Знаменитый японский мыслитель-конфуцианец Кайбара Экикэн (1630–1714) написал трактат «Раккун» («Поучения в радости») на закате своей жизни, в возрасте 81 года. В этом трактате он утверждает, что ключи к радости — любование природой и чтение мудрых книг; эти занятия служат лучшим утешением в старости.

Famous Japanese Confucian scholar Kaibara Ekiken (1630–1714) wrote his treatise Rakkun (“Precept in Happiness”) at the dawn of his life when he was 81. In this treatise he argues that the clue to true happiness is enjoying nature and reading clever books. This is especially true for aging people. The publication presents Rakkun translated into Russian by Alexander Mesheryakov

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: японская философия, конфуцианство, Кайбара Экикэн, старость, природа, чтение.

KEY WORDS: Japanese philosophy, Confucianism, Kaibara Ekiken, aging, nature, reading.

Предисловие к публикации*

Период Токугава (1603–1867), который до сих пор по недоразумению часто именуют «застойным», отличался в целом оптимистическим мировосприятием. На смену буддизму, считавшему этот мир юдолью печали, приходит конфуцианство (неоконфуцианство), которое размышляет об этом мире в жизнеутверждающих терминах. Для понимания общей атмосферы эпохи большое значение имеют труды конфуцианского ученого Кайбара Экикэн (1630–1714). Он не был теоретиком, который высказал много нового. Его значимость состоит в другом. Его многочисленные труды имели адресатом самую широкую аудиторию, были написаны просто (чтобы, как тогда любили выражаться, «было понятно женщинам и детям») и пользовались большой популярностью. В связи с этим они являются прекрасным источником для понимания атмосферы эпохи, тех ценностей, которые формировали стратегию поведения человека (самурая и горожанина) того времени.

«Поучения в радости» («Раккун») дают достаточно полное представление о том, какой видел Кайбара достойную жизнь достойного человека. Будучи выходцем из самурайской семьи, он превозносит вовсе не воинские доблести. Его идеалом является мирная и долгая жизнь, полная радости, которая заключена в спокойствии, добросердечии, терпимости, умеренности, покорности судьбе, умении довольствоваться малым. При таком подходе формировался тип человека, который не угрожал существовавшим общественно-государственным отношениям. Длительный мир эпохи Токугава был беден событиями, убыстряющими ход истории. В это время господствовал культ малоподвижной старости, а не деятельной молодости. Такое положение вещей во многом объясняется успешной работой по воспитанию малоагрессивного типа личности, не ищущей перемен.

А.Н.Мещеряков

Свиток первый

Общие соображения

Среди бесчисленных существ, которые обязаны даром жизни Небу и Земле, человек – самое почтенное. А всё потому, что он – самое совершенное среди десяти тысяч существ и созданий. Родиться человеком – счастье несравненное. Но мы, люди, глупы и не знаем Пути человека: теряем сердце, дарованное нам Небом-Землёй при рождении, не шествуем верным Путём, блуждаем по дорогам кривым, днём и ночью истощаем своё сердце. Мало того: заботимся лишь о себе, другим не сочувствуем, о них не думаем, горестей чужих знать не хотим. И даже родным отцу с матерью не служим, сердцами с ними разнимся. Так и выходит, что долга человеческого не исполняем, с дороги сбиваемся, тело свое человеческое, драгоценное – не ценим, живём как птицы со зверями, вянем и гниём вместе с травами и деревьями, первозданного смысла не сберегая. А следовало бы укоренить в сердце слова Янь Чжи-туя: тело человеческое получить непросто и не дело употреблять его понапрасну[1]. А посему с младых лет должно приникать к учению мудрецов прошлого, взращивать в сердце человеколюбие, данное Небом-Землёй при рождении. Тем и себя будешь радовать, и людей, на которых свое человеколюбие употребишь.

Человеколюбие – в чем оно? Добрые дела, которые во множестве проистекают из сочувственного сердца, – это и есть человеколюбие. Человеколюбие – общее имя для добрых дел. Быть человеколюбивым – значит следовать за почтенным сердцем Неба-Земли. То есть это Путь, заповеданный мудрецами прошлого. Будешь шествовать этой дорогой – и себя, и других обрадуешь. Шествовать Путём человека – это и значит быть человеком. И тогда уже не посетят сожаления о зряшной жизни, о которой говорил Янь Чжи-туй.

Так устроена жизнь, что в человеческом сердце есть полученная от Неба-Земли изначальная сила-ки великой гармонии. Как травы с деревьями не могут остановиться в росте, так и в нашем сердце трудится небесный ткацкий станок, что не останавливаясь ткёт мягкое веселие. Это и называется радостью. В этом – корень жизни сердца, в этом и корень человеколюбия.

Не только мудрецы обладают радостью, все люди могут равно обрести её. Но не станешь учиться – не обретёшь. Не о том ли говорится в «Книге перемен»: используешь каждый день, а не познал. Тот, кто отвлекается на собственные хотения, радость теряет. И лишь человеку мудрому она дана – он не отвлекается на хотения, и радость остается при нём. Но не только человек способен пребывать в радости – есть она и у птиц со зверями, и у трав с деревьями. Деревья и травы растут и разрастаются, цветы приносят плоды, птицы – щебечут, звери – резвятся, ястреб залетает под самое небо, рыба играет в глубине – так каждый обретает радость. И лишь человек из толпы радости не ведает и теряет ее, уступая в том птице и зверю.

В сердце человека есть изначальная радость, если он не отвлекается на хотения, во всяком времени он находит место – и всюду обретает радость. Он наслаждается радостью, струящейся из самого истока, и другой радости ему не надо. Пять органов – уши, глаза, рот, нос и тело – при встрече с внешним различают цвета, слышат голоса, ощущают вкус, обоняют запахи, обретают движение. И если в этих пяти делах не желать лишнего и довольствоваться малым, то каждое движение принесёт радость. Но радость даёт не внешнее. При соприкосновении с ним ты одушевляешься его радостными силами, но исток радости берет начало в ином месте. Изначально живущая в сердце радость идёт на встречу со внешним помощником и взращивает эту нутряную радость. Вот прирожденно-данная человеку сила-ки. Она – основа человеческой жизни. Но если у человека нет питья, еды и одежды, то есть внешнего источника вскармливания радости, то голод и холод не дадут удержать прирожденное. Напитывание внешним помогает нутряной радости, находящиеся вне человека еда и одежда помогают взращиванию внутренней силы. Если есть нутряная радость, то тогда и сторонняя еда с питьём будут в помощь.

Велики дела Неба-Земли, творящиеся на твоих глазах днём и ночью. Ясный свет луны и солнца, чудные картины природы, меняющиеся вместе с четырьмя временами года, текучая переменчивость облаков на заре и на закате, основательность гор, струение рек, мягкий шелест ветра, благодатная свежесть дождя и росы, чистота снега, прелесть цветов, благоухание свежей травы, раскидистые деревья, неугомонность птиц, зверей, насекомых и рыб – во всем есть неостановимое движение жизни. Сумеешь тем наслаждаться – обретёшь и бесконечную радость. Обратишься к тому лицом – раскроется сердце, осветлятся чувства, сердце почувствует Путь и очистится от грязи. Это и называется – прикоснуться к Небу. При соприкосновении том сторонние встречи сделают тебя добросердечным. Так напитывание внешним взрастит нутряную радость.

Человек неученый не знает нутряной радости. Встреча с внешним опустошает его. Ни внутреннее, ни внешнее не удержатся в нём.

Мудрецы прежних времён частенько толковали о радости. Должно думать о том – отчего так, а не эдак, нужно понять – как тебе обрести эту радость? В «Книге ритуалов» говорится: если в сердце есть хоть малое затвердение и если радость хоть немного замутнена, то сердце станет дурным. Или: когда радость потеряна, сердце запятнается грязью. А потому всякий человек – умён он или глуп – должен стремиться обрести радость. Но не только мудрец способен к радости. Когда внутри тебя обретается радость, добродетельность-току омывает твое тело, сердце широко открывается – будто богатство входит в дом.

Благодаря милости Неба-Земли ты пребываешь человеком. Обретая почтенное сердце Неба-Земли, ты становишься человеком, обладающим сердцем. Следуя за почтенным сердцем Неба-Земли, сохраняя своё гуманное сердце, всегда пребывая в радости, с тщанием сохраняя в себе покой, любовное благотворение и глубокую сочувственность, жалея людей и одаривая их, ты творишь добро и обретаешь радость. Обличать людей с жаром, чтобы отвратить их от зла – да, такое бывает. Но всё-таки следует пребывать в радости и душевном покое, пестуя их. Но если стремиться лишь к одному покою и не думать о церемониальности, то всё придёт в беспорядок, а радость уйдёт.

Думай о горестях и бедах людских, отвратись от того, что может навредить людям. Всегда имей в сердце жалость, старайся помочь, заботься о том, чтобы не навредить людям и не заставить их страдать. Ты – радуешься, а люди – печалятся... Бойся гнева Небес! Радуйся вместе с другими, помни, что источник радости – это Небо, тогда и обретёшь истинную радость. А посему: следовать Путём Неба, творить Путь человека, радоваться самому и радовать других – это следует взять за обычай, творить добро и отвращаться от зла. Чтобы так стало, многого не надо: просто следуй Путем мудрецов древности и пойми их.

Ненавидеть людей и злобствовать, превозносить себя и поносить других, попрекать их малыми проступками и придираться к сказанному, вести себя без церемоний – так поступает человек ничтожный, который лишает себя радости. Тот же, кто обуздывает гнев и желания и расширяет свое сердце, тот, кто не тешит себя попрёками, – того называют человеком большим. Он поддерживает свою силу-ки в ладу и перед ним открывается радостный Путь.

