Известная лекция М. Вебера, прочитанная им зимой 1918 г. студентам Мюнхенского университета, рассмотрена в фокусе тех проблем, которые сформировались в сфере современной науки. Что сохраняет актуальность и с чем сегодня трудно согласиться? Какие негативные тенденции были увидены ученым и во что они вылились к началу ХХI в.? Возвращение спустя почти столетие к наследию М. Вебера позволяет посмотреть на «вечные» вопросы, связанные с интеллектуальным бытием человека, через призму состояния научного знания в России в новой социокультурной реальности.

The article reviews a well-known M. Weber’s lecture addressed on the winter of 1918 to the Munchen University students through focus of problems developed in the modern science. Which statements stayed relevant and what is hard to agree with? Which negative tendencies have been seen by the scientist and what are their consequences in the beginning of the 21^st century? Reviewing M. Weber’s works after almost hundred years allows looking at the “eternal” questions related to intellectual being of a man through a prism of a modern scientific knowledge state in Russia in a new sociocultural reality.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: М. Вебер, наука, специализация, академическое сообщество, П. Бурдье, девальвация ценностей науки, интеллектуальный и социальный капитал

KEY WORDS: M. Weber, science, specialization, academic society, P. Bourdieu, science values devaluation, intellectual capital, social capital.

На первой лекции для аспирантов, слушающих курс «История и философия науки», мы просим прочитать и прокомментировать работу Макса Вебера «Наука как призвание и профессия» [Вебер 1990, 707–735] с точки зрения современного состояния науки и роли ученого. Во время обсуждения работы равнодушных в аудитории нет даже с учетом всего разнообразия мотивов, приведших на аспирантскую скамью выпускников вузов, – мотивов, которые порой далеки от чистых помыслов о науке: и в тех случаях, когда мысль ученого попадает в самый нерв современных представлений, и тогда, когда расходится с ними, она удивительным образом затрагивает нечто чрезвычайно значимое. Попробуем понять причины этого.

* * *

Макс Вебер – одна из знаковых фигур науки конца XIX – начала XX в. Блестящий ум, он свободно парил в обширной сфере социально-гуманитарного знания. Социология, философия, политэкономия, право и точки их взаимного пересечения были в фокусе его научных интересов. Он совершил поистине методологический прорыв, создав «идеальный тип» как особый универсальный инструмент познания и поставив тем самым социальную науку на твердую почву.

Столь многоплановая и плодотворная работа не только доставляла богатый материал для теоретических построений, но и формировала представления о роли науки и призвании ученого. Именно они и были изложены Вебером в речи перед студентами Мюнхенского университета в 1918 г. Это было, по сути, его завещание коллегам и ученикам, сделанное незадолго до ухода из жизни. Известно, как трепетно относился он к своей университетской миссии, как вдохновляли его студенты, десятками набивавшиеся в аудитории на его лекции. По свидетельству жены Вебера Марианны, даже в ночь перед смертью ему казалось, что у его кровати сидит ученик, которого он проверял и трогательным голосом ободрял [Вебер 2007, 275].

Вебер был, разумеется, не единственным, кто размышлял о призвании ученого. Эта тема волновала многих его современников: Ясперса, Эйнштейна, Уайтхеда, Вернадского, Капицу, Ортега-и-Гассета и Башляра. Но, пожалуй, именно программная речь М. Вебера в наиболее яркой, концентрированной форме выявила болевые точки в изменившейся роли научного знания рубежа ХIХ – ХХ вв. – времени, когда наука из сферы духовной жизни общества превращалась в сферу духовного производства, что влияло на изменение ее социальной роли и, соответственно, на социальный статус ученого.

Сегодня мы вновь переживаем переломный момент на этом пути. Все яснее становится, что отношение к науке в обществе, сам статус науки и профессии ученого претерпевают серьезные изменения. Возвращение – спустя почти столетие – к наследию мыслителя позволяет посмотреть на «вечные» вопросы, связанные с интеллектуальным бытием человека, через призму состояния научного знания в России в новой социокультурной реальности.

