно испытываем неприятные чувства и, возможно, гневаемся, когда обнаруживается, что Платон, как и Хайдеггер, включаясь в человеческие дела, находили себе прибежище у тиранов и фюреров… Ибо склонность к тираническому началу можно теоретически обнаружить у великих мыслителей (Кант – великое же исключение)…» (курсив мой. – Н.М.)[xix].

Как бы продолжая выводы Ханны Арендт, я в своей ранее упоминаемой книге сочла возможным говорить о том, что у Хайдеггера (с его неоспоримым философским даром) почти полностью отсутствовал не только талант, но и вообще умение зрело мыслить на социально-политические темы. Это не было «его поле»; у него не было «органа», сопоставимого с тем, каким он был поразительно наделен – по оценке Ясперса – в чисто философских областях знания и рефлексии.

Попадая в это «поле» рассуждения, Хайдеггер сразу подпадал под наихудшие бытовые стереотипы (и тут даже повседневное влияние на Хайдеггера его жены, которая даже и по оценкам близких родственников была убежденной антисемиткой, нельзя сбрасывать со счетов). Кстати, в обсуждениях справедливо подчеркивалось: в антисемитских рассуждениях Хайдеггера (будто бы о сущностях, о сущностном) воспроизводятся «самые плоские стереотипы» [Габриель 2014 web]. Так говорили не только философы. Приведу суждение о Хайдеггере, высказанное в блоге: «его антисемитизм был вульгарного сорта (а бывает ли другой?)» [Нью-Йоркер 2014 web].

Дело, впрочем, не только в высказываниях Хайдеггера, в целом справедливо оцененных как антисемитские. Приходится иметь в виду приведенные ранее чудовищные, безумно-бредовые формулы «Черных тетрадей» о «философской»-де желательности добиться победы «Seyn»… через уничтожение человеческого рода! И потому можно говорить даже об элементах патологии в иных высказываниях Хайдеггера по социальным, политическим (и в частности, по национальным) вопросам. Сейчас в ходу термин «социопатия»; под ним разумеют, что люди, в принципе ментально, психически здоровые, «больны социально». Таких людей нельзя допускать к социальным, политическим обсуждениям и делам. Предубежденность, стереотипность мышления и личная злобность – первые признаки, по которым надо отклонять претендентов на руководящие социальные посты. А сейчас создается впечатление, что такие качества оказываются в подобных делах «высоким проходным баллом», и как раз такого рода деятели – и это стало знамением времени – оказываются «у руля» социальных кораблей человечества.

Точно так же и Хайдеггер настойчиво стремился ввести социально-исторические, социально-политические координаты в свою самую абстрактную философию. Он очень любил порассуждать на социально-политические темы. И тут снова хочется вспомнить о таком выдающемся мыслителе, как Ханна Арендт.

В моей книге [Мотрошилова 2013] я пыталась показать, что она, учитывая упомянутую черту мышления своего учителя, хотя и не указывая это открыто, противопоставляла (в том, что касается «вмешательства», пусть и философского, в «человеческие дела») собственные рассуждения ряду решающих ходов философии Хайдеггера. Так, например, в блестящей работе «Vita activa» – в фактическом, но никак не афишируемом противоборстве с весьма популярной хайдеггеровской концепцией «das Man» – Аренд доказывала: хотя у Хайдеггера при использовании «das Man» зарисованы некоторые стороны жизнедеятельности человека, ведущие к ее стандартизации, сама концепция не годится на роль теории, претендующей на окончательное, трансисторическое определение человеческой  сущности. Она убедительно показала (используя отдельные традиции философской мысли, начиная с Августина): при том, что влияние «das Man» неоспориимо, а в иные периоды особенно ощутимо, человек по своей природе и реальным результатам деятельности – существо уникальное, неповторимое. Уместно заметить, что сомнительные формулировки Хайдеггера – очевидный пример слабости этого оригинального ума перед лицом тех самых, описываемых властью «das Man» стереотипов, которые стоят у истоков национал-социализма и его преступлений. На фоне всего сказанного без ответа остается вопрос: почему Ханна Арендт, зная об этих изъянах личности и учения Хайдеггера, неизменно воздавала ему должное как философу и продолжала любить до конца жизни (при всей сложности, порой и драматизме их личных отношений)?

Ныне же предстоит поразмыслить над вопросом о том, как в свете новых знаний, которые дают “Черные тетради”, следует отнестись к философии Хайдеггера, к сложившимся ее оценкам и к ее анализу?

В отдельных случаях участники обсуждения очерчивали современные проблемы такого рода поистине драматически, кардинально: не нуждается ли сложившаяся история философии (по крайней мере XX в.) в том, чтобы быть полностью переписанной[xx]?

Я считаю, что полное переписывание вряд ли потребуется, но серьезные уточнения нужны, они назрели – в данном случае касательно оценок смысла и значимости философии Хайдеггера. Нужны более «дифференцированные» подходы – вместо господствующих однозначно высоких характеристик. Необходимость уточнений, впрочем, касается и истории философии в целом. Принято считать, что «классическая» философия на то и классическая, что в ней нет изъянов, а «великие философы» – это великие образцы во всем. Если история философии пишется в таком стиле, ее в самом деле пора переписывать…

Не лишено оснований соображение профессора Маркуса Габриеля о том, что 94–96 тома Собрания сочинений Хайдеггера – повод к детальному их исследованию, которое должно вестись как раз с помощью инструментов, презираемых Хайдеггером, т.е. с использованием социологического, исторического (включая литературно- и философско-исторический) и психоаналитического подходов [Габриель 2014 web].

В случае Хайдеггера верно признать, что для анализа одних проблем у него были знания, умение и талант, а при обращении к другим (пусть к ним он и имел  особую склонность) проявлялись слабость и стереотипность мышления. Если рассуждать таким образом, то к большому и разнонаправленному наследию Хайдеггера можно и нужно отнестись дифференцированно – критически и вместе с тем объективно. Поэтому нельзя не видеть того, что в «Черных тетрадях» содержатся солидные пласты глубокой философии мыслителя-новатора, оправданно заботящегося о бытии (теперь – в его высокой ипостаси «Seyn», отличного и от «Sein», и от «Seiende», сущего) и прозорливо предупреждающего об опасности «забвения Бытия» в таком углубленном, истинно современном смысле.

Литература

Ассхоер 2014 web – Assheuer T. Das vergiftete Erbe // Die Zeit. №12. 2014 / http://www.zeit.de/2014/12/heidegger-schwarze-hefte-veroeffentlicht

Бибихин 1991 –Бибихин В.В. Дело Хайдеггера // Философия Мартина Хайдеггера и современность. М., 1991.

Габриель 2014 web – Gabriel M. "Wesentliche Bejahung" des Nationalsozialismus // Die Welt. 07.04.14 / http://www.welt.de/kultur/literarischewelt/article126631899/Wesentliche-BeStjahung-des-Nationalsozialismus.html

Лангеншайдт Гроссвёртербух 1993 – Langenscheidt Großwörterbuch. Deutsch als Fremdsprache. Berlin, München, Leipzig, 1993.

Мартин 1989 – Martin B. Martin Heidegger und “Dritte Reich”. Ein Kompendium. Darmstadt, 1989.

Мартин Хайдеггер-Гезельшафт 2014 web – Die Martin Heidegger-Gesellschaft. Stellungnahme zu den «Schwarzen Heften» / http://www.heidegger-gesellschaft.de/anklaenge/stellungnahme-zu-den-schwarzen-heften

Мотрошилова 2013 – Мотрошилова Н.В. Мартин Хайдеггер и Ханна Арендт: бытие–время–любовь. М., 2013.

Нью-Йоркер 2014 web – New Yorker. 2014.03 / http://www.newyorker.com/online.blogs/movies/2014/03/why-does-it-matter.-if-heide

Отт 1988 – Ott H. Martin Heidegger. Unterwegs zu seiner Biographie. Fr. am Main, 1988.

Ратцель 2014 web – Ratzel W.  Kommentare zu Heideggers «Schwarzen Heften» // Der Freitag. 2014.01.29 / https://www.freitag.de/autoren/wolfgang-ratzel/kommentare-zu-heideggers-schwarzen-heften

Симон 2014 – Simon A.-C. War Heidegger ein "seinsgeschichtlicher Antisemit"? // Die Presse. 2014.01.08.

Томэ 1990 –Thomä D. Die Zeit des Selbst und die Zeit danach. Zur Kritik der Textgeschichte Martin Heideggers (1910–1976). Fr. am Main, 1990.

Травны 2014^а – Trawny P. Nachwort des Herausgebers // Heidegger M. Gesamtausgabe. Bd. 94. Fr. am Main, 2014.

Травны 2014^б – Trawny P. Nachwort des Herausgebers // Heidegger M. Gesamtausgabe. Bd. 96. Fr. am Main, 2014.

Федье 1988 –  Fédier F. Heidegger: anatomie d’un scandale. Paris, 1988.

Философия Мартина Хайдеггера и современность 1991 – Философия Мартина Хайдеггера и современность: Сборник / Мотрошилова Н.В. (отв. ред.). М.: Наука, 1991.

Хайдеггер 2014^а – Heidegger M. Gesamtausgabe. Bd. 94. Fr. am Main, 2014.

Хайдеггер 2014^б – Heidegger M. Gesamtausgabe. Bd. 95. Fr. am Main, 2014.

Хайдеггер 2014^в – Heidegger M. Gesamtausgabe. Bd. 96. Fr. am Main, 2014.

Шнайдеггер 2014 web – Schneidegger T. Was vom gekränkten Nationalontologen bleibt: Eine Nachlese zur Feuilleton-Debatte um Martin Heideggers «Schwarze Hefte» (GA Bd. 94–96) / http://www.glanzundelend.de/Artikel/abc/h/martin-heidegger-was-vom-gekraenkten-nationalontologen-bleibt.htm

Примечания