Люди в этом мире часто творят неподобающее – таков закон бренного мира, и тут уж ничего не поделаешь. Глупец не слушает поучений, перед ним даже мудрец отступается. А потому не стоит гневаться на глупца и напрасно травить себе душу. Если кому-то не повезло с самого рождения – это несчастье касается только его самого. Можно лишь ему посочувствовать. Так что нет смысла изводить себя гневом и упрёками. Глупо лишаться сердечной радости только из-за того, что кто-то нехорош.

Человек ничтожный творит дурное – да такое, что тебе и в голову не придёт. Он лишен сочувствия, его дела нехороши и кривы. Но так было всегда – даже в древности, и потому не стоит сердиться, гневаться и желать, чтобы человек из толпы был таким, а не эдаким.

Даже святые правители Яо и Шунь[2] были не в силах сделать своих детей похожими на родителей. И если твои дети, младшие братья и другие родичи не слушают поучений, нет смысла растрачивать себя упреками и терять покой. Если встретишься с таким несчастным, который не под стать родителям, знай – на всё воля Неба, а потому не стоит ни самому печалиться, ни гневаться на такого человека и лишать себя радости.

Если нет в тебе сердца, то сколько ни смотри, ничего не увидишь. Перед взором твоим много радостного, но оно тебе не открыто. Не видишь ни весны, ни осени, смотришь на луну и цветы, но ничего не чувствуешь. Взглянешь в мудрую книгу, а она тебе не по душе. Истощаешь себя напрасными хотениями, изводишь себя, людей не любишь и заставляешь их страдать, творишь лишь низкое, растрачиваешь короткую жизнь на дни без смысла... Печально.

Осветлись сердечно, познай, как устроен этот мир, запасись сочувствием – вот тогда и узнаешь сердечную радость, а вместе с ней и то, что вне тебя. Тогда, прилепившись к четырём временам года, полюбишь деяния того Пути, за которым стоят Небо и Земля, Инь и Ян. И тогда увидишь и услышишь всю тьму существ и созданий – небесных и земных. Тогда возрадуются твои глаза и уши, сердце развеселится, радости твоей не будет конца, а ноги сами собой пустятся в пляс.

Человек бедный горюет и печалится о своей бедности, завидует богатому и знатному, и нет в нём радости. Человек богатый и знатный гордится и ленится, поступает по своему хотению, швыряется деньгами. Он хочет обрести радость, но желания разрушают его, он страдает сам, заставляет страдать и других. И знатный богач, и презренный бедняк ищут вовне, а не внутри – оттого и страдают, оттого и не радуются.

Главная радость – внутри, глаза и уши – помощники в обретении радости внешней. Если не гложут тебя желания, если чувствуешь ты красоту тьмы созданий небесных и земных, радости твоей не будет конца, днем и ночью пребудет она в изобилии перед глазами. Человек, который радуется такой красоте – хозяин гор и вод, луны и цветов. Он не станет просить у людей подаяния. Радость не продается за деньги, ни одной монетки не надо. Доверься сердцу, бери сколько хочешь – а она не кончается. Ты владеешь этим богатством, но никто но никто на него не польстится – ведь у гор и вод, у ветра и луны никогда не было одного хозяина. Если узнаешь эту несравненную радость, равной которой больше нет ни на Небе, ни на Земле, то не станешь завидовать показному богатству и знатности – обретенная радость возносит над ними. Тот, кто этой радости не ведает, не видит и той обильной радости, которая всегда перед глазами. Человеку неотёсанному эта длящаяся радость немедленно причиняет мучения. Вот он видит еду лакомую, но несвежую и, поддаваясь искушению, набрасывается на нее, но потом ему становится дурно, мучения настигают его тело. Так что радость неотёсанного мужлана – это заблуждение, вред здоровью, мучение. Что до радости благородного мужа, то это безошибочное вскармливание сердца.

Если говорить о внешнем, то восхищаться луной и цветами, видеть горы и воды, воспевать ветер, завидовать птицам – эта радость настолько легка, что целый день наслаждения ею не приносит усталости, упреков людей, проклятий божеств. Эта радость доступна и нищему, не приносит она и бед. Человек богатый и знатный предаётся похвальбе и лени, и эта радость ему неведома. Человек бедный и низкий свободен от этих бед. И если воля жива в нём, он с лёгкостью обретает радость.

Благородный муж знает, что такое достаточность, которая не подвержена порче. Поэтому он сердечно богат, даже если он нищ телом. Так и говорится в старых писаниях: тот, кто знает достаточность, тот в сердце богат. Человек мелкий может быть богат, но сердце его бедно. Его богатство подвержено тлену, насытиться он не может. А потому он знает только одну радость, он презирает бедность и все его помыслы направлены на то, чтобы богатеть. Старея, нужно думать о том, что не тлеет, знать меру и ценить бедность.

И муж благородный, и муж мелкий равно желают радости. Но понимают они её по-разному. В «Книге ритуалов» говорится: «Благородный муж следует по Пути и радуется; муж мелкий следует вслед за желаниями и радуется. Следуя по Пути, укорачиваешь желания и радость твоя беспримесна. Следуя за желаниями, забываешь о Пути, мысли твои туманятся, радости нет». Потому и радость мелкого мужа не подлинна, она непременно оборачивается мучениями.

Случаются ураганы, случаются и грозы, но это не значит, что Небо с Землёй потеряли свою мягкость. Человека постигают удары судьбы, но он не должен терять своей мягкой радости. Пусть ты идёшь ко дну, пусть тебя понизили в ранге, пусть мир отвернулся от тебя – отнесись с покорностью к воле Неба, смягчи и распахни своё сердце.

Песня бывшего государя Цутимикадо звучит так:

Этот мир

Обречён на бренность.

Но текут слезы мои,

Ибо не ведают –

Что, зачем, почему...[3]

В другой старой песне говорится:

Уж так устроено:

Бренные дела

Потрясают этот мир.

Так отчего пришла

Моя печаль безотчётная?

А ещё было сказано так:

Утешься:

Ведь жизнь такова.

И вспомни:

Тело твое пребывает

В бренном мире.

Живём мы в бренном мире, а потому в сердце копится неподходящее. Так уж устроен этот мир. Каким бы богатым и счастливым ни был человек, редко встретишь человека к тому же здорового, долгожительного, с благополучными родственниками, словом, пятисчастного – такого, у которого все дела шли бы по задуманному. Так устроен мир, и только глупец сокрушается по поводу его переменчивости.

Если поймёшь, как устроен мир, радость пребудет с тобой и не станешь желать ничего, что вне тебя. И в бедности, и в беде – в любом времени найдёшь себе место и не останешься без радости. В сидении есть своя радость, а в стоянии – своя. Идти, лежать, пить-есть, видеть, слышать, говорить – во всём обнаружишь радость. Ведь радость изначально рождается в сердце, тело снабжено ею. Но мало людей, которые знают, как пользоваться радостью. Если не ведаешь, как устроен мир, радость тебе не откроется, если обуян желаниями, радости лишаешься.

Если располагаешь досугом, успокой и утиши своё сердце, растяни свои дни, прекрати суетиться. В особенности это справедливо для стариков, у которых жизни осталось мало и время для них бежит всё быстрее. Жалея об уходящем времени, им пристало растягивать день – в десять, месяц – в год, год – в десять, и радоваться тому. Не пристало им напрасно проживать дни и месяцы, а потом сожалеть о том.

С весны до конца года время летит, как стрела из лука, и не остановить его. И время, и год – из той же быстрой породы. Потому и говорят: время летит стрелой, как лунно-солнечный свет. С приближением старости годы бегут всё быстрее. Не успел оглянуться – а тебе уже пятьдесят минуло. А если уж после первых пятидесяти лет прожил ещё пятьдесят и достигнул ста, годы полетят ещё быстрее к самому своему концу. А потому оставшуюся малость лучше прожить, пребывая в радости. И уж совсем глупо проводить время в стенаниях, печалях и горестях. Каждый год расцветает цветок – каждый год он похож на себя самого. Но человек меняется с каждым годом. Старость копится, и даже в течении одного года человек становится всё дряхлее. Не стоит сетовать, что сегодня ты не таков, как вчера, а завтра станешь не таким, как сегодня. Если поймёшь это, то не станешь клясть судьбу, а станешь беречь своё время и не проведёшь ни дня в бессмыслии. На закате дня не проси рассвета. Лучше в середине каждого дня подумай, как проведёшь его остаток.

Редкий человек понимает, чем он может довольствоваться, и со смирением принимает данную ему долю. Но радость теряется, если хочешь получить больше того, что тебе отпущено. Познай свою долю и живи с этим. Если познал долю, тогда и бедность станет в радость. Если же доли не знаешь, тогда и любым богатством не насытишься, не будет оно в радость. Такой богач хуже нищего, который познал свой удел. Богатство и бедность равнодушны к уму или глупости, ибо даются с рождением. Как говорится в старом стихотворении: волу в поле объедков не достанется, а амбарная мышь зерном балуется. Умный, а бедный, плохой сын – а богач... Таких людей немало, такая доля досталась им от рождения, и к ней следует отнестись со смирением, ничего сверх того не искать. Тот же, кто этого ищет, полон стенаниями, радости лишён, и его беды – из этого корня. Такого человека только глупцом и назвать можно. На самом деле сколько угодно людей, которые несчастнее тебя. Посмотри на человека, который ниже тебя, но зато знает, как довольствоваться малым. Он смиренно относится к своей доле, не желает лишнего, не клянет судьбу, пребывает в радости, и бед у него нет. И даже последнему нищему нет смысла гневаться на Небо и упрекать других – пусть познает свою долю и смирится с ней.

В этом мире полным-полно людей, которые хоть и родились человеками, а всё равно пребывают в голоде и холоде. Следует пожалеть их в их несчастье. Если у тебя есть лишнее, поделись с бедными – и сам возрадуешься, и их обрадуешь. Высшая радость в мире людей – наслаждение добром, которое принёс другим. Тот, кто высокомерно употребляет своё богатство на ненужное – творит никчёмное и достоин осуждения. Если задуматься хорошенько, поймёшь: этот человек лишает себя истинной радости. Пусть лучше гордится богач тем, что у него достаточно добра, чтобы каждый день употреблять его на прокорм тысяч людей. Для того же, чтобы накормить сто человек, таких средств не нужно, дело это делается с лёгкостью, а прок всё равно велик. Пусть ты и не богач, но если обладаешь любящим сердцем, то будет тебе легко оказать милость голодным и холодным, что оказались рядом. Богатому и знатному весьма просто накормить многих голодных. Следует стыдиться, если нет такого желания – не отговаривайся тем, что у тебя самого богатства мало.

Богач с лёгкостью впадает в высокомерие и лень, обрести радость ему трудно. В бедняке лени нет, прозреть ему легко. Богач плутает в пустой суете этого мира, книг не читает, не умеет радоваться Пути. Поэтому именно богача следует счесть человеком несчастным – ведь он не может обрести настоящую радость. Верно говорится в прежних писаниях: бедняк лучше богача, а чтение – радость нищего. Пусть люди, мне подобные, глупы и бедны, пусть мы ничтожнее пылинки, но не променяем радость чтения и благородство Пути ни на какие богатства.

Жизнь коротка, длить вечно её невозможно. Береги тот внутренний свет, что дан тебе в короткой жизни, дни и месяцы проводи в радости. Никогда не твори дел бессмысленных и недостойных, не живи в пустоте и без радости. Сетовать и мучиться, гневаться и печалиться, лишаясь радости, – что может быть глупее? Проводить впустую время в безделии и без радости – хоть тысячу лет проживи, всё равно никакого толку не будет.

Был ребёнком – стал взрослым, потом стариком, одряхлел, смерть уже близко... Хоть сто лет прожил, а всё равно эти дни коротки. Ты в этом мире – только странник, забредший сюда на время. Хорошо сказал Су Дун-по: «Год – длиною в сон, ты же – лишь в гостях у века»[4]. Наш век краток, а потому не стоит делать дела бесполезные, терять дни и встречать смерть без достойных дел, которых не сделал по недомыслию. Жалей своё время, твори полезное, делай доброе, пребывая в радости, – тогда твоя жизнь в этом мире будет иметь оправдание.

Если в сердце укоренилась жалость, если любишь добро, а в сердце твоём – мир и покой, значит, ты сочувствуешь разным созданиям, любишь людей и обладаешь таким душевным ласковым ладом, который позволяет считать твоими близкими даже травы с деревьями.

Всегда помни, что твой дух должен пребывать в спокойствии и несуетности – словно вода, налитая в сосуд. Эта вода тиха и не рвётся наружу. Даже когда спешишь и торопишься, следует унять сердце, успокоить дух, и тогда радость останется с тобой. Даже когда дел много, следует утишить сердце. Если не сделать этого, непременно натворишь неподобающих дел. Даже если кто-то говорит тебе слова злые и грубые, не сердись, не отвечай гневливо, не пучь глаза и не принимай вид непотребный – радость тебя покинет. Твой дух должен постоянно пребывать в спокойствии и несуетности.

В стихах Бо Цзюй-и[5] говорится, что есть искусство продления лет: если сердце покойно, жизнь продлится. Ещё он сказал, что для человека несуетливого дни и месяцы тянутся дольше. В стихах же Су Дун-по сказано так: если усядешься бездельно и тихо, то день обернётся двумя, а если принять жизнь человеческую за семьдесят лет, то тогда она вытянется до ста сорока лет – так получается, что утишенное сердце делает твои дни длиннее. В несуетности много радости. Человек же занятой всегда должен выискивать время, чтобы напитать своё сердце. Если же сердце неспокойно, радости не обрести. Но следует помнить и то, что когда постоянно предаешься праздности, начинаешь ненавидеть всякое движение, а это уже не соотносится с истинным Путём.

Смягчить сердце, расслабить тело, усесться в одиночестве – это тоже радости бедняка. И это намного лучше, чем любовь к шумным застольям и общение с многочисленными друзьями. Согласись: ведь хорошо, если тебя не посетит гость, далёкий от учёности. Противно, когда к тебе надолго заявляется человек без всяких понятий – только потому, что у него выдалось время, которое ему некуда девать. Но было бы всё равно бездушным встречать его холодным взглядом – о вежливости забывать нельзя.

Скажу о том, что называют «чистым счастьем"». Прилепившемуся к радости следует непременно знать о нём. Простой человек о таком счастье не ведает – оно доступно лишь человеку учёному. Даже если человек обладает чистым счастьем и если счастье его действительно велико, редко кто знает о нём. Это похоже на человека, который оказывается на горе сокровищ, но не знает, что стоит на драгоценностях, а потому возвращается домой с пустыми руками. Чистого счастья не бывает у богача, который пребывает в радости своего высокомерия. Пусть никто не ценит бедняка, но он-то пребывает в мягкости и покое, сердце его свободно от сетований – именно он и обладает счастьем чистым. У него есть досуг, он безмятежно предаётся чтению, он радуется Пути древних – это и есть чистое счастье, великая радость. Его сердце обладает утончённостью, он читает старые книги, распевает стихи, любуется луной и цветами, наслаждается горами и водами, радуется чудными видами и разноцветьем, меняющимися вместе с четырьмя временами года. Он беден, но не жалуется на холод и голод, он привык к скромной пище, и она приятна ему на вкус – он не завидует тучному и пышному, ведь постное и лёгкое лучше пестует тело. Полотняного платье и бумажного одеяла достаточно, чтобы защитить от умеренного холода. Живёшь в заброшенной хижине, увитой хмелем, – и не жалуешься на дождь или ветер. Если посчастливилось собрать много книг на полке, то как можно назвать тебя бедняком? Ведь у тебя настоящее богатство, которое не променяешь на корзину со златом. Разговаривать с добрым другом о Пути, вместе с ним радоваться луне и цветам, пребывать в прославленных местах и чудных пределах, наслаждаться там непревзойденными видами – вот это и называется чистым счастьем. Если удалось тебе заполучить его – знай огромность этого счастья, которому не бывать у спесивого богача. 

Чистое счастье – это праздное время и умиротворение в теле, это отсутствие жалоб, несмотря на бедность. Для чтения и следования древним Путём всякое место годится. Радость от гор и вод, от луны и цветов – выше, чем радость от имущества и богатства. Расположиться покойно в уединенном жилище, читать книги и радоваться Пути, беседовать с добрым другом о нём, вместе в ним наслаждаться ветром и луной – высшая радость, чистое счастье.

Редкая жизнь бывает покойной и праздной. С древности и до наших дней людей богатых и знатных всегда бывало немало, но мало таких, кому доступна постоянная радость – только тому, кто спокоен в сердце своём и не предаётся горьким сетованиям, кто обладает праздностью и у кого покой разлит в теле. Такого чистого счастья никогда не достичь знатному богачу. Глупец же таков: у него есть всё для чистого счастья, но радоваться ему он не умеет. Есть и такие: про чистое счастье знает, а в теле у него его нет, вот он и не радуется. Мало людей, которым доступно чистое счастье, – а всё оттого, что Небо дарует его с большим разбором. Так что люди, понимающие радость чистого счастья и одновременно обладающие им, обладают счастьем редкостным. Рождение под Небом не требует лишнего. А иначе красивые цветы принесут гнилые плоды. Человек, который обладает чистым счастьем, не должен желать знатности и богатства. Тот, кто желает сразу всего, впадает в алчность и идёт против воли Неба. Если ты уже обладаешь радостью, но желаешь большего, мечтаешь о богатстве и не довольствуешься малым – значит, ты не знаешь своей доли и забываешь о радости. Глупо.

Странствия в других землях, наслаждение, которое испытываешь в местах достопримечательных и в тех чудных пределах, где явлена красота гор и вод, помогает в обретении добросердечия и очищении от грязи, в воспитании добродетельности и углублении мудрости. Отправляясь в неведомые земли, обозревая новые горы и реки, радуя глаз, разговаривая с селянами, узнавая про местные обыкновения, бродя у подножия далёко упрятанных гор, ты, который всегда любил горы и столь часто видел их свежую зелень во сне, невольно затаиваешь дыхание и забываешь дорогу обратно. Открывающиеся твоему взору побережье и дальние горы делают тебя богаче князя, владеющего десятью тысячами дворов. Видя славные и необычайные местные изделия, пробуя тамошнюю удивительную еду, ты тешишь своё сердце. Знакомство с чудесными землями – это услада не только глаз и ушей. Сколько бы лет ни прошло, увиденное и услышанное будет помниться до самой старости, сохраняться в памяти и радовать тебя. Так то диковинное, что есть в этом мире, запечатлевается в душе.

Сдержанность... Есть много того, что ты принуждён терпеть, не обнаруживая гнева и желаний. Следует проявлять воздержанность в пяти вещах, которые любит и желает наше тело: вине, еде, звуке, цвете, богатстве. Не следовать хотениям, содержать тело в скромности, не желать богатства, терпеть бедность и при этом не мучиться – это и есть сдержанность. Даже если кто-то ведёт себя с тобой без любви и вежливости – думай, что это ему так и положено, не обнаруживай ни злобы, ни ненависти, сдерживай себя. Если сумеешь обуздать гнев и желания, сердце расстелится-подобреет, тело размягчится, другому зла не сделаешь, стыда не испытаешь, мучений не узнаешь, угрызения совести не станут мучить тебя, несчастий не случится. Из одной сдержанности вырастает много доброго. Если же сдержанности нет, случится много дурного. Поэтому-то в старых писаниях и говорится: сдержанность – всего основа. Сдержанность – большая подмога в обретении радости.

Вино – это чудный дар Неба. Если выпить немного, сердце твое раскроется, печали уйдут, дух воспарит, придёт бодрость, кровь побежит веселее. Ты сможешь разделить  веселье с людьми, и будет тебе в том большая подмога в радости. Но если выпьешь чересчур и напьёшься допьяна, то станешь в чужих глазах ужасен: заговоришь много и путано, вид твой станет неряшлив, а сердце – возбудится. Словом, станешь похож на сумасшедшего. В древности люди удачно говорили об этом, как о «сумасшедшей радости». Кроме того, заболеешь неизлечимыми недугами, и случатся с тобой ужасные несчастья. Если не предупреждать с самого детства о вреде чрезмерного пития, то человек пристрастится к винопитию, и оно превратится в дурную привычку, что весьма прискорбно. Как говорили древние: вино – цеди понемногу, цветы – любуйся распустившимися наполовину. В общем, когда выпиваешь, то знай меру, тогда и пребудешь в радости. Пить вволю – призывать беду. Получить небесный дар радости и превратить его в радость сумасшедшего, ввергнуться в беды и горести – что может быть ужаснее?

Древняя музыка и песни отличаются красотой. Если исполнять их с душой и удовольствием, тоска рассеется, и будут они подспорьем в напитывании силы-ки. Люди прежних времен пели и танцевали, разгоняя кровь по жилам. Так что музыка и песни – это искусство радовать сердце и вскармливать силу-ки. 

Единственное дело самурая – воспитание мужества и бесстрашия. Мужество не проявляют напоказ, оно должно быть заключено внутри. Следует всегда пребывать в мягкости и радости, согревать людей своей добротой. Мужество окутывает Поднебесную, но она защищена вовсе не смелостью – так сказано в «Беседах школы Конфуция»[6]. Бесстрашие похоже на боязливость. Большое мужество – сродни боязливости. Это означает, что мужество не выставляется напоказ. Если выказывать вежливость, быть мягким и податливым – людей не обидишь. Чтобы не обидеть их, нужно, чтобы твои речи и вид не были грозны. А иначе лишишься мягкости и радости. Настоящее мужество не запечатлено на грозном лице, напротив – оно должно быть добрым. Чжан Лян[7] обладал действительно великим мужеством, но обликом был как женщина, а нравом – податлив, мягок и тих. Обуздать желания, познать долг и исполнять его, быть беззаветно верным – вот настоящее мужество. Человек поистине мужественный – всегдашний обладатель мягкой радости.

Свиток второй

Слово о временах года

В течении года Путь Земли и Неба совершает круговорот, являя себя в четырёх временах года, и со времен глубокой древности так было всегда. Природный вид меняется каждый день – от весенних дымок и до зимнего снега. Сильно меняется этот вид также утром и вечером. Небо даёт облик светоносным солнцу и луне, приносящим влагу ветрам и дождю, чистому инею и снегу, подвижным облакам и дымкам. Всё это – знаки Неба. Земля даёт облик саблевидным горам, струящимся рекам, глубоким бухтам и широкому морю, щебетанью птиц, движению живности, зарослям трав и дерев. Всё это – знаки Земли. Вот так между Небом и Землёй творится круговращение времен года, рост ста созданий – глаз полнится, взор радуется, пробуждаются чувства. Это – радость великая. Зоркость взгляда открывает мир, четыре времени года дарят чудесные дни. И радость эта поистине велика – она больше, чем у высшего сановника, она больше, чем у знатного князя, владеющего тысячами дворов. Человек, который живет с покойным сердцем, обладает радостью нескончаемой.

Расскажу об этой нескончаемой радости – временах года Неба и Земли.

Всего за одну ночь небесный утренний свет уверенно меняет старый год на новый. Первая луна – время для дел особых, и даже в доме бедняка готовят весенние блюда, достают чарки, наполняют их праздничным вином, угощают сначала отца с матерью, потом угощаются сами, потчуют гостей – чудесная суматоха. Время – первая четверть года, небо переменчиво, дует весенний ветерок, тает лёд, далёкие горы затуманены подвижной тонкой дымкой, но ближнее при этом проступает яснее... Всё говорит о том, что жизнь под зимним небом окончена – пришла весна. Пятна прошлогоднего снега, притаившиеся у забора, – жалкие остатки зимы. Долгожданный аромат расцветшей сливы опережает иные цветы, возвещает весну. Камышевки[8] вылетают из низин и занимают ветки повыше, встречают весну бодрым щебетом. Сегодняшние первые весенние трели ласкают слух, западают в уши, но чтобы душа пришла в восторг, не хватает цветов. Наслаждаться цветами и птичьим щебетом – вот лучший дар года. Но это только начало – потом цветущая весна прибавит в пышности даров, полноте счастья. Тысячелетняя сосна привычно окрашена в зелень, но и она сегодня выглядит как-то по-новому. Хань Юй[9] говорил: в целом годе не сыщется времени года лучше весны – наверное, потому, что ранневесенний вид – особенно удивителен и разящ.

Во второй луне зима уходит совсем, небо яснеет и набирает цвет, горы вокруг окутываются дымкой, рассветы делаются особенно хороши. Когда люди прежних времен говорили «весна – это рассвет», они были правы. Солнце светит уже не рассеянно, отогревает от зимы, а за жалкими плетнями деревья и травы идут в рост, покрываются зеленью, благолепно готовясь к долгожданному цветению. Радостно! Солнечный свет прибавляет в привольности, а у людей – по сравнению с концом ушедшего года – появляется больше досужего времени, дни длинны, сердца становятся безмятежны и богаты – словно у детей. Морская гладь покойна, дымка клубится по далёким горам.

День прошел, наступает вечер, но остаточный свет ещё здесь побудет – дни прибавляются. Силы Ян устремляются вверх, дети мастерят бумажных змеев, привязывают к ним длинные шнуры и запускают в небо, доверяясь воле ветра. Змеи взмывают ввысь, до самых облаков, шалят. И стар, и млад устремляют взоры к небу.

На лугах земля выдыхает клубами пар. Чжуан-цзы[10] называл его «вольным конём». В стихах Ду Фу[11] говорилось так: «Опадают цветы, рвётся нить. Спокойный день и белый пар». В другой раз такого не увидишь – только весной, чем она и удивительна. Увидишь, как подзаборная трава устремляется в рост, и поймёшь – это ясная сила весны поднимается вверх.  

Цветы цветут, но слива уже отцветает, на смену ей приходит персиковый цвет – дерево не наше, китайское. Розовое облако парит перед глазами. Весьма приятно смотреть на цветы сумомо[12] – будто подтаявший снег прилепился к ветвям. А вот и сакура распустила бутоны... Цветы обделены душой, но трогают человеческое сердце – глаза такого больше не видывали. В нашей присолнечной стране среди всех цветов всех времён года сакура – красотой первая. После того, как облетит сливовый цвет, сакура затмевает всё остальное. Но только дождёшься долгожданного цветения – и не успеешь насытиться им – как вдруг опадут лепестки. Печально.

Хороша горная сакура...

Ещё не успел наглядеться –

Как уже лепестки опали.

Вспоминай,

Как красива была.

Так сочиняли в древности – люди вспоминали сакуру глубоко и прочувственно.

В это время частенько идут дожди, и ты беспокоишься: как бы не смыли струи вишнёвый цвет в твоём саду. К ивовой зелени прибавляется красный окрас расцветших цветов – чудесно живописует весна. Она идёт вширь, и под ласковым ветерком, под тёплым солнышком цветы и травы источают ароматы, перебивая друг друга в запахе и окрасе. И уже нет такого уголка, до которого не добралась бы весна. Красота волнует сердце, и ты вместе с понимающим другом отправляешься побродить вслед за весной – до скончания дня твой взгляд живёт вместе с цветами. Отдыхает глаз, веселится сердце. Среди земных радостей, что следует вкусить, – есть и эта. Однако человек, которому неведома сердечная радость, наверняка подумает, что мы с другом похожи на легкомысленного мальчишку – улучив минутку, он убегает из дома поиграть.

«Хорошеют после дождя душистые травы, благоухают под ветром чудные цветы» – так сказано про эту весеннюю пору. В стихотворении Ду Фу говорится: всё жарче поёт соловей – вот и зелень гуще. И Чэнь Бо[13] воспевает то же самое время: «Полевые цветы, поющие птицы – весна во всём». Под хмельком смотришь вечером на цветы – уж как хороши! Усядешься и глядишь на них, опьяняешься луной – оба удовольствия разом. Сразу вспоминаешь стихи того же Ду Фу: «Час вечерний, весенний – дороже тысячи золотых, цветы источают чистый аромат, луна испускает свет». И ещё: «Желая насладиться цветами, весна поднимается рано; восхищаясь луной, забываю заснуть». Люди прошлых времён и вправду любили луну и цветы, нынешнее же поколение, к великому сожалению, отчего-то отворачивается от них – валяются в постели без всякого толка. Этим людям безразлично, что сталось с цветами после задувшего ночью ветра, они поднимаются с постели поздно – потому, что им безразличны цветы.

В эту пору приковывают взгляд вечерние дымки над далёкими горами. Поэтому и говорится: весна жжёт огнём до синего дыма. А вот так поётся о траве на выгоревшем поле: «Не выжечь поле огню – с весенним ветром обрастает снова». В старых стихах говорится: «Запруженный пруд весенним травам жизнь даёт». Верно, глазам сочинителя открывался точно такой же вид, как и моим.

Настанет середина третьей луны – затрепещут под дуновением ветра махровые цветы ямабуки,[14] отправишься в Идэ[15], а там столько красот – не оторвать глаз. Среди весенних цветов лишь цубаки[16] известна своим долгоцветением. Цубаки сажают плотно, сколько ни смотри – не насмотришься. Розы же под мостиком всё ещё ждут своего летнего часа.

Весенние цветы расцветают не разом – одни раньше, другие позже; перебивают друг друга, соперничают, вырываются вперёд, отстают... Когда же зацветает малина-тоби[17] – значит, всё, цветы кончились, остались последки. Жаль. Всякий весенний цветок удивляет глаз своей краской, но век цветов короток – вот и облетели. Весенней светлой поре положен срок в девяносто дней, но всё не так просто – бывает и ветер, бывает и ливень – вот весна и уходит с печалью, неотвратимо приближаясь к последнему вечеру. В сумеречный час, когда покорно опадают цветы, особенно жаль прошедшей весны. Хорошо сказал Су Дун-по: синее небо – лишь сон один. Глядел на цветы – забывал про друзей, про грязь этого суетного мира, про помрачения сердца... Что же будет теперь? В такую минуту с новой силой ощущаешь бег времени и лёгкость, с которой приходят утраты. Старик же думает о том, сколько раз ему осталось встречать новый год – его тоска по весне неизбывна. Но только всё равно лучше думать иначе: в бочонке ещё осталось вино, а в жизни – вёсны. Тем и утешаться, забыв про печаль. Весенние дни – в году всех других пышнее. Их красоту не вычерпать словами. Смешно и подумать, что неловкие слова в силах зацепить хоть краешек красоты.

Под ветром и дождём цветы осыпались – глазам остаются лишь бездельные ветки и стебли, но цвета весны всё равно остались в небе, никуда они не ушли. Отрадно. Лишь глициния отстаёт от весны и зацветает летом. Нет рядом с ней роскошества иных цветов – лишь она одна заставляет волноваться и хоть немного забыть, что весна прошла.

Жаль, что уход весны не отложишь. Лета не звали, но вот оно пришло в диковинном наряде – как тому и положено. Хорошо ему под огромным небом. Ветви покрыты свежей зеленью, всюду лето сменяет весну, и чуден этот непривычный вид. Под тенью зеленых дерев притаился полуденный беспечальный покой. Праздно беседуем – делается ещё лучше, чем в пору цветения. Кукушка дождалась своего часа, начала куковать. Камышевки уже не слышно, состарилась, и голос кукушки наводит на иные мысли. Китайцам голос кукушки не нравится, но у нас, живущих возле солнца, с давних времён его полюбили, часто слагали стихи. Кукованье разносится в небе повсюду, и нет человека, который счёл бы то неуместным. Когда прерывается песнь кукушки, люди хотят, чтобы она прокуковала хоть ещё разок... Но ведь и другим должно достаться её пение. Если поймёшь это, не станешь горевать, что она улетела.

Цветы унохана[18] у плетня – будто снег. Недаром четвертую луну называют в её честь уцуки – унохана дарит красоту этой поре. Четвертая луна – прелестна и мягка: чистое небо, дожди не идут, холодов не бывает, дни прибавляются. Самое время выйти из дома. Встать пораньше, осмотреть сад – веет тёплый ветерок, печалей – никаких, всякий день – есть на что посмотреть. Каждая травинка и листок, приняв милость Неба-Земли – зелены на свой лад. Они – не животные твари, нет у них своей воли, любить их без задней мысли – легко. Хань Во [19] говорил в своих стихах: третья луна – самая любимая. Да, так оно и есть, но только с годами жара и холод уже беспокоят тебя, и тогда уже четвертая луна кажется тебе наилучшей. Наверное, именно потому Ли Мэн-ян[20] из страны Мин говорил, что начало лета не сравнится ни с чем. То есть он не согласился со своим предшественником, но сказал весьма хорошо. В четвёртой луне стоят погожие деньки, но в луне пятой погоды меняются – пойдут затяжные дожди, покатятся грозные громы. Когда же дождя нет, небо всё равно затянуто облаками, ничего не разглядишь из-за темени. В саду уже не побудешь, сидишь дома, дни скучны.

Но летнее время идёт, листва разрастается, наливаются травы, каждый день прибавляя в росте. Густая зелень мало уступает цветам в красоте. Кое-где ещё виднеются и весенние цветы, но сейчас лето, и взгляд упирается в горы и села, где повсюду ткётся зелёный заслон из листвы и трав. Много в саду любимых растений, наливаясь дождевою влагой, они вытягивают стебли и ветки  – настал их час, они невольно густеют. Радостный вид. Приятно, когда ночной ветерок подхватывает аромат цветов мандарина-татибана и навевает воспоминания о далёком прошлом. Когда наступает время высаживать рисовую рассаду, наконец-то проливается долгожданный дождь – работа кипит, дело спорится. Возле ручья в саду толкутся в воздухе светлячки, они безмолвны, но смотреть на них ещё приятнее, чем слушать насекомых с голосом. Вид летних гор – высокие вершины, крашенные в зелень, вровень с небом – превосходны, сколько на них ни смотри, не устаёт веселиться сердце. Бо Цзюй-и верно говорил: отпусти на волю глаза, чтобы они следили за зеленью гор.

Когда наступит седьмая луна, хорошо расположиться на соломенном круглом сиденье на краю открытой веранды и подставить себя ветерку. Листья лотоса в пруду чисты, цветы ещё не расцвели, но вечерний ветерок уже разносит благоухание и заглушает другие растения. Когда же раскроются лотосовые губы-бутоны в нежной улыбке, и аромат проникнет в любую щель, тогда и поймёшь – нет в этом мире такого светлого совершенства, как здесь. Спасаясь от жары, усядешься на сквознячке под сенью дерев, зачерпнёшь из ручья и выпьешь из горсти – вот и хорошо, вот и позабудешь про душное лето. Смотреть на отражение ясной луны в чистой воде, слушать журчание ручья – это трогает до самого сердца. Когда кажется, что жару уже больше нельзя стерпеть, в вечернем воздухе вдруг разливаются морось с прохладой и делается хорошо.

Сэй-сёнагон[21] говорила, что лучшее летнее время – это вечер, но от себя добавлю, что вечером кусаются комары, а для человека пожилого это особенно неприятно. Потому-то я и привержен летнему утру: ты ещё в постели, дует прохладный ветерок, настроение – превосходное.

Фу Сюань[22] сказал, что благородный государственный муж тоскует, что день так короток. И, как верно заметил Лю Гун-цюань[23], «всякий человек страдает от жары, но я всё же люблю длинные летние дни». Они и вправду хороши для того, кто предается учению и искусствам. Но всё-таки в самый разгар жары куда бы ни отправился, всякое место – словно кипящий котёл, сидишь без дела – и истекаешь потом, силы покидают тело, ужасно... В конце весны, осени или зимы ты жалеешь об окончании этого времени года. Что до лета, то вздыхаешь с облегчением, когда наступило время обряда очищения от скверны[24]. Но всё равно весьма жаль, что полгода уже минуло.

Но вот наступает осень, с первым прохладным дуновением затрепещут травы и листья, повсюду заслышатся осенние звуки. Но осенний ветерок весеннему не товарищ: щемит сердце, холодеет кожа – во всем чувствуется осенний металл. Кузнечики распеваются под крыльцом – знают, их час настал. Имея в виду это время, Жуань Цзи[25] говорил о своих чувствах так: «Осенняя прохлада – знак наступившей осени. Стрекочут кузнечики, рассевшись на полотняной подстилке». Уходит большая жара и приходит освежающая прохлада – будто ушёл злобный чиновник, будто пришёл старый друг. И тогда возвращается крепость духа, и при свете милого светильника ты разворачиваешь старые свитки – самое время предаться этой особенной радости, выше которой нет.

Веет ветерок над стеблями оги, под кустами хаги[26] завязывается роса, слушаешь хор насекомых – знаки осени, щемящие душу. В поле за воротами стебли риса напитываются утренней росой, вечером их колеблет ветерок. На одном уже поспешил появиться колос, другой – задерживается, но каждый волнует взор.

Когда осень подобралась к самой середине, появляется та ясная и полная луна, которой ждали целый год – зрелище, которому равных нет ни на земле, ни на небе – любая красота уступает ей. Эта ночь такова, что всякая диковинка и прелесть этого мира бледнеют перед ней. Каждый год и в каждую луну месяц-лук сгибается в полный круг, и если в это время облаков нет, тогда всякую ночь радуется сердце, наслаждается глаз. Так бывает часто, но в осенние три месяца луна особенно прекрасна – воистину многосчастлив этот мир, в котором можно ублажать душу таким зрелищем. Земной государь повелевает Поднебесной до самых её окраин; как и все иные земли, его страна дарована ему Небом-Землёй, но даже я, ничтожный, владею одной-единственной на этом свете луной и могу по своему хотению сколько угодно наслаждаться её великолепием – счастье несказанное, которого не заслужил. Чудесно, что луна светит повсюду – даже в убогих селениях. Воистину этот мир полон прекрасным – ведь каждый год ты можешь любоваться луной и цветами сколько угодно.

Этой чудной ночью хочется любоваться луной вместе с человеком понимающим, но такие люди редки. Как удачно сказал Сайгё,[27] любоваться луной – удел одиночек. Китайцы тоже полагали, что не стоит любоваться осенней луной вместе с мужланами. Ли Бо[28] же сказал, что нынешние люди не могут увидеть луну прежних времён. Но ведь и бесчисленные люди прошлого видели одну и ту же луну, а потому, глядя на неё, мы невольно вспоминаем древность и её обитателей. Тот старый мир отошёл, и утёкшую воду не вернуть назад. И лишь луна осталась прежней – вот что удивительно и драгоценно. Луна – выше вершины дерева аогири,[29] ветер гуляет возле ив – очищается сердце, крепчает дух, и радость этой поры не изобразить картиной. Во временах года запечатлено много радости, она простирается и до того лунного света в грядущем, которое уже не увидишь.

Когда осень перевалит за половину, в бескрайнем небе появятся стаи гусей, их крики разнесутся по земле... Хорошо.

Говорят, что цветы – это весна, но и осенью цветов тоже немало. В особенности на лугах – там растут осенние травы, которым имени нет, они складывают цветы в парчовый узор. Да, осенние луга прекрасны. Осенние цветы выносливы, они не опадают сразу – не то что весенние, на которые надо успеть насмотреться. Долгоцветением цветы осени превосходят весенние.

Среди весенних цветов хороши цветы на деревьях: слива, сакура, персик, сумомо, белая слива. Они цветут потому, что ясный дух Ян поднимается в небо. Цветы осени – это больше цветы полевые. Кроме привычного семитравья – хаги, патринии-оминаэси, китайского мисканта-обана, пуэрарии-кудзухана, гвоздики, посконника китайского-фудзибакама и ипомеи-асагао – это ещё колокольчик и горечавка. Они цветут оттого, что тёмный дух Инь спускается вниз. Гвоздика весной выглядит как скромная травка, но летом она зацветает и наливается цветом осени, когда зацветают самые разные цветы – как в Китае, так и в Ямато.

В девятой луне осенние цветы опадают, время багрянца ещё не настало, а вот хризантема распускается позже других цветов, она такая одна – стойко цветёт, невзирая на иней. Хризантема стоит наособицу не только порой цветения – очень она хороша и цветом, и видом, и ароматом. Даже если в это время цвело бы много цветов, хризантема всё равно была бы первой. Но в конце осени она цветёт одна – это её время, и она прекрасна. Юань Цзи[30] не слишком любил хризантему: «Среди всех цветов не люблю лишь хризантему. После того, как она осыплется, цветов больше не будет». В «Собрании мириад листьев» нет стихов о хризантеме, а вот в «Собрании старых и новых песен» они уже есть. Это означает, что до основания столицы Нара хризантему ещё не завезли из Китая[31]. Думаешь про те прежние времена – негодуешь и сердишься. Ведь это всё равно как Ку Юань в своей поэме «Прощание с суетой» забыл написать про сливу[32]. Ду Фу не воспевал цветы яблони, но это не вызывает негодования, ибо сообразуется с приличиями. Хризантема – цветок изысканный, не простой, и потому, наверное, мало людей, которые любят её. А вот пион – пышен, неудивительно, что в последнее время им восхищаются всё больше. Оу Ян-сю[33] говорил, что людское сердце познаётся по тому, что оно любит. Да, это так.

Год начинается с цветения сливы и кончается хризантемой, между ними – множество других самых разных цветов, на которые смотришь с привычным удовольствием. И эта радость запечатлевается в памяти.

Осень – лишь начало тёмного духа, поэтому небеса – ещё чисты и прозрачны, высоки и сияющи. Свет солнца и луны – ярок, вокруг – ширь и даль, ветерок холодит кожу. Этот вид западает в душу, трогает сердце.

Весна –

Повсюду

Цветы цветут.

Но в осени

Очарованья больше[34].

В этих словах слышится движение времён года и верность естеству.

Чэнь Цзи-жу[35] говорил о том, что люди обычно восхищаются осенней луной, но не ценят прелести осеннего дня. Люди и вправду не наблюдательны, да и вспомнив про себя самого, полагаю, что он прав. А хорошо бы видеть, как осеннее солнышко с какой-то удивительной прелестью освещает деревья и травы. Со второй половины часа овцы[36] окружающий мир становится ещё чудеснее – в особенности когда закатное солнце заклонится к западу, осветит горы, канет в море – несравненно и неописуемо. Да, солнце и луна сияют на равных в бескрайнем небе, затмевая всё на свете.

У осеннего вечера нет товарища. Где бы ты ни находился, налёт карабкающегося по плетню инея, шум ветра, стрекот кузнечиков – трогают душу, волнуют сердце. Да что там весна... Каждый скажет: хорошо осенью! Ночи делаются длинны, рассветный колокол пугает и будит людей. Старик просыпается рано, предрассветная темень – его время, он бодрствует, вспоминает в эти часы о милом прошлом, тревожится о том, что будет. А вообще-то, когда состаришься, всегда с нежностью думаешь о том, что прошло.

Из всех времён года китайцы больше всего любят весну и потратили много слов, чтобы прославить её. Что до людей нашей страны, то с самой древности их сердца окрашивались осенними красками. Споры о том, какое время года лучше, помнит бумага – такие споры часто велись в нашей стране с давних времён. Весна – это Ян, а осень – это Инь, так что даже людям многомудрым не под силу решить, что же всё-таки лучше и прекраснее. Подобно тому, как лицо у всякого человека – наособицу, так и сердце – тоже. Естество каждого человека и решает, что лучше – весна или лето. Что до людей со мной схожих, то наши сердца путешествуют вместе с временами года – так что никак не решить, какое из них лучше. И не знаешь, о чём печалишься больше – об опавших цветах или об облетевших багряных листьях.

К концу девятой луны осенние цветы увянут, кузнечики охрипнут, листья окрасятся багрянцем, и поступь осени сделает тебя задумчивее. Для любования осенью остался лишь сегодняшний день – сердце щемит. С концом весны деревья и травы не жухнут, а вот на излёте осени делается тоскливо – стоит лишь подумать о том, что будет дальше.

С приближением зимы в один прекрасный день устраиваешься возле жаровни с углями и уже не отойти от неё. Росу сменяет иней, багрянец листьев густеет, пятна травы на полях жухнут на зимний лад – осень кончилась. После того, как отчастят в десятой луне дожди и пригреет солнышко – ненадолго вспомнишь весну. Недаром эту пору называют «малой весной». Но всего через несколько дней поднимется ветер, опадут листья, обнажатся горы, взгляд будет цепляться только за сиротливые сосны на вершинах. К этому дню истощается всё весеннее, летнее и осеннее – небо стало совсем иным: удивляется глаз.

Но вот уже пошёл густой снег, нападал к утру – горы и селения оказались вдруг в ином, серебряном мире. Иссохшие ветви сокрыты и украшены снегом – будто снова в цвету. В ясном свете зимней луны небо красится снегом – никто на небо не смотрит, и только твоё сердце сжимает восторгом. Когда разъяснится, там и сям останутся на земле сиротливые пятна снега – картина грустная и прекрасная. В эту пору жалко выглядят люди, которым делать нечего, – сложили руки, злятся. Но стоит присесть к огню и привычно развернуть свиток – вот тебе и радость. Чем раньше это поймёшь, тем лучше. Так что если с младых лет пристрастишься к чтению, то не соскучишься в любую пору.

В конце зимы дней до нового года остаётся всё меньше, уже календарь подходит к концу, уже близка весна. Жалеешь о том, что год прошёл, а вместе с нем и ты постарел, но и встречать год новый – дело хорошее и радостное. Человек, который привык сам по себе безмятежно наблюдать за жизнью, радуется, видя, как в эту пору люди суетятся, встречаются, громко болтают и не могут остановить свой бестолковый бег. Год прошёл, как призрачный сон, но стоит вспомнить его теплотой.

Дни и месяцы старика летят всё быстрее, вот и ещё один год тебе незаметно прибавился – жаль... Но жить-быть в этом мире – встречаться со многими бедами, и если год прошёл без них – разве это не в радость? Конечно, тебе жаль минувшей весны, отошедшей осени. Но ещё жальче последнего дня, последней ночи уходящего года. Китайцы твердят о том, что жизнь нужно длить и бодрствуют всю новогоднюю ночь напролёт. В это время провожают старое, привечают новое. Проводы и встречи – суть разное, здесь – печаль, а здесь – радость. Тот, кто прилепился душою к четырем временам года, может называться человеком чувствительным. Их движение вызывает в человеке печальном – печаль, а в человеке правильном – радость. Перед глазами – один и тот же вид, но в одном он возбуждает восторг, а в другом – ужас.

Подумаем о том, что происходит за год. Весной дух Ян начинает подъём и даёт жизнь десяти тысячам существ и созданий. Небеса безмятежны, людские сердца ясны и бодры. Летом дух Ян поднимается всё выше, заполняет всю Поднебесную, Небо сообщается с Землёй, деревья и травы буйно разрастаются, десять тысяч существ и созданий идут в рост. Осенью дух Ян начинает спуск, а дух Инь – подъём. Тогда десять тысяч существ утихают, природный вид хорошеет – трогает душу, пробуждает глубокие чувства. Весна и осень, лицо и изнанка... Зимой дух Ян опускается вниз, уступая место Инь, десять тысяч существ и созданий скрываются. И снова: летняя изнанка становится зимним лицом. Зимой, к концу годового круга, Небо больше не сообщается с Землёй, они затворены в себе, существа и создания прячутся. Весна – рождает, лето – растит, осень – осаживает. Но зимой этого нет, луна и солнце бледнеют, красивого не видно, кажется, что сейчас ничего не творится и зима бездельничает, но на самом деле красоты весны-лета-осени и их дела сокрыты в зиме, с концом великих годовых деяний сила-ки скопилась в её глубинах, чтобы дать начало грядущей весне. В общем, зима не просто прячет ки и бездельничает, она не просто знаменует конец годовых дел и свершений – в зиме сокрыта милость рождения будущего года, его начало. Человек каждую ночь спит, его сила-ки утишается, дневная усталость проходит, копится бодрость для завтрашних работ. Если же человек не спит как то следует, он не сможет отдохнуть от дневных дел и у него не будет сил для завтрашних хлопот. Зимой и человек тоже должен следовать небесному времени и неспешно пестовать свой дух.