Наука XXI в.: «игра теней» или «пульс реальной действительности»?

В своей речи М. Вебер констатировал, что наука – это одно из звеньев прогресса и его движущая сила. Увиденная ученым тенденция мощно воплотилась в ХХ в.: с рубежа 60–70-х гг. научные знания становятся доминирующим ресурсом производства и сциентификации общественных отношений.

Беспрецедентные возможности научных инноваций сегодня реализуются в формировании глобальных коммуникационных сетей, в широком внедрении материалов со специальными свойствами, в достижениях технологий альтернативной энергетики, в развитии четырех мегатехнологий «NBIC»: нано-, био-, информационных и когнитивных технологий. Из многопланового спектра успехов «NBIC» обозначим лишь некоторые, наиболее глубоко влияющие на антропологический статус человека.

Нанотехнологии делают возможным конструирование новых микроструктур, молекулярных машин и нанороботов, которые будут способны заменить человека в самых сложных видах деятельности.

Расшифровка генома человека открывает перспективу установить функции тридцати тысяч генов и выяснить «генетическую формулу» каждого индивида, найти гены, ответственные за индивидуальные особенности человека, включая его психологические свойства. Сегодня генная и клеточная инженерия разработала метод изъятия из генома отдельных генов, которые вызывают наследственные заболевания. Это поможет корректировать и даже предотвращать многие болезни, разрабатывать лекарственные средства и новейшие методы лечения заболеваний, перед которыми медицина была бессильна на протяжении столетий. После прочтения генома на передний план науки выходит протеомика, цель которой – разобраться с миллионом белков, потенциально существующих в клетках человека, что позволит более тщательно диагностировать генетические отклонения и блокировать неблагоприятное действие мутантных белков на клетку.

Широкое распространение находит внедрение в организм регуляторов (микрочипов), способных с помощью специальных программ выполнять функции отдельных органов и контролировать функции организма в целом. Информационные технологии формируют виртуальный мир как субстанцию «третьей» природы, создавая новый тип символического существования человека в социуме.

Прогноз М. Вебера осуществился, как говорится, с лихвой. При этом параллельно выяснилось следующее. Все названные, как и многие другие, достижения современной науки явились следствием междисциплинарных и трансдисциплинарных форм исследовательской деятельности, характерных для постнеклассической стадии развития науки. Междисциплинарные формы, предполагающие перенос понятийных средств и методов исследования из одной научной дисциплины в другую при условии сходств исследуемых предметных областей, в эпоху М. Вебера уже заявляли о себе в ряде концепций, оформившихся на стыке научных дисциплин. Трансдисциплинарность, возникшая как следующий этап динамики науки, перед которой встала задача решения комплексных научных проблем и специфических задач, расширила возможности взаимодействия различных дисциплин. Структурная перестройка науки, ход которой обнаруживает крупные интегративные узлы, концептуально объединяет позиции наук об обществе и наук о природе.

Все более очевидно, что это не декорация и не дань моде, а необходимое условие прогресса. Компетентный читатель способен привести множество примеров такой интеграции из своей области знания. Для нас, прицельно занимающихся науками о культуре, очевидно, что та область, которая получила в отечественной научной традиции название «культурология», имеет интегративный характер [Багдасарьян 2004; Багдасарьян 2014][i]. Но и других примеров достаточно. Так, кардинальные вопросы лингвистики сегодня не могут быть решены без учета фактов биологии и психологии. Создание универсального концепта, соединяющего все известные аспекты мироздания, в том числе теорию относительности и квантовую механику, по всей видимости, будет возможно, если дополнить данный концепт недостающим звеном в этой «великой цепи бытия» – человеческим сознанием. А теснейшее взаимодействие технологий «NBIC» открывает перед наукой новые поля познания, способные, осуществляя социально-экономические, организационные и ментальные преобразования, привести к рождению нового типа цивилизации.

