В августе 2014 г. в Москве под эгидой Московского философского общества прошел коллоквиум по эпистемологии, посвященный анализу ключевых понятий современной философии науки и рефлексии реализуемых отечественными философами проектов эпистемологии. Участниками коллоквиума стали представители Института философии РАН, Института истории естествознания и техники РАН, журналов «Вопросы философии» и «Высшее образование в России», философских факультетов МГУ им. М.В. Ломоносова, НИУ ВШЭ, РГГУ, МПГУ.

Открыла коллоквиум его соорганизатор и член Правления Московского философского общества Н.И. Кузнецова (РГГУ; Институт истории естествознания и техники РАН), которая предложила воспринимать данный коллоквиум как шаг к возрождению формата подлинной философской дискуссии «по гамбургскому счету, без оглядки на звания и регалии». Она призвала участников обсудить принципиальные проблемы отечественной философии науки и эпистемологии (например, каким понятием «знания» пользуются российские философы и насколько оно адекватно реалиям научного и философского познания), а также сформулировать суть развиваемых в России проектов эпистемологии и оценить результаты их реализации.

Академик РАН В.А. Лекторский (Институт философии РАН) выступил с докладом «Знание в неклассической эпистемологии». Он нарисовал богатую и многомерную историко-философскую картину возникновения теории познания (эпистемологии) и описал решаемые ею задачи на разных этапах своего развития. В.А. Лекторский особо остановился на ситуации формирования в XX в. неклассической эпистемологии, которая явилась ответом на споры философов о проблемах эмпирического анализа реальных процессов познания, об антипсихологизме и нормативизме представлений о мышлении, а также о роли языка в понимании феномена объективного знания. По мнению В.А. Лекторского, понятие «знания», идущее еще от Платона, по-прежнему остается полезным и осмысленным, но трансформация современной науки и научного познания вынуждают философов модернизировать это понятие. Сам докладчик исходит из следующего понимания: «знания - это истинные утверждения о многослойной реальности, которые принципиально могут быть обоснованы». Обновление понятия «знания» и уточнение задач эпистемологии особенно важны сегодня, когда повестка дня теории познания связана с развитием когнитивных наук и ориентирована на поиск ответов на следующие вопросы: как возможны науки о человеке; что есть человеческая свобода; можно ли изменить природу человека; возможно ли воспроизведение феноменов человеческого сознания и мышления на неорганическом материале (носителе). В.А. Лекторский высказал предположение о том, что роль теории познания в современных условиях состоит в том, чтобы «наводить мосты» между тремя сферами интеллектуальной активности: наукой, миром «здравого смысла» и философской рефлексией предельных вопросов существования человека. По его мнению, за счет понятийной работы, критической установки и осознанного применения философских техник анализа эпистемология способна обеспечить взаимную интеграцию этих принципиально разных способов познания человеческого разума.

В докладе Б.И. Пружинина (журнал «Вопросы философии») и Т.Г. Щедриной (МПГУ) «Знание как ценность: культурно-историческая эпистемология и вызовы времени» знание рассматривалось «как культурный феномен, который возникает исторически и направлен на организацию информации о мире (реальности) по принципам языка». Б.И. Пружинин высказал гипотезу о том, что современная наука распалась на самостоятельные регионы научной активности (фундаментальная и прикладная наука), в каждом из которых превалируют особые формы функционирования знания. В частности, Б.И. Пружинин продемонстрировал ангажированность знаний в прикладной науке на материале кейса из актуальной научной практики (публикации за несколько лет в авторитетном журнале «Nature» результатов исследований молекулярных биологов по поиску лекарства от рака). Из факта игнорирования представителями прикладной науки стандартов объективности и обоснованности знаний Б.И. Пружинин сделал вывод о кризисе идеала научности и, как следствие, кризисе нормативистской версии эпистемологии. Причину этого кризиса он усматривает в  отсутствии у этого крыла философов решения проблемы воспроизводимости научных знаний. В качестве ответа на этот кризис и возник реализуемый докладчиками проект «культурно-исторической эпистемологии», в рамках которого вместо предписаний философы формулируют советы ученым об условиях воспроизводения объективных знаний исходя из понимания знания как блага, как культурной ценности.

А.Л. Никифоров (Институт философии РАН) в выступлении «О технонауке и об ошибках ее восприятия философами» обратил внимание на то, что эпистемология строит концепции на базе анализа в основном науки, при этом понимает науку по образцам античности, т.е. как сферу выработки истинного знания. А.Л. Никифоров считает это большой ошибкой. По его мнению, начиная с Нового времени и вплоть до настоящего момента наука ориентирована «не на поиски истины, а на создание и совершенствования технологий преобразования мира в целях удовлетворения биологических потребностей человека». Соответственно, знание в такой технонауке понимается прагматически – как то,  что может быть использовано на практике. По мнению докладчика, сегодняшняя повестка современной философии должна быть ориентирована на ликвидацию последствий ошибочного восприятия науки: плачевное состояние экологии Земли требует от философов нахождения способа «закрытия» науки Нового времени в пользу создания и развития наук о человеке.

Н.И. Кузнецова (РГГУ; ИИЕТ РАН) в докладе «Знание как социальная эстафета: актуальность нового понимания» сформулировала ключевое представление об элементарном знании в «эмпирической эпистемологии» - того проекта, который она со своими коллегами развивает на базе теории социальных эстафет М.А. Розова. Роль этих представлений аналогична вводимому К. Марксом понятию о «единице (клеточке)» анализа расширенного капиталистического воспроизводства, а именно – понятию «товара». Иными словами, элементарное знание – это базовое понятие анализа научного познания, исходя из которого строится концептуальная часть, теоретические модели и исследовательская программа эмпирической эпистемологии. Н.И. Кузнецова привела четыре модельных примера ситуаций возникновения феномена элементарного знания: а) попытка передать (описать) вкус экзотического фрукта «Дюриан» тому, кто никогда его не пробовал; б) организация коллективного поиска способа лечения неизвестной болезни в древнем Вавилоне за счет создания своего рода «информационного рынка»; в) построение экспозиции геологического музея и формирование способа записи сведений об отдельных образцах этого музея; г) решение вопроса об историчности научных знаний – например, было ли в Средние века знание того, что «поваренная соль растворима в воде». На основе анализа этих парадигмальных примеров Н.И. Кузнецова сформулировала развернутое определение того, что есть знание: «это феномен социальной памяти человечества, связанный с описанием содержания непосредственных образцов поведения и деятельности (опыта), с целью переноса этих образцов на новые объекты и ситуации; элементарное знание выражено в синтаксической (вопрос-ответной) форме и содержит в себе сопряженность двух эстафет – референции и репрезентации». Соответствующие представления были построены и систематически обоснованы в теории социальных эстафет М.А. Розова, наследие которого, к сожалению, просто не освоено. В заключение Н.И. Кузнецова подчеркнула, что такое понимание знания позволяет вывести из него все другие сложные формы организации знаний в науке, а также выполняет мировоззренческую функцию: фиксирует в явной форме позицию эмпирической эпистемологии как реалистической, конструктивистской концепции познания, опирающуюся на корреспондентную теорию истины на уровне элементарного знания и тяготеющую к когерентной теории истины – на уровне сложных систем знаний.

В.Н. Порус (НИУ ВШЭ) в докладе «Итоги и перспективы социологизации философии науки и эпистемологии» предложил считать реализованным проект социологизации философии науки, то есть перевода ее на язык социологии за счет выдвижения на передний план социокультурных (средовых) факторов познания. Основная идея состоит в том, что за социальной природой и социальными процессами познания признается определяющее влияние на содержание познания. По словам В.Н. Поруса, знание в этом случае трактуется как преимущественно продукт социальной коммуникации, а наука - как форма организации социокультурного процесса, социальной практики. На фоне успехов социологизации и превращения ее в модный тренд философии, считает В.Н. Порус, можно заметить и основную неудачу этого проекта, которая состоит в том, что не удалось передать всю проблематику философии науки в ведение специальной дисциплины (социологии). Более того, сегодня социология науки и социология научного знания все меньше претендуют на это, и все больше сводятся к относительно частному исследовательскому подходу (междисциплинарное исследование феномена науки, STS - Science and Technology Studies). В заключении доклада В.Н. Порус выразил «сдержанный оптимизм» относительно перспектив традиционной философии науки и эпистемологии, которые, по его мнению, имеют все шансы стать опять нужными ученым и вернуть себе лидерство в вопросах понимания познания.

В.П. Филатов (РГГУ) в выступлении «Современная эпистемология как учебный предмет» представил взгляд на эту философскую дисциплину сквозь призму и нормы образовательного процесса. Он обратил внимание участников на то, что в эпистемологии нет собственных учебников, а учебные программы имеют авторский характер и нередко очень субъективны (докладчик проанализировал порядка 20 актуально читаемых в ведущих вузах России курсов по эпистемологии). В философском сообществе нет консенсуса по многим значимым вопросам преподавания этой дисциплины: относительно предмета и границ эпистемологии; о том, на анализе какого материала она должна строиться - научного, обыденного или перцептивного (из ощущений) знания; каково место и роль эпистемологии среди других философских дисциплин. Также бросается в глаза разница понимания эпистемологии в англосаксонской традиции (теория знания, основанная на анализе обыденного знания и развиваемая как специальный раздел логики и философской семантики) и в России (особая часть философии науки, которая рассматривает производство и организацию знаний на материале науки). Разница объяснима тем, что на Западе особенно популярна традиция аналитической философии и аналитического подхода к пониманию знания, в России же, напротив, сильны сциентисткие позиции и интерес к научному познанию. Все это создает некоторое напряжение между эпистемологией и двумя другими философскими дисциплинами: философией сознания как анализирующей специфический тип знания (знание собственного сознания и сознания Других), а также философией науки как рефлектирующей идеалы научности и объективности в научном познании (обоснованность, достоверность, воспроизводимость). По мнению В.П. Филатова, состояние эпистемологии в России есть следствие незавершенности процесса переосмысления советского наследия и критической ассимиляции западных (в первую очередь аналитических) традиций философского анализа феномена знания.

В докладе соорганизатора коллоквиума Ж.К. Загидуллина (Институт философии РАН) «Контуры эмпирической эпистемологии на базе теории социальных эстафет» автор, опираясь на сформулированное Н.И. Кузнецовой понятие знания, детально описал исследовательскую программу эмпирической эпистемологии по анализу научного познания. Эта программа предполагает анализ специфики и строения элементарного знания, научных теорий и теоретических конструктов, наукообразующих программ исследуемой дисциплины - исследовательских, коллекторских (систематизирующих) и аксиологических программ, а также внутринаучной рефлексии ученых. В докладе также были приведены результаты реализации этой программы на материале научной психологии, что позволяет по-новому увидеть ее эпистемологическое состояние и перспективы. По словам Ж.К. Загидуллина, развиваемый им с коллегами проект «эмпирической эпистемологии» является ответом на вызовы современной философии науки и эпистемологии. В частности, докладчик говорил о вызовах, связанных с интенсификацией развития науки и научного познания (в связи с чем необходимо переосмыслить онтологию и модели самой эпистемологии; использовать в качестве минимальной единицы анализа науки целые научные дисциплины и дисциплинарные комплексы; разработать новые понятия для осмысления процессов недисциплинарного видообразования научных знаний), а также о вызове, связанном с углублением разобщенности и дифференциации философско-эпистемологических дисциплин, исследующих познание (необходимо определить способы комплексирования и творческого использования результатов работы разных школ и подходов). По мнению докладчика, успех и эвристический потенциал эмпирической эпистемологии связан с тем, что она опирается на развитую М.А. Розовым «волновую» онтологию, которая ассимилируют деятельностный, логико-семиотический и культурно-исторический подходы к анализу научного познания.

В рамках коллоквиума также состоялись две дискуссии в форме Круглых столов (по темам: «Какое понятие знание нам нужно?» и «Какая у нас получается эпистемология?»), в которых помимо докладчиков активно участвовали З.А. Сокулер (МГУ им. М.В. Ломоносова) и Е.Н. Ивахненко (РГГУ).

Первый Круглый стол был посвящен рефлексии используемых в отечественной эпистемологии понятий знания: от платоновского (истинное и обоснованное мнение о мире) и деятельностного (знаково-семиотическое выражение результатов оперирования с объектом) до прагматического (любые представления, которые позволяют осуществить действие, решить практическую задачу) и аналитического (совокупность вызывающих доверие высказываний о мире). Был сформулирован тезис, что неклассическая эпистемология началась после того, как в Новое время теологическая картина мира стала секуляризоваться. «Обмирщение» взглядов на знание привело к неклассическому пониманию познания и его результатов. Как следствие, философы перешли от «высоких» форм знания («божественный промысел», заложенный Творцом в творения мира) к «низким» формам знания (знание ученого, ремесленника, обычного горожанина, и даже к знанию животных, помогающее им адаптироваться в этом мире). Иными словами, резкое расширение понимания феномена знания стало неизбежным. В противоположность этому на Круглом столе была высказана другая позиция: дело не в «обмирщении» философии, а в том, как мы воспринимаем феномен «знания». Представители эмпирической эпистемологии твердо заявили, что, по их мнению, знание – это онтологическое явление, присущее человеческой культуре и социальной памяти человечества – и никому больше (!). И потому осмыслять знание следует посредством анализа процессов передачи (переноса) опыта человечества на новые ситуации или объекты, исследуя деятельностный процесс познания и преобразования мира, создания культуры.

Основное, что бросалось в глаза, состоит в том, что большинство участников коллоквиума (за исключением представителей эмпирической эпистемологии) так или иначе склонялись к архаичному платоновскому определению «знания», которое, самое большее, модернизировалось ими в духе аналитической философии: то есть «мнение» бралось в форме суждения или совокупности высказываний. Как известно, Платон считал, что истинное знание можно иметь исключительно только о «мире идей», а о «мире теней» можно иметь только ненадежное мнение. То есть его понятие было встроено в определенную онтологию и представления о мире. Не случайно, что на том же Круглом столе развернулась бурная дискуссия относительно того, что следует понимать под термином «мир», «реальность». Ведь сегодня «мир» – это сложный и неочевидный объект мысли, в котором можно выделить разные слои и даже, в некоторых концепциях, разные варианты реализации мира (идея «мультиверса»). Но ясно одно: современный «мир» - это совершенно не то же самое, что и «миры» Платона, и потому возникают серьезные сомнения в правомерности использования современными философами такого же понятия «знание», что и у Платона.

Второй Круглый стол был естественным продолжением первого и был посвящен анализу развиваемых в России проектов эпистемологии, которых на коллоквиуме было представлено три: культурно-историческая, социальная и эмпирическая эпистемология. Анализируя ситуацию реализации этих проектов, участники зафиксировали, что эти проекты заявлены в условиях конкуренции как минимум четырех различных «онтологий среднего уровня» (по Р. Мертону): онтологии культуры, деятельности, социума и языка. Речь идет о разных видах категоризации познания и знания, а именно: как явления культуры, как социального феномена, как типа деятельности, как особых языковых конструкций. В этом смысле первые два проекта эпистемологии стремится утвердить одну определенную онтологию.

От этого выгодно отличается проект эмпирической эпистемологии, который опирается на «волновую» онтологию М.А. Розова. Дело в том, что «волновая» онтология стремится объединить («снять» в гегелевском смысле) несколько онтологий среднего уровня: культуры, деятельности и социальности. Онтологическая интуиция М.А. Розова состояла в том, что семиотические объекты (знание, язык, культура) существуют в форме «волны» (куматоида - объекта особого рода, независимого от материала реализации), а познание есть процесс переноса опыта на новые объекты или ситуации – сначала по непосредственным образцам, а потом и по вербализованным описаниям. В этом видны и деятельностные основания, и социально-средовые условия познания, а также задается новое понимание культуры.

В завершение участники высоко оценили качество состоявшегося на коллоквиуме разговора и высказались за продолжение  подобного формата философской дискуссии.

Коллоквиум показал, что авторы и реализаторы разных проектов эпистемологии на отечественной почве настроены серьезно, каждый ориентирован на конкретную исследовательскую программу и активное участие в философской жизни. Все это дает основание рассчитывать на то, что в ближайшие годы в России будет идти интенсивный и продуктивный диалог различных версий эпистемологии, а также будет продолжена и развита самобытная традиция философского анализа познания.

Ж.К. Загидуллин, Н.И. Кузнецова