Всё, что происходит за год, – чередование солнца и луны, смена четырёх времен года, становление ста природных созданий – не меняется год от года. Неизменность – от начала и до скончания веков – вот она, досточтимая правда небесного Пути. Не суетись и почувствуй его – вот и обретёшь глубокую радость. Если поймёшь это, познаешь и Путь.

Времена года движутся у тебя перед глазами, и движение это вроде бы неспешно, но день всё равно прибавляется к дню – не успел оглянуться, как года и нет. Так и жизнь человеческая – год за годом, год за годом... Вот уже и старость со смертью подобрались. Жизнь непрочна – утром не знаешь, что случится вечером. Ведь часто бывает и так, что молодой умирает раньше старика, и ничего тут не поделаешь. Жизнь коротка и переменчива, время летит быстро. Так что нет никакого смысла проводить драгоценные дни без всякого толку.

Свиток третий

О чтении

Красок мира не любишь, а всё равно радуешься, в горах-лесах не сокрылся, а сердце покойно, не знатен и не богат – зато душа с прибытком. Вот какую радость приносит чтение. Вот почему радость купить нельзя. Небо и Земля, силы Инь и Ян определяют Путь. Пойдёшь по нему – и вся Поднебесная навсегда станет твоей страной, будет радовать сердце, её прелесть станет обширна и безгранична. День проведёшь за чтением – обретёшь радость. Читать писания святых мудрецов, понимать, что у них на душе – это ли не высшая радость?

Из книг о далёком прошлом мы узнаем, что со времени правления в нашей стране императора Дзимму минуло 2370 лет, а в Китае со времени императора Хуан-ди прошло 4400 лет[37]. Поэтому если читать исторические книги Китая и Ямато, то далёкое прошлое встанет перед глазами, ты повстречаешься с теми прежними временами – будто прожил тысячи лет. Разве это не великая радость? Видеть только то, что перед глазами, и не знать про прошлое – весьма неразумно. Хань Юй говорит так: «Человек, который не путешествовал по прошлому – всё равно что лошадь или корова, облаченные в одежды». Тот, кто не читал старых книг и не понимает Пути древних, тёмен во всём, он ничего не ведает, погружён в сны и блуждает целую жизнь. Разве это не великое горе? Тот же, кто начитан в старых книгах, постигает суть и дела, его сердцу ведома тьма существ и созданий, он видит и слышит без ошибки, и в том состоит его великая радость. Если не читал старых книг, останешься тёмен и ничего не узнаешь про Китай и Ямато, про древность и настоящее, про законы Неба и Земли.

Люди, мне подобные, наверное, связаны со старыми книгами какой-то особой связью. Обратившись к книгам, ощущаешь несравненную радость – счастье, милостиво ниспосланное Небом. В тех существах и созданиях, что порождены Небом, не бывает полного совершенства – редко случается так, чтобы в чём-то не было изъяна. Получил что-то – что-то непременно и потерял. Вот прекрасный цветок, а плоды у него нехороши. Если же плоды хороши, тогда цветок непригляден. А многие цветы и вовсе не приносят плодов. Вот почему среди людей учёных так много бедняков. Если же ты учён и богат, то тогда для счастья есть всё. Но это – большая диковинка, таких людей почитай что и нет. Небо редко расщедривается – чтобы человек обладал и учёностью, и богатством, и такие люди – редкость. Когда Небо посылает бедность и страдания, оно, наверное, желает укрепить твою добродетельность. Если обрёл счастье в учении, не стоит жаловаться, что ты неудачлив в другом и беден. Нам, глупцам, нужно понять: если сделаешься богат, сердце твоё возгордится и заленится, письмена возненавидишь, желание следовать Пути истощится. И какая в том радость? Так что лучше смирись с бедностью и не завидуй богачу.

Чтобы читать и писать, нужно светлое окно, чистый стол, хорошая кисть, тушечница, бумага и тушь. Обладание этим – счастье. Вот почему Су Шунь-цинь[38] и говорит: чтобы быть счастливым, много вещей не надо. Так и выходит, что среди людей ученых – бедняков много. У бедняка даже светильника нет. В старые времена ухитрялись читать даже при блеске снега, при свете светлячков или проделав дырку в стене. Теперь же люди обзаводятся шестью перечисленными подспорьями, могут прибавить к ним ещё и уютный светильник... Вот тебе и счастье – остаётся только читать со вниманием.

Некоторые говорят так: возьми в учителя мудрую книгу, обзаведись пятью друзьями – кистью, тушечницей, бумагой, тушью и столом – и тогда уже беседуй с ними с утра до вечера, обретая в том пользу и великую радость. А если ещё и светильник, подобный солнцу и луне, разгонит тьму, то станешь ты обладателем великого сокровища.

Если хочешь читать книги, нужно с бережностью относиться к времени. Светлый день полон забот, многого не успеть. Другое дело – тёмная ночь: тихо, думать о прошлых временах – в радость. И тогда глупо терять время на зряшный сон.

Следовать за четырьмя временами года, любоваться луной и солнцем, наблюдать за меняющимися картинами природы, читать вслух старые песни Китая и Ямато и при этом сердечно радоваться... Не утруждаться собственным сочинительством – тебе и так легко и приятно. «Книга господина Цзо»[39] не раз повествует о том, как в древнем Китае талантливый человек читает гостю старые стихи в соответствии с временем года и тем самым открывает ему свои чувства. Это, наверное, оттого, что древнее превосходит то, что творишь сам, и возбуждает в другом более глубокие чувства. Сделай древнее образцом для себя. Наши собственные слова – жалкие, легковесные и никчёмные. Тебе самому они могут казаться превосходными, но перед человеком, который знает толк в стихах, читать их стыдно – они достойны называться, как крепко выразился Янь Чжи-туй, лишь глупостью на вынос. У меня со товарищи дара нет, складно составлять слова – мучение и напрасный труд. Но человеку даровитому это даётся с лёгкостью и наслаждением. Но нет смысла потратить полную жизнь только на то, чтобы сочинить одну-единственную строку.

Во всяком деле требуется товарищ. И только в радости чтения друг не нужен. Сидишь себе в комнате – и видишь окружённую четырьмя морями Поднебесную, любая вещь на Небе и на Земле внятна тебе. Видишь на тысячи лет назад, видишь на тысячи лет вперёд. Живёшь сейчас, а встречаешься с людьми прошлого. Свою глупость разбавляешь мудростью. Вот какую радость приносит чтение. Среди всех наших бесчисленных дел лучше чтения нет ничего. Но обычные люди читать не любят, и в этом состоит их ужасное несчастье. Ведь именно книгочею доступна величайшая радость, которая только есть в Поднебесной.

Послесловие

Если задумаешься о том, как обстоят дела в мире людей, увидишь, что долгожители наперечёт. Многие покидают этот мир, не дожив и до сорока лет. Смерть в пятьдесят лет не считается ранней. Кончина за шестьдесят – это уже удача. Тех же, кто перевалил за семьдесят, считают редкими счастливцами. Ты ещё встречаешься с людьми, которых полюбил с молодости, но печаль в том, что многие уже давно умерли. Бутоны раскрываются каждую весну, но покойники, к сожалению, не возвращаются. Подумай об этом и обрадуйся своим немалым годам. Не огорчайся, что на место седого волоса нарастает лишь новая седина.

Вот человек – он родился знатным и богатым. А другой явился на свет бедняком – разница немалая. Богачу пристало не чваниться и купаться в роскоши, а радоваться благодеяниям, которые он оказывает другим. Нищий же должен усвоить, что такая уж ему досталась доля – смириться с ней и не проводить дни в печали. Вот, к примеру, сосна, её высота – несколько десятков сяку. А вот дерево карликовое – в нём всего несколько сун[40]. И то, и другое – деревья, но высота у них разная, она предопределена изначально. Так что бедняк должен отнестись к своей бедности смиренно и беспечально. Он не должен завидовать богатству – оно не дано ему рождением. К тому же в мире много людей, которые ещё беднее тебя. Посмотри на них и возрадуйся своей доле. Не стоит завидовать богачам.

Вот двое, оба родились людьми. Но у одного век долог, а у другого – короток. «Долгое» и «короткое» бывают разными. Если богатство прибывает и всё идет по твоему хотению, это вовсе не означает, что ты должен только и делать, что радоваться счастью, которое тебе досталось. Всё происходит по воле Неба, так что и горевать по поводу своей бедности – не понимать, как устроена жизнь. Пойми это, радуйся тому, что дало тебе Небо, – так и живи до самого конца. Пусть ты и прожил жизнь в радости, но если в смертный час тебя снедают горести и печали, то это нехорошо. Свою кончину прими со смирением. Сосна живёт тысячу лет, а цветок асагао – всего день. Судьбы у них разные, они определены изначально вместе с рождением, так что искать лучшей доли не имеет никакого смысла. Каждый должен смириться со своей участью.

Есть люди, которые не знают радости этого мира. Есть богачи, которым не ведома радость сильного – делать добро и помогать людям. Есть люди, обладающие беспримесным счастьем, но не знающие, что у них есть эта радость. Есть люди здоровые, но не испытывающие радости от того, что они здоровы. Все они подобны спящему человеку – он видит сон и не знает, что это сон.