Возникает вопрос: как соотнести эти тенденции с тезисом М. Вебера о том, что «отдельный индивид может создать в области науки что-либо завершенное только при условии строжайшей специализации… Только благодаря строгой специализации человеку, работающему в науке, может быть, один-единственный раз в жизни дано ощутить во всей полноте, что вот ему удалось нечто такое, что останется надолго» [Вебер 1990, 708]?

Логика науки имела следствием ее диверсификацию. Если не учитывать отдельных ярких имен ученых, обладавших разносторонними знаниями (к которым, безусловно, принадлежит и Вебер), то следует констатировать, что эпоха энциклопедизма осталась в прошлом. Наступило время специализации и «строгих специалистов». Не всем и не сразу стало понятно, что именно они привели природный и социальный мир к современному, тревожному состоянию. Это они, не думая о последствиях, фанатично работали в науке, рационализируя свою деятельность, выводя ее в плоскость прикладных исследований, позволяющих получать сверхприбыли. Таким образом, «сверхакцент на рациональности научной деятельности был маской иррациональности бесконечного накопления», как справедливо отмечал Валлерстайн [Валлерстайн 1995, 84]. За строгой специализацией в науке следовало и узкоспециализированное образование, закреплявшее положение дел все более съеживающейся и необязательной общекультурной компонентой и все более жесткими требованиями к конкретным знаниям студентов. Задачу полноценного включения выпускников в производственную деятельность такая установка не решала (вспомним знаменитое райкинское: «забудьте всё, чему вас учили в институте»), зато в целенаправленном процессе социокультурного воспроизводства человека в системе образования возникла существенная брешь.

Нельзя не отметить, что М. Вебер, обладая проницательным умом, уже сотню лет назад видел этот тренд: «Судьба нашей эпохи, с характерной для нее рационализацией и интеллектуализацией, и прежде всего расколдовыванием мира, заключается в том, что высшие благороднейшие ценности ушли из общественной сферы или в потустороннее царство мистической жизни, или в братскую близость непосредственных отношений отдельных индивидов друг к другу» [Вебер 1990, 733–734].

Пожалуй, первыми спохватились американцы – в 1948 г., после трагедии Хиросимы и Нагасаки, в Массачусетском технологическом институте группа ученых подготовила доклад о необходимости гуманизации инженерного образования. Аналогичная волна прошла в России в первоначальный период Перестройки (о социально-гуманитарной компоненте в современной модели профессионального образования – разговор отдельный [Багдасарьян, Гаврилина, 2010]). Если иметь в виду, что формирование академического сообщества неизбежно проходит через систему образования как через первую ступень, закладывающую ценности научного знания, то понятно, что такая система работает как самовоспроизводящаяся.

Как писал в «Homo Academicus» Бурдье, университетское поле есть место борьбы за определение условий и критериев легитимного членства в легитимной иерархии, т.е. за определение того, какие свойства могут уместно, эффективно и законно выполнять функции капитала, приносящего особые, гарантируемые полем, выгоды [Бурдье 1984, 11].

Служение «демону, ткущему нить жизни»

Бурдье, связывая академическое поле и происходящее в нем с полем власти, доступ к которому обеспечивается институтом образования, выделяет два типа капитала, которым обладают члены академического сообщества. Это капитал социальный, который накапливается благодаря возможности занимать административные должности, контролируя тем самым образовательный процесс, и капитал интеллектуальный: наделенные им обладают определенной властью, источник которой – в интеллектуальном авторитете и известности в конкретной области.

При всем разнообразии элементов, составляющих структуру науки, она имеет общую направленность – выявление области «возможного», что становится смыслом и формой жизни огромного числа людей, связавших жизнь с наукой как с профессией и призванием. Сегодня в науку приходят новые поколения, с новыми привычками, укладом жизни. Меняется ли внутