В современной философии сознания господствуют два основных подхода к решению проблемы тождества личности: психологический подход (или психологический редукционизм) и соматический подход (так называемый анимализм). Согласно первому подходу, критерий тождества субъекта во времени следует искать в психологической преемственности, согласно второму – в постоянстве телесной организации. В статье обсуждается, влияют ли экспериментальные данные современной когнитивной нейронауки на решение вопроса о тождестве личности. Проводя концептуальное различие между ложными воспоминаниями и модифицированными воспоминаниями, в статье демонстрируется, что ряд обсуждаемых экспериментальных данных (в частности, эксперименты нейроученых по формированию ложных воспоминаний в мозге мышей, недавно проведенные учеными из Массачусетского технологического института в США), не могут выступать свидетельством в пользу философской позиции анимализма.

In current philosophy of mind, there are two main approaches to the question of personal identity. The first one claims that personal identity is based on our memory and for several decades has been known as a psychological approach to the problem. The second one has been called an animalistic approach and considers personal identity as a biological property of human beings or as a specific feature of our bodily continuity. Experiments on creating false memories in mice brains, recently conducted at MIT, seem to shed new light on the question of personal identity, taking into account the fact that the mouse brain is morphologically quite similar to our brain. The purpose of the article is to clarify the question about whether the above-mentioned experiments support one of the approaches: the psychological or the animalistic. Using the conceptual instrumentarium of contemporary analytic philosophy and cognitive phenomenology the author differentiates between strong and weak false memories and argues that we cannot consider the conducted experiments as supporting the animalistic approach.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: философия сознания, тождество личности, психологический редукционизм, анимализм, ложные воспоминания.

KEYWORDS: philosophy of mind, personal identity, physiological reductionism, animalism, false memory.

Джон Локк, которого можно считать одной из самых влиятельных фигур в рассмотрении вопроса о тождестве личности, в главе «О тождестве и различии» «Опыта о человеческом разумении» разъясняет, что критерий идентичности не может быть одним и тем же для всего разнообразия существующего [Локк 1985, 379–401]. Если представить тезис Локка в слегка осовремененной и вольной интерпретации, то он предложил классифицировать идентичность по следующим трем типам: идентичность вещи, идентичность живого тела и идентичность личности. Идентичность вещи, согласно Локку, зависит от идентичности ее материального субстрата, идентичность живого тела – от продолжительности его существования как единого целого в виде организма, а идентичность личности – от ее способности удерживать самотождественность во времени. Если продемонстрировать эту типологизацию на конкретных примерах, то может получиться следующая картина. Статуя Давида в смысле материального субстрата не идентична той глыбе мрамора, от которой великий мастер Микеланджело, как говорится, отсек все ненужное; в данном случае мы имеем дело с процессом, когда одна вещь возникает из совсем другой вещи. Другое дело, скажем, любимый домашний питомец, который остается тем же самым животным (идентичным живым организмом) спустя годы, несмотря на то, что выросши и возмужав, он уже вовсе не походит на то милое создание, которое когда-то впервые переступило порог дома. Еще запутанней обстоит дело с идентичностью личности, примером которой может служить каждый из нас. Многие современные философы полагают, что тождество личности невозможно свести к животному телу даже человеческого типа. Скажем, если человек впадет в вегетативное состояние, тело вполне может оставаться тем же самым, в то время как его носитель окажется временно, а возможно и навсегда, лишенным своего телесного гражданства.

Серьезную философскую задачу Локк видел в прояснении вышеперечисленных типов идентичности, чрезвычайно запутанных как в повседневной речи, так и в законодательстве и правоприменительной практике. Однако даже строгое использование термина «идентичность» может привести к неразрешимым вопросам. Достаточно перечислить лишь некоторые из них. 1) Должна ли вещь, дабы быть идентичной в строгом смысле слова, совпадать сама с собой на протяжении времени атом в атом? 2) Где именно проходит граница живого тела? 3) Можно ли скопировать личность, создав ее своеобразный дигитальный отпечаток? 4) Останется ли личность той же самой, если воспроизвести ее дигитальный отпечаток на ином материальном носителе, скажем, в силиконовом теле, или что произойдет с личностью, если воспроизвести ее на двух одинаковых материальных носителях, совпадающих атом в атом?

Вопрос «Что делает нас тождественными во времени?» так и не получил однозначного ответа со времен Локка и по сей день продолжает обсуждаться философами, изучающими проблему идентичности субъекта. Они придерживаются психологического, либо соматического подхода. Первый (его также называют психологическим редукционизмом [Парфит 1984; Шумейкер 1963; Шумейкер, Суинберн 1984; Унгер 1990]) предполагает, что субъект тождествен себе во времени, поскольку обладает психологической преемственностью. Второй (именуемый анимализмом [Хадсон 2001; Олсон 1997; Олсон 2007; Томсон 1997]) считает достаточным основанием идентичности субъекта постоянство его телесной организации. Психологический редукционизм, продолжая традицию, заложенную Локком, занимается поиском конкретных критериев идентичности личности. Анимализм считает рассуждения о личности как особом типе идентичности излишними, доказывая, что тождество субъекта гарантируется исключительно идентичностью телесного остова, которым обладает тот или иной вид живых существ, в нашем случае идентичностью животного тела человеческого типа или, для краткости, человеческого животного.

Мне представляется, что дискуссия о том, является ли тождество личности особым типом идентичности, как полагал еще Локк, обретает неожиданные формы и пугающую глубину в свете одного любопытного научного эксперимента, на который я хотел бы обратить особое внимание. Совсем недавно ученым из Массачусетского технологического института (США) удалось провести интересный эксперимент, который, как кажется, способен серьезно пошатнуть наши представления как о структуре сознания, так и о генезисе и тождестве субъективности. Нейроученые, поставившие эксперимент, утверждают, что им удалось «создать ложное воспоминание» в мозге живого существа! Несмотря на то, что эксперимент, результаты которого опубликованы в журнале «Science» [Рамирес и др. 2013], был проведен на мышах, а не на людях, он подводит к серьезным философским и этическим экспликациям, особенно учитывая тот факт, что морфологически строение мозга мыши и человека схожи. Разумеется, делать какие-либо однозначные и далеко идущие выводы о структуре субъективности только на основе указанного конкретного эксперимента было бы не совсем корректно. Тем не менее, философские размышления, как известно, обладают одним немаловажным преимуществом, а именно они могут разворачиваться в режиме так называемого мысленного эксперимента. В режиме такого мысленного эксперимента философ вправе допустить, что событие, произошедшее в ходе реального эксперимента в мозге мыши, вполне могло бы случиться и в мозге человека, что, разумеется, не может быть в настоящее время установлено и перепроверено в силу как технологических, так и этических ограничений. В дальнейшем мне хотелось бы коснуться тех философских следствий, которые имели бы место, если бы указанный эксперимент был проведен на людях и привел бы к схожему результату: в мозг человеческого существа удалось бы имплантировать воспоминание (или их ряд) о том, чего никогда не происходило с самим субъектом.

Детали эксперимента на мышах, проведенного нейроучеными С. Рамиресом и Ш. Лю в лаборатории под руководством С. Тонегава, таковы. Для эксперимента были использованы генетически выведенные мыши, у которых можно было проследить нейронную активность в гиппокампе (часть лимбической системы мозга), связанную с процессом меморации, а впоследствии вспышкой света активировать группу нейронов, отвечавшую за этот процесс. Технически использовалась методика так называемой оптогенетики, которая заключается в том, что в мембрану нервных клеток внедряются специальные каналы, которые реагируют на свет; для их экспрессии в мозге генетически выведенных мышей используется лазер. Ученые сначала помещали таких мышей в бокс № 1 с комфортной средой пребывания. Затем их перемещали в бокс № 2, где посредством серии вспышек света в мозге возбуждали группы нейронов, которые были активны в боксе № 1, в то же самое время им создавали некомфортные условия пребывания в боксе № 2, пустив разряд электрического тока по лапкам. В итоге при перемещении мышей обратно в бокс № 1 можно было наблюдать, что в своем поведении они в некотором смысле руководствуются воспоминаниями о некомфортных условиях пребывания в боксе № 1, которых в действительности в этом боксе не было. Таким образом нейроученые пришли к выводу, что в ходе эксперимента им удалось сформировать в мозге мышей ложные воспоминания о том, чего с ними не происходило в действительности.

Если экстраполировать этот эксперимент на людей (заключая в скобки, как уже было отмечено, технологический и этический аспекты), то он мог бы выглядеть следующим образом. Сначала волонтера помещают в комнату № 1 с комфортными условиями пребывания. Затем, спустя некоторое время, его перемещают в комнату № 2, с некомфортными условиями пребывания, активировав, используя некую технологию (не обязательно оптогенетическую), в его мозге те группы нейронов, которые соответствовали опыту пребывания волонтера в комнате № 1 с комфортными условиями. Учитывая данные, полученные на мышах, следует ожидать, что человек, вновь оказавшись в комнате № 1 с комфортными условиями пребывания, будет испытывать негативные эмоции, связанные с воспоминаниями о некомфортных условиях пребывания в этой комнате, чего в действительности не было.

После детального описания эксперимента, мне хотелось бы вовлечь его в контекст рассмотрения проблемы идентичности субъекта, более конкретно, в контекст рассмотрения вопроса о тождестве личности. Что поменялось бы при рассмотрении указанной проблемы, если бы описанный эксперимент был поставлен и успешно проведен на людях?

На первый взгляд, поменялось бы самое существенное, если учитывать, что память признается одним из ключевых критериев в аргументации сторонников психологического редукционизма, настаивающих на несводимости тождества личности к двум другим типам идентичности (идентичности вещи и идентичности живого организма). Не что иное, как память, по мнению сторонников психологического подхода, делает нас теми, кто мы есть, и именно благодаря памяти на протяжении всей жизни мы сохраняем тождество личности или, по меньшей мере, иллюзию такого тождества. Я есть тот, кто я есть, пока я способен удерживать в сознании ряд событий, произошедших со мной. Это удерживание прошлого может быть структурно организовано по типу ожерелья или по типу волокна. Память, организованная по типу ожерелья, ограничена в объеме и способна включать в себя в каждый конкретный момент конечное количество воспоминаний, как бы нанизанных на нить в несколько кругов. С течением времени определенные актуальные события, если они оказались достаточно яркими по сравнению с другими, вытесняют собой уже расположившиеся на разных кругах ожерелья памяти события, случившиеся в прошлом. В итоге первый ряд в ожерелье памяти оказывается заселен воспоминаниями о событиях, которые победили в ходе своеобразной конкуренции воспоминаний. Иной способ структурной организации памяти – по типу сплетенного волокна. Организация воспоминаний по такому типу не предполагает, что каждое из них имеет четко фиксированные начало и конец. Воспоминания оказываются сплетены в неоднородный ствол волокна, в котором каждая составляющая его нить не протягивается с нашего рождения и вплоть до смерти, а точно так же соткана из разных отрезков-воспоминаний.

Какой из этих двух типов организации воспоминаний мы бы ни взяли за основу, указанный выше эксперимент, как кажется, радикальным образом ставит под вопрос саму роль памяти в конституировании тождества личности. Если памятью можно управлять извне, то она уже не вправе считаться внутренним структурообразующим элементом личности и ее следует признать скорее неким экстерналистским механизмом. Если благодаря определенной технологии можно активировать или ингибировать популяции нейронов в гиппокампе, что вызывает в бодрствующем сознании субъекта воспоминания о событиях, никогда с ним не происходивших, но теперь определяющих его личность и поведение, то память, очевидно, лишается статуса внутреннего структурообразующего механизма личности и тождество личности теряет твердую почву для самостоятельности, медленно погружаясь в голые механизмы анимализма. Нет никакой личности, мы суть не что иное, как аниматы, наделенные разнообразными когнитивными механизмами, в том числе памятью.

Таким образом, указанный эксперимент, на первый взгляд, может рассматриваться как серьезный аргумент в пользу анимализма. Однако прежде чем делать далеко идущие выводы, следует разобраться в деталях эксперимента, теперь уже с философской точки зрения. С одной стороны, эксперимент действительно затрагивает ряд важных аспектов проблемы тождества личности. С другой стороны, оказывает ли он серьезное влияние на решение проблемы в целом, зависит от того, с каких позиций подходить к рассмотрению нижеследующих вопросов. Во-первых, к вопросу о статусе воспоминания, о котором идет речь в эксперименте. С воспоминанием какого типа мы имеем дело в эксперименте: с ложным воспоминанием или же с модифицированным воспоминанием? Во-вторых, к вопросу о самом процессе меморации в эксперименте. С процессом какого характера мы имеем дело в эксперименте: необходимо ли для формирования воспоминания актуальное непосредственное переживание или же воспоминание может быть доступным для его носителя минуя актуальный опыт? В-третьих, к вопросу о влиянии механизма памяти на идентичность субъекта. Можно ли изменить идентичность субъекта, модифицировав воспоминания или создав ряд ложных воспоминаний?

Вопрос о статусе воспоминания, с которым мы имеем дело в эксперименте, ключевой. Я предлагаю провести различие между созданием нового воспоминания и модификацией уже существующего. Ложное воспоминание, о котором идет речь в эксперименте, с концептуальной точки зрения представляет собой не что иное, как искаженное воспоминание. Дело в том, что сначала в сознании живого существа формируется воспоминание о его пребывании в боксе № 1, которое затем искажается благодаря наложению поверх него воспоминания о нахождении в боксе № 2. Надо заметить, что наложение воспоминаний, образующее искаженное воспоминание, частая, можно даже сказать повседневная, практика нашей психической жизни. Достаточно упомянуть довольно часто встречающиеся случаи с очевидцами на месте преступлений. Непосредственно после события они утверждают, что ничего не помнят, однако позднее раз за разом начинают все более детально описывать произошедшее. В некотором смысле все наши воспоминания можно расценить как воспоминания искаженные, поскольку с каждым новым воспроизведением воспоминание меняется в зависимости от того контекста, где оно предстает в свете актуального опыта. То же относится и к патологическим случаям ложных воспоминаний, когда субъект в силу навязчивости и повторяемости определенного нарратива в какой-то момент начинает припоминать то, чего с ним не происходило. Один член семьи может живо рассказывать другому о произошедшем в прошлом событии, которое на самом деле произошло не с самим рассказчиком, а с другим членом семьи, что стало возможным благодаря регулярному воспроизведению определенного сюжета в кругу конкретной семьи. Однако, с моей точки зрения, даже в подобных случаях имеются в виду ложные воспоминания в нестрогом смысле слова (речь идет, как уже было отмечено, об искаженных воспоминаниях). В ходе эксперимента не было создано нового воспоминания в строгом смысле слова, хотя было искажено воспоминание уже существовавшее.

Вопрос о том, возможно ли воспоминание о том, чего вообще не было, т.е. ложное воспоминание в строгом смысле слова, тесно связан с анализом самого процесса формирования нового воспоминания. Возможно ли вообще формирование такого воспоминания, которое не отсылало бы ни к одному из переживаний, случившихся ранее в опыте субъекта? Если попытаться вообразить себе условия эксперимента с ложным воспоминанием в строгом смысле слова, то он мог бы выглядеть следующим образом. Одного волонтера помещают в комнату № 1, а второго – № 2, затем обоих перемещают в комнату № 3, где первому волонтеру имплантируют воспоминание второго о его нахождении в комнате № 2, а второму – воспоминания первого о его нахождении в комнате № 1. Затем волонтеров помещают в изначальные комнаты, но уже в противоположном порядке, т.е. первого во вторую, а второго в первую. Если в результате эксперимента волонтеры смогут вспомнить и сообщить о том, что они уже когда-то находились в тех комнатах, в которых они в итоге очутились, то это будет означать, что эксперимент удался и, по всей видимости, в сознании субъектов имеют место такие воспоминания, которые можно назвать ложными воспоминаниями. Вместе с тем, мне представляется, что этот гипотетический эксперимент по созданию ложных воспоминаний лишь отчасти затрагивает проблему формирования нового воспоминания, которая более серьезна, чем это может показаться на первый взгляд. Я считаю, что даже если указанный эксперимент когда-то будет возможен технически и приведет к описанному результату, он, тем не менее, не сможет выступать однозначным свидетельством в пользу существования ложных воспоминаний в строгом смысле. Даже если субъекты воспроизведут воспоминания друг друга, т.е. обменяются воспоминаниями, это не будет означать того, что в их сознании возникли ложные воспоминания в строгом смысле этого слова. С моей точки зрения, они останутся воспоминаниями в нестрогом смысле слова. Дело в том, что каждое из указанных воспоминаний все равно будет отсылать к опыту одного из субъектов, а следовательно, дабы быть воспроизведенным в любом из сознаний, оно сперва должно было случиться в актуальном опыте одного из них. Мне представляется, что ложное воспоминание в строгом смысле слова в принципе невозможно. Иными словами, воспроизвести в воспоминании можно лишь то, что однажды случилось в актуальном опыте какого-либо сознающего существа. Вопрос о том, должен ли субъект, вспоминающий определенное событие, и субъект, актуально переживший это событие, быть одним и тем же (тождественным) существом, – это совсем другой вопрос.

В этом суть последнего из поставленных выше вопросов: насколько механизм памяти существен для идентичности субъекта? Как видно, предыдущие размышления поднимают этот вопрос в несколько неожиданной перспективе. Если воспроизвести в памяти можно лишь то, что когда-то случилось в опыте сознающего существа, то насколько существенным выступает то обстоятельство, что воспроизведение пережитого в опыте будет происходить в сознании того же самого, а не другого субъекта? С одной стороны, совершенно очевидно, что на протяжении жизни мы регулируем свое поведение, воспроизводя в семантической памяти то, что происходило не с нами, а с другими. Скажем, нет никакой надобности самому попадать под машину на оживленном перекрестке, для того чтобы осознать, что улицу следует переходить на зеленый свет. Более того, мы знаем, что такого рода механизм присущ и другим видам живых существ [Шеттлворт 2010]. Они, как и мы, могут научаться чему-то, помня об опыте других. Для этого им вовсе не требуется быть личностями. С другой стороны, лишь на факте искусственного искажения воспоминания, которое мы ассоциируем с опытом себя, а не другого, нельзя выстроить доказательства того, что нас как личности нет вообще.

Все, что доказывает обсуждаемый эксперимент, так это то, что есть такой тип памяти, который можно активировать или ингибировать в мозге живого существа минуя фазу актуального осознания. Это значит, что как человеческие животные мы способны поддерживать жизнь, когнитивно перерабатывать информацию, помнить и регулировать наше дальнейшее поведение, не делая все это предметом осознания. Но означает ли это в свою очередь, что мы не наделены никаким иным типом памяти, возможно, излишним для функционирования человеческого животного, но тем не менее конституирующим нас как личность? Мне представляется, что результат выбранного для анализа научного эксперимента не позволяет сделать однозначного вывода в пользу анимализма. А значит, память по-прежнему остается убежищем для тождества личности.

Литература

Локк 1985 – Локк Дж. Сочинения: В 3-х т. Т. 1. Под ред. И.С. Нарского. М.: Мысль, 1985.

Олсон 1997 – Olson E. The Human Animal: Personal Identity Without Psychology. Oxford: Oxford University Press, 1997.

Олсон 2007 – Olson E. What Are We? A Study in Personal Ontology. Oxford: Oxford University Press, 2007.

Парфит 1984 – Parfit D. Reasons and Persons. Oxford: Oxford University Press, 1984.

Рамирес и др. 2013 – Ramirez S., Liu X.,  Lin P.-A., Suh J., Pignatelli M., Redondo R.L., Ryan T.J., Tonegawa S. Creating a False Memory in the Hippocampus // Science. July 2013. Vol. 341 (6144). P. 387–391.

Томсон 1997 – Thomson J.J. People and Their Bodies // Reading Parfit. Ed. by J. Dancy. Oxford: Blackwell, 1997.

Унгер 1990 – Unger P. Identity, Consciousness, and Value. Oxford: Oxford University Press, 1990.

Хадсон 2001 – Hudson H. A Materialist Metaphysics of the Human Person. Ithaca: Cornell University Press, 2001.

Шеттлворт 2010 – Shettleworth S. J. Cognition, Evolution, and Behavior. New York: Oxford University Press, 2010.

Шумейкер 1963 – Shoemaker S. Self-Knowledge and Self-Identity. Ithaca: Cornell University Press, 1963.

Шумейкер, Суинберн 1984 – Shoemaker S., Swinburne R. Personal Identity. Oxford: Blackwell, 1984.