Проблема оснований интеллектуальной собственности не только относится к сфере правоведения и экономики, но является важной социально-философской проблемой, приобретающей особое значение в контексте концепций информационного общества, общества знаний, когнитивного капитализма. Интеллектуальная собственность может быть понята как социальная технология, основная функция которой – соблюдение баланса интересов правообладателей и общества, баланса справедливости во имя развития общества. Этой основной функцией определяются и критерии эффективности права интеллектуальной собственности.

Substantiation of intellectual property is a problem not only in law and economy but in social philosophy as well. Importance of the problem is on the increase in the context of information society, knowledge society and cognitive capitalism. It makes sense to consider intellectual property as a social technology aimed to maintaining balance of franchisors and society interests as well as balance of justice for the sake of development of the society. Criteria of efficiency of intellectual property should be determined by this aim.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: интеллектуальная собственность, авторское право, патентное право, справедливость, собственность, экономика знаний, консеквенциализм, социальная технология.

KEYWORDS: intellectual property, copyright, patent, justice, property, knowledge economy, consequentialism, social technology.

 Право интеллектуальной собственности как социальная технология

Как юридический концепт «интеллектуальная собственность»[1] выполняет функцию правовой оболочки для того, что принято называть культурным наследием, знанием, инновациями, т.е. того, что выступает результатом творческой деятельности и потенциально включаемо в экономические отношения. Объектом права в принципе становится лишь то, что воздействует на социальные отношения и затрагивает социальные интересы, поэтому неудивительно, что законодательство в сфере интеллектуальной собственности насчитывает не одно столетие[2]. В ХХ в. социальный вес знания, информации, способа ее передачи заметно увеличился. Сегодня доходы от создания, использования и продажи прав на объекты интеллектуальной собственности формируют значительную долю в валовом национальном продукте многих государств. Интеллектуальная собственность – не только предмет регулирования в международном и национальном законодательствах, но и предмет теоретических дискуссий: вопросы оснований прав авторов и изобретателей на результаты творчества обсуждались философами и представителями иных социогуманитарных дисциплин с эпохи Просвещения (Локк, Бентам, Кант, Гегель, Фихте, Прудон, Кондорсе и другие). В ХХ в. эту тему затрагивали Л. фон Мизес [Мизес 2005], Айн Рэнд [Айн Рэнд 2011], Р. Нозик [Нозик 2008], она активно дискутируется в рамках концепций информационного общества и в связи с этическими проблемами регулирования сферы интернета (см. [Ниссенбаум 1995; Джонсон 2001; Мур 2004]), а также в теории когнитивного капитализма (см. [Польре 2008; Горц 2007]).

Сегодня основания права интеллектуальной собственности обсуждаются в связи с общемировой тенденцией увеличения срока охраны имущественных прав авторов, изобретателей и посредников, расширения круга объектов, охраняемых этим правом, и распространения права интеллектуальной собственности на сферу интернета[3]. Социальные последствия, к которым приводит изменение законодательства в области интеллектуальной собственности, не могут не вызывать бурных дискуссий (подробнее см. [Алексеева 2012, 383-399; Гуманитарное знание… 2013]).

На мой взгляд, анализируя критику системы защиты интеллектуальной собственности, принимая или отвергая ее, следует рассматривать ценности и социогуманитарные концепты, к которым явно или неявно апеллируют аргументы за или против этой защиты. Используя карточную метафору Р. Дворкина [Дворкин 2005], можно сказать, что право интеллектуальной собственности – это жесткая социальная технология, распределяющая «козыри» между авторами и изобретателями, потребителями их труда, издателями и прочими посредниками. Распределение не побиваемых никакими другими «аргументами» «козырей», т.е. формирование права интеллектуальной собственности как социальной технологии, должно основываться на понимании ожидаемого социального результата, которое невозможно без учета ценностной составляющей и социального смысла использования этой технологии.

Зачастую социальный результат, к которому приводят действующие схемы реализации интеллектуальных прав, вызывает как минимум недоумение. Так, в XX в. право интеллектуальной собственности на патенты становится привилегией корпораций, а не изобретателей, и разработки оказываются недоступны не только другим компаниям, но и широкому кругу потребителей. Судебные разбирательства непосредственно влияют на медицинскую практику, превращая деятельность медицинских учреждений в юридическую, вызывая удорожание медицинской помощи и препятствуя врачам в выполнении их основных функций. Наконец, патенты зачастую оформляются не с целью внедрения инновационных технологий, а для того, чтобы не дать конкурентам реализовать то или иное нововведение. Часто действие системы охраны  авторского права увеличивает стоимость каждого следующего творения, ограничивает свободу творчества и препятствует трансляции информации даже тогда, когда коммерческая выгода правообладателя минимальна. В. Кляйн в статье «Экономическая активность вопреки праву интеллектуальной собственности» описывает такую ситуацию. Желая разместить на своем сайте изображение мозга, он столкнулся с необходимостью просить разрешение у одного из многочисленных авторов подобных изображений, обнаруженных с помощью поисковика Google. Кляйн предпочел просто отказаться от идеи использования этого изображения, поскольку попытки найти правообладателя оказались безуспешными: многие предполагаемые правообладатели не откликались, другие же не являлись правообладателями и не могли указать, кто является. В другом случае Кляйн был вынужден заполнить форму и оплатить использование картинки, хотя его сайт не являлся источником прибыли и носил просветительский характер. Увеличение сроков действия авторских прав, расширение круга охраняемых объектов и экспансия права интеллектуальной собственности в сферу интернета вызывают критику со стороны противников существующей системы охраны интеллектуальной собственности (см. [Кляйн 2011]).

В русскоязычной специализированной литературе по праву интеллектуальной собственности (см, например, [Близнец 2003; Судариков 2007 web]) обычно отмечается, что авторское право призвано поощрять создание оригинальных произведений искусства, музыки и литературы, будь то книги, картины, кинофильмы, аудио- и видеопроизведения или программное обеспечение, разрешая авторам извлекать экономическую выгоду из своего творчества. Предоставление авторам личных неимущественных прав позволяет создателям произведений требовать признания их авторства и препятствует искажению произведений. Аналогичным образом обосновывается и смысл патентного права. На каком представлении о справедливости строится действующее российское законодательство в сфере охраны интеллектуальной собственности? Какие именно фундаментальные человеческие интересы им презюмируются? Как представление о собственности и причинах ее возникновения связано с правом интеллектуальной собственности? Какой социальный и экономический контекст должен быть сформирован благодаря действию права интеллектуальной собственности? Знание ответов на эти вопросы облегчило бы выбор наиболее подходящей модели охраны интеллектуальной собственности в России[4].

Творение разума как имущество: что является собственностью?

Оставляя в стороне личные неимущественные права авторов и изобретателей, сконцентрируемся на концептуальных основаниях охраны имущественных прав, поскольку именно она имеет наиболее очевидные социальные последствия[5].

Объекты интеллектуальной собственности отличаются от объектов вещных прав, как отличаются и режимы их охраны. Объектом интеллектуальной собственности являются творения человеческого разума; они носят нематериальный характер; права возникают непосредственно у создателя произведения/изобретателя; эти права ограничены во времени и территорией, на которой им предоставлена охрана; передача прав на объекты интеллектуальной собственности осуществляется иными способами, нежели передача прав на материальные объекты, а защита этих прав – иными правовыми механизмами. Несмотря на различия, обоснование охраны интеллектуальной собственности, как правило, осуществляется в терминах права собственности. Для представителей классической европейской традиции интеллектуальная собственность интуитивно тождественна собственности на вещи. И.А. Зенин выделяет ряд предпосылок рассмотрения интеллектуальной собственности как вида собственности. Экономической предпосылкой является включение результатов интеллектуальной деятельности в сферу товарно-денежных отношений, психологической – стремление «духовных производителей» обладать правами на результат собственного труда, юридической и юридико-технической – сходство права собственности и права интеллектуальной собственности (абсолютность права) и удобство обозначения и классификации [Зенин 2006, 11-17]. При этом сам Зенин является противником проприетарной концепции. Нужно заметить, что многие российские специалисты считают сам термин «интеллектуальная собственность» неудачным (см. [Дозорцев 2000, 287-293]). Однако наиболее часто используемый ими аргумент против проприетарной концепции – несоответствие триады правомочий «владение, пользование, распоряжение» правам интеллектуальной собственности – можно воспринимать как основание для тщательного концептуального анализа в сфере права интеллектуальной собственности, а не отказа от аналогии с собственностью. Концептуально интеллектуальная собственность может рассматриваться так же, как собственность на материальные объекты, если перенести фокус на социальные функции обоих видов собственности, прибегнуть к пониманию собственности как функции. Тогда право собственности предстанет как «правила игры», технология обеспечения доступа (любого рода действий с объектом) и исключения из доступа к ресурсам (как материальным, так и нематериальным). 

Для континентальной правовой традиции характерно понимание права собственности как максимально полного господства над вещью, предполагающего концентрацию всех правомочий у одного субъекта. Список этих правомочий является открытым. Такое понимание отражено в Гражданском кодексе Франции (Кодексе Наполеона), провозгласившем частную собственность «неограниченной и неделимой», а не только «священной и неприкосновенной», и в Германском гражданском уложении. Характерно оно и для российской правовой традиции. С определенными оговорками можно утверждать, что европейское и российское право заимствовали этот подход из римской правовой традиции. Именно в лоне континентальной традиции сформировалось понятие «интеллектуальная собственность»; почвой для этого стали естественно-правовые взгляды, реализованные во французском законодательстве XVIII в.. Согласно естественно-правовому подходу собственность на результат творческого труда возникает автоматически независимо от признания государством так же, как право собственности на материальную вещь автоматически возникает у ее создателя просто по факту создания. Право интеллектуальной собственности рассматривается как аналог вещного права, покоящегося на триаде «владение, пользование, распоряжение», хотя права на объекты интеллектуальной собственности этой триадой описаны быть не могут (так, непонятно, что означает право владения как фактического господства над «вещью», если считать «вещью» знание, которое в принципе не может быть локализовано в пространстве). Однако обратившись к свойственному англосаксонской правовой традиции пониманию собственности как совокупности частичных правомочий, вполне возможно продолжать рассматривать интеллектуальную собственность как собственность.

Отказавшись от представления о собственности как о чем-то едином и неделимом и допустив возможность раздробления собственности на какой-либо объект на правомочия нескольких лиц, мы приблизимся к реальной практике расщепления права на частичные правомочия, не являющейся показателем эрозии собственности. Сегодня присущее континентальной традиции и обыденным представлениям понимание права собственности как вещного права фактически исчезает. К примеру, функция управления капиталом может быть обособлена от функции владения капиталом. Объектом права собственности может быть предприятие, представляющее собой не просто имущественный комплекс, но и исключительные права, долги и т.п. В случае франчайзинга вообще уместно говорить о праве собственности на идею. Р. Пайпс в книге «Собственность и свобода» утверждает, что как ограничение права собственности можно представить налоги (см. [Пайпс 2000]). Гражданский кодекс РФ относит к вещам ценные бумаги. Юристы обсуждают признание права собственности на персональную информацию. Если понимать собственность как функцию, реализуемую различными способами, а вещь как все, что не является «лицом», а не только как некую материальную единицу, то вполне допустимо говорить о том, что отношения интеллектуальной собственности – вид отношений собственности.

Трудовая теория собственности и консеквенционализм

В качестве обоснования прав собственности часто прибегают к трудовой теории Дж. Локка. Согласно автору, человек имеет естественное право на результат собственного труда. Поскольку интеллектуальная собственность является также результатом его труда, он сам определяет, хочет ли он с кем-то делить, передавать кому-то право на нее или нет. Этот подход отражается и в нормативных документах. Так, Всеобщая декларация прав человека манифестирует подход трудовой теории. Участники современных дискуссий об основаниях защиты интеллектуальной собственности зачастую обращаются к «Двум трактатам о правлении» (точнее, Второму трактату) Локка (см. [Локк 1985-1988 III]), анализируя тонкости его аргументации и стремясь обосновать интеллектуальную собственность как собственность, поскольку она является творением человека. (Разбор аргументации Локка см. в [Нозик 2008].)

Однако данный подход подвергался убедительной критике, которой сложно пренебречь. Одним из первых критиков трудового обоснования авторского права был Прудон, сравнивший труд автора с трудом крестьянина (см. [Прудон 1865]). По его мысли, обладать урожаем может только тот, кому принадлежит земля, на которой этот урожай вырос. Отдавая должное труду писателя, Прудон ставил под сомнение основания возникновения права собственности на результаты этого труда, поскольку та интеллектуальная «почва», на которой «произрастают» произведения, является общим достоянием. В начале XX в. А.А. Пиленко [Пиленко 1902] указывал на несостоятельность «трудового аргумента», полагая, что сам по себе труд не может породить собственность. Кроме того, он утверждал, что неюридическое понятие присвоенности не эквивалентно юридическому концепту собственности как суммы правомочий.

Современным социоэкономическим реалиям, на мой взгляд, соответствует консеквенциалистское обоснование интеллектуальной собственности, восходящее к И. Бентаму (см. [Бентам 1998]). Оно предполагает, что общество, предоставляя авторам и изобретателям особые права, обеспечивает мотив для творчества и способствует прогрессу. Без подобных гарантий новаторы оказываются в менее выгодном положении, чем те, кто не вкладывая силы и время в изобретение или создание произведения, пользуются конечным продуктом.

Нужно отметить, что в большинстве своем критика отдельных аспектов сложившейся системы охраны интеллектуальной собственности также предполагает ту или иную концепцию интеллектуальной собственности. Так, идея свободных лицензий Л. Лессига, созданный им механизм добровольной передачи автором части своих прав сообществу «потребителей» не ставит под сомнение наличие у автора каких-то исходных прав на результаты собственного творчества (можно спорить об объеме этих прав и способах отказа от них) (см. [Лессиг 2007]). Критике часто подвергается объем охраны прав посредников (будь то звукозаписывающие компании или издательства). В этом случае она носит антимонополистический характер: указывается на то, что «жесткая» охрана интеллектуальной собственности препятствует социально-экономическому развитию. Тем самым мы видим, что разделяется консеквенциалистский подход по крайней мере в части имущественных прав. Такой же подход декларируется основными международными соглашениями в этой сфере и пояснительными документами к ним. В Справочнике об Интеллектуальной Собственности Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС, учреждение Организации Объединенных Наций, занимающееся вопросами использования интеллектуальной собственности в качестве средства стимулирования инноваций и творчества) приводятся две причины необходимости закона об интеллектуальной собственности. Первая — чтобы узаконить моральные и экономические права авторов на их произведения и права общественности на доступ к этим произведениям. Вторая, как преднамеренный акт государственной политики, заключается в поощрении творчества, распространения и применения его результатов для содействия справедливой торговле, которая будет способствовать экономическому и социальному развитию [ВОИС 2004 web, 3]. Если первую причину можно рассматривать как апелляцию к трудовой теории интеллектуальной собственности, то вторая явно отсылает к консеквенционалистскому подходу через указание на социальное и экономическое развитие как цель законодательства о защите интеллектуальной собственности. Здесь же фигурирует концепт «честность/справедливость» (fairness) применительно к торговым отношениям. Указывается, что именно посредством справедливого (честного) торгового обмена может развиваться экономика. Таким образом, в обосновании правовой системы защиты интеллектуальной собственности задействована традиционная для социогуманитарных теорий тема справедливости.

Интеллектуальная собственность и справедливость

Воспользовавшись аристотелевским разделением, можно сказать, что в случае с распределением возможностей доступа к интеллектуальной собственности мы имеем дело с частной справедливостью, которая, в отличие от общей (тождественной предназначению, цели, нравственному смыслу совместного существования), представляет собой нравственно санкционированный способ взаимного уравновешивания конфликтующих интересов [Гусейнов 2001, 457]. Общая и частная справедливость находятся в отношении ценностного идеала и нормы. Так понятая частная справедливость в определенной мере закрепляется правом.

Частная справедливость может принимать различные формы, в том числе она обнаруживается в отношениях обмена. Значительный вклад в понимание обменивающей справедливости в ХХ в. внесли Р. Нозик, Ф. Хайек, Д. Готиер и Дж. Ролз. По мысли Ролза, справедливость это (помимо прочего) свойство общественных практик, основной смысл которого заключается в честном (эквивалентном) рыночном обмене. В своей теории справедливости как честности Ролз следующим образом эксплицирует смысл честности: «Вопрос о честности возникает, когда свободные люди, не имеющие власти друг над другом, организуют совместную деятельность и устанавливают или признают правила, определяющие эту деятельность и обусловливающие распределение выгод и тягот, получаемых от нее. Стороны будут считать практику честной, если, участвуя в этой практике, никто из них не будет чувствовать себя обманутым или вынужденным подчиняться требованиям, которые они не считают законными. Это подразумевает, что у каждой из сторон есть понятие о законных требованиях, принятие которых стороны считают разумным как для себя, так и для других» [Ролз 2006, 47]. Здесь воплощен формальный принцип: речь идет не о вознаграждении в соответствии с затраченными усилиями или потенциальной полезностью для общества, а лишь о необходимости обоюдного согласия относительно правил обмена, для того чтобы он считался честным. Природа такой справедливости состоит в выполнении соглашений, имеющих обязательную силу.

Меновая частная справедливость и собственность связаны неразрывно: там, где нет собственного, невозможен обмен. По выражению Т. Гоббса, «Справедливость есть неизменная воля давать каждому человеку его собственное» [Гоббс 1991, 110]. Эту же связь справедливости и собственности констатировал и Локк: «Положение "Где нет собственности, там нет и справедливости" столь же достоверно, как и любое доказательство у Евклида; ибо, если идея собственности есть право на какую-нибудь вещь, а идея, которой дано название "несправедливость", есть посягательство на это право или нарушение его, то ясно, что коль скоро эти идеи установлены таким образом и связаны с указанными названиями, я могу познать истинность этого положения так же достоверно, как и того, что три угла треугольника равны двум прямым» [Локк 1985-1988 II, 27]. Справедливость понимается как общественная гарантия свободного обмена товарами и услугами, запрет на обман и насилие. Аргументация такого рода воспроизводится и сегодня. Статья «Либерализм и право интеллектуальной собственности» Х. Брейки посвящена демонстрации невозможности легитимации права на собственные идеи и на заключение договора без права собственности. Следовательно, ограничение патента и копирайта может быть обосновано только через апелляцию к тем же самым исходным неотъемлемым правам собственности [Брейки 2009, 329-349].

Тем не менее многие современные критики (например, [Лессиг 2007; Столлман 2010 web]) системы защиты интеллектуальной собственности делают акцент не на меновой частной справедливости. Они показывают, что условия доступа к интеллектуальной собственности несправедливы в ином смысле: например, функционирование патентного законодательства порождает маргинальные социальные группы, не имеющие преимуществ использования определенных технологий. Тем самым ограничиваются права и свободы части общества. Монополизация ресурсов негативно сказывается на развитии общества. «Запрещение свободного использования объектов интеллектуальной собственности подрывает развитие науки, образования, создание новой техники и технологий. Все это означает, что система интеллектуальной собственности сдерживает развитие науки и техники, образования и культуры, а также общественное развитие в целом» [Судариков 2007 web].

Критики существующей системы интеллектуальной собственности апеллируют к дискурсу не частной, а общей справедливости, обращаясь к универсальным ценностям, на которые должно ориентироваться общество. Идея общей справедливости задействована имплицитно в дискуссиях о патентовании живых организмов, медицинских процедур, спортивных методик, а также экспансии авторского права в сферу интернета. Не является ли лишение бедных возможности пользоваться запатентованными лекарственными препаратами нарушением прав человека? Представляет ли собой «peer-to-peer» обмен файлами серьезную форму «free riding», т.е. снижает ли производство товаров и услуг вследствие бесплатного к ним доступа? Эти и подобные вопросы выводят оппонентов из чисто правовых и экономических дискуссий в сферу социальной и политической философии, если принять, что стандарты справедливости воплощают смысл совместного, объединенного, социально-упорядоченного существования. Не случайно А. Госсери сравнивает проблемы, возникающие сегодня в связи с охраной интеллектуальной собственности, с проблемой легализации (декриминализации) проституции: при обсуждении обеих задействуется вопрос правильного, честного, справедливого общественного устройства, а не только вопросы честного обмена (fair price) и моральной допустимости проституции и «пиратства» (см. [Госсери 2008]).

***

С изменением взглядов на связь справедливости и интеллектуальной собственности мы переходим от традиционного обоснования права интеллектуальной собственности посредством апелляции к меновой частной справедливости к вопросу о социальных функциях охраны интеллектуальной собственности в контексте общей справедливости. Если основная функция права интеллектуальной собственности как социальной технологии – соблюдение баланса интересов правообладателей и общества, баланса справедливости во имя развития общества, то и эффективность права интеллектуальной собственности должна оцениваться по таким критериям, как адекватность задачам сохранения и развития многообразия культурных форм, соответствие правовым ожиданиям образовательных и научных учреждений, последствия для доступа к информации в сетевую эпоху и главное – тот эффект, который эта технология оказывает на уровень жизни (например, на возможность доступа к качественной медицинской помощи). Именно соотнесение проблемы защиты интеллектуальной собственности с идеей общей справедливости позволяет ставить такие вопросы.

Литература

Айн Рэнд 2011 – Айн Рэнд. Капитализм: незнакомый идеал. М., 2011.

Алексеева 2012 – Алексеева Д.А. Охрана интеллектуальной собственности в обществе знания // Общество. Техника. Наука. На пути к теории социальных технологий / Под ред. И.Т. Касавина. М., 2012. С. 383-399.

Бентам 1998 – Бентам И. Введение в основания нравственности и законодательства. М., 1998.

Близнец 2003 – Близнец И.А. Право интеллектуальной собственности в Российской Федерации: теоретико-правовое исследование. Диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук. М., 2003.

Брейки 2009 – Breakey H. Politics // Philosophy Economics. 2009. Vol. 8. № 3.

ВОИС 2004 web – WIPO Intellectual Property Handbook: Policy, Law and Use. 2004. (http://www.wipo.int/export/sites/www/freepublications/en/intproperty/489/wipo_pub_489.pdf).

Гоббс 1991 – Гоббс Т. Сочинения в 2 т. Т. 2. М., 1991.

Горц 2007 – Горц А. Знание, стоимость и капитал. К критике экономики знаний // Логос. 2007. № 4.

Госсери 2008 – Grosseries A. How unfair intellectual property is? // Intellectual Property and Theories of Justice / Ed. by A. Gosseries, A. Marciano, A. Strowel. London: Palgrave Macmillan, 2008.

Гуманитарное знание… 2013 – Гуманитарное знание и социальные технологии (материалы «конференции – круглого стола») // Вопросы философии. 2013. № 9.

Гусейнов 2001 – Гусейнов А.А. Справедливость // Этика: Энциклопедический словарь. Под ред. Р.Г. Апресяна, А.А. Гусейнова. М., 2001.

Дворкин 2005 – Дворкин Р. О правах всерьез. М., 2005.

Джонсон 2001 – Johnson D. Computer Ethics. N.J.: Prentice Hall, 2001.

Дозорцев 2000 – Дозорцев В.А. Появление «исключительных прав» как особой категории // Дозорцев В.А. Понятие исключительного права. М., 2000.

Зенин 2006 – Зенин И.А. Интеллектуальная собственность и ноу-хау. М., 2006.

Кляйн 2011 – Klein B. Economic Activity in Spite of Intellectual Property / Who Owns Broccoli? Intellectual Property Rights in a Liberal Context. Proceedings of a Colloquium at the Liberal Institute, Friedrich-Naumann-Foundation for Freedom, 13th October 2011, Potsdam, Germany / Ed. by S. Hentrich, C. Hatvany. Berlin, 2011.

Лессиг 2007 – Лессиг Л. Свободная культура. М., 2007.

Локк 1985-1988 – Локк Дж. Сочинения в 3 т. М., 1988.

Мизес 2005 – Мизес Л. фон Человеческая деятельность: Трактат по экономической теории. 2-е испр. изд. Челябинск, 2005.

Мур 2004 – Moore A. Intellectual Property and Information Control: Philosophic foundations and contemporary issues. New York, 2004.

Ниссенбаум 1995 – Nissenbaum H. Should I copy my neighbours software? / Computer ethics and social values / Ed. by D. Johnson, H. Nissenbaum. N.J.: Prentice Hall, 1995

Нозик 2008 – Нозик Р. Анархия, государство и утопия. М., 2008.

Пайпс 2000 – Пайпс Р. Собственность и свобода. М., 2000.

Пиленко 1902 – Пиленко А.А. Право изобретателя (привилегии на изобретения и их защита в русском и международном праве). Историко-догматическое исследование. СПб., 1902.

Польре 2008 – Польре Б. Когнитивный капитализм на марше // Политический журнал. 2008. № 2 (179).

Прудон 1865 – Прудон П.Ж. Литературные майораты: разбор проекта закона, имеющего целью установить бессрочную монополию в пользу авторов, изобретателей и художников. СПб.,1865.

Ролз 2006 – Ролз Дж. Справедливость как честность // Логос. 2006. № 1(52).

Столлман 2010 web – Stallman R. Free Software Free Society: Selected Essays of Richard M. Stallman. 2nd Edition, 2010 (http://www.gnu.org/doc/fsfs-ii-2.pdf).

Судариков 2007 web – Судариков С.А. Фундаментальные принципы интеллектуальной собственности // Право интеллектуальной собственности. 2007. № 2 (http://rniiis.ru/content/view/250/45/).

Примечания