Жун Ци-ци говорил о трёх радостях: радость родиться человеком, радость родиться мужчиной, радость долгой жизни[41]. Как он прав! Но у нынешних людей есть ещё одна великая радость. Благодаря милостивому правлению нынешнего повелителя[42], мы родились в мирное время, пользуемся человеколюбием, равного человеколюбию Яо и Шуня, до седых волос не знаем брани. Разве это не великая радость? Шао Юн[43] так превозносил счастливую жизнь: родиться в мирное время, состариться в мирное время, умереть в мирное время. Разве это не великое счастье, что досталось всем ныне живущим? Родившийся во времена смут воюет днём и ночью, или же бежит от несчастий сам не знает куда – хоть в горы, хоть в море, хоть на гору Тацута, когда поднялись белопенные волны[44], бежит один, посреди ночи. Нет у него товарищей, и потому даже светлым днём возвратиться ему домой нелегко, пусть даже он и близко. Когда люди прошлых времён говорили, что им ненавистна мысль о том, что смерти нет, они имели в виду бедствия, постигшие их во время смут. Родившийся в такие времена обречён на страдания в настоящем и на горести в будущем. Со времён древности смуты случались часто, спокойные правления – редко. Люди нынешние должны помнить о том, как долго продолжались мятежи, какие несчастья и горести они приносили. Поэтому они не должны забывать о милостивом правлении нашего великого господина и о великом мире, который царит сейчас. Не забывая об этом – радоваться. Жучок на водяном перце не чувствует горечи его плода, мало кто из ныне живущих испытывает радость от сегодняшнего дня. Вспомни о прошлом, чтобы обрадоваться настоящему.

У людей, мне подобных, нет ни талантов, ни добродетельности, мы не помогаем господину, не помогаем и народу. Не возделываем даже крошечного поля, не выращиваем ни единого конопляного стебля, но еды у нас всё равно вдосталь, носим тёплую одежду, укрываемся под крышей от ветра и дождя. Это – счастье великое. Крестьянин же денно и нощно тяжко трудится в поле, терпит голод и холод, его участь достойна сочувствия. Искать вовне и наверху – значит чваниться и не смиряться со своей долей. По древнему же слову получается так: посмотришь наверх – почувствуешь, что тебе чего-то не хватает, а посмотришь вниз – покажется, что у тебя всего полно. Так что следует радоваться собственной участи.

Если подумать о том, как обстояли дела во времена Начала, следует признать, что сейчас – меньше горестей и больше радости. В глубокой древности люди обретались в полях и жили в землянках. У них не было ни пяти злаков, ни полотна, чтобы укрыть тело. Не было у них и нынешней разнообразной утвари, пищу готовили на открытом огне. Нельзя забывать о мучениях тех людей. Люди же нынешние обладают тем, чего не имели древние, и нужно порадоваться этому. Подумай о нищете и страданиях древних и о дне нынешнем – нет сравнения. Подумай о временах, когда свирепствовали войны, и насладись нынешними мирными временами.

Каждый человек обладает прирождённой радостью, но если не учиться, в себе не разберёшься. Радости человека из толпы происходят из потворствования внешним желаниям. Но если уступать своим хотениям, непременно кончишь крахом. Благородный муж предаётся учению и радуется Пути, он смиряется с судьбой и не сетует на бедность. В час досуга он читает книгу, ощущает поступь времён года, любуется природными картинами, наслаждается луной и цветами, распевает китайские и японские стихи, восхищается травами и деревьями. Эти разновидные занятия даруют беспредельную радость, которая пребывает с ним и днём, и ночью. Когда состаришься, успокой сердце и радуйся жизни, не сетуй на бедность и станет тогда тебе хорошо. Иначе дни будут проходить без толку, прискорбно. И если не познаешь высшую радость, если станешь длить печали и жалобы – будешь ты разнесчастный человек и жизнь свою проведёшь впустую.

Творить добро – вот в чём великая радость. Принц Дун Пин из страны Хань[45] недаром говорил: делать доброе – большая радость. Велика радость человека богатого и знатного, который сердечно сочувствует людям и помогает многим. Если же человек низкий и бедный станет помогать людям, сообразуясь со своими возможностями, то и его добродетельность следует признать большой.

Когда состаришься, не своевольничай с людьми, задумывайся как следует о сути вещей, не бранись как попало, не гневайся, не вреди, откажись от непочтительности и ненависти, не сердись на людей – ведь не каждому дано быть благородным мужем, люди таковы, каковы они есть. В общем, не истощай сердце печалью и сетованьями. Смирись с бедностью, живи легко и покойно. Это и будет твоей радостью.

Небо и Земля вечны, конца у них нет. Для Неба и Земли человек им – третий,[46] но жизнь его коротка, словно утренняя роса: уходит спеша, словно странник. Годы утекают и утекают – подобно временам года. Ли Бо говорил: жизнь человеческая – лишь проходящий сон, так зачем проводить её в печалях? Сто лет – долгожительство высшее, восемьдесят – среднее, шестьдесят – малое. Но и до шестидесяти доживают немногие. А уж до семидесяти – и подавно. Так зачем проводить свой короткий век без добра и без радости? В старой песне говорится:

Говорят и твердят,

Что мир таков:

Всё кончится...

И как мне быть?

И как мне не быть?[47]

Сказанное не удивляет – все люди обладают телом временным и непрочным, не ведают приближения смерти, напрасно надеются, что доживут до ста лет. Телу старика жизни осталось мало, не забывай, что смерть притаилась рядом. Человека без несчастий не бывает, и в прошлом было много людей, которых постигли ужасные беды. Задумайся об этом, и тогда твои горести покажутся не слишком большими. Так что не стоит печалиться. Кто-то сочтёт мои слова ничтожными, но именно об этом говорили мудрецы прошлого. Попробуй, проверь – и ты обнаружишь множество тому подтверждений. Так что не стоит относиться к этим словам легкомысленно.

Если же в жизни твоей много несчастий и горестей, думай, что так тебе написано на  роду, доверься воле Неба и живи в радости до самой смерти, не сетуй. Человек понимающий знает свой удел и не предаётся стенаниям.

В этом мире много людей, которые не доживают до седых волос. Плохо, если умираешь, не познав Пути. Горько, когда человек покидает мир до срока, не познав его. Люди, мне подобные, уже давно с сединой. И это счастье. В стихах Ду Фу мудро говорится: люди видят свою седину и огорчаются, я же при виде своей – радуюсь.

Старость подобна солнцу, клонящемуся к закату. Когда смерть близко, смирись с судьбой, пойми, что печалиться не о чем. В гексаграмме «отделение» в «Книге перемен2 говорится: если разбиваешь горшок и не жалуешься, тогда и с приходом глубокой старости не впадёшь в печаль. Горшок – вещь доступная. Разбил – не горюй, пусть дни потекут в радости. Плач о старости  – это плач о заходящем солнце. Но если старость и приближение смерти – это заходящее солнце, то это есть всегдашний природный закон. И печалиться здесь не о чем. Плач же к закону отношения не имеет, плач – это неподобающая дурость. В общем, надо всегда радоваться и никогда не жаловаться на наступившую старость. Молодость сменяется старостью, а потом приходит смерть – этого отменить нельзя, это так же верно, как одно время года сменятся другим. Сетовать на старость, проклинать смерть – не знать, как устроен  мир. Познай свою долю. «Книга перемен» говорит именно об этом. Тао Юань-мин[48] свидетельствует: стоит только подумать о смерти, то тут же и исчерпаешься, а потому нужно радоваться воле Неба и не сомневаться. То, чему суждено быть исчерпанным, то и исчерпается, и суемудрие здесь ни при чём. Говорил он и так: «Утром рождаются человеколюбие и справедливость. Вечером они умирают. Чего же ещё пожелать?» Это слова действительно мудрого человека. В стихах Цао Чжи[49] говорится о том же: «Люди прошлых времён знали, что каждый умрёт. Если знаешь судьбу, так о чём горевать?» С древних времён ещё не нашлось человека, который бы не умер. Если не знаешь, что такое жизнь и не доверяешься воле Неба, тогда и страданий много. Пусть человек и жил хорошо, но если он встретил смерть недостойно, его прижизненные труды пойдут прахом. Нужно крепко помнить о том, что конец свой следует встретить достойно.

Хорошенько подумай и поймёшь: наш мир полон радости, но если не познал Путь, то станешь мучиться сердцем, проклинать Небо, упрекать людей. Человека, который не познал Путь и полон печалей, следует назвать глупцом – заблудшее сердце завело его в темень. Человек сделан не из железа или камня, его жизнь заканчивается смертью. Тело не может родиться дважды, а потому следует радоваться, пока оно пребывает в этом мире. Не живи так, чтобы твоё прошлое оказалось безрадостным. Годы летят быстро, прямо сейчас отнесись к оставшимся дням с бережностью, расстанься с ошибками прошлого. Конечно, ты не плотник из Хида с его шнуром[50], но и ты возлюби добро хоть немного и возрадуйся Пути – вот тогда и будет толк из твоей жизни. Старики любят делать одно и то же, плести один и тот же невод. Драгоценными утрами и вечерами наставляй своё сердце, по-дружески учи радости других. Будет искренне жаль, если ты или другой человек не познает данную с рождением радость, не распорядится своей жизнью как то следует и проведёт её в гниении и без всякого толку. Утром открылся тебе Путь, ты стал человеком, вечером умер... Так о чём здесь жалеть?

Написал Кайбара Экикэн в возрасте 81 года. 7-й год эры правления Хоэй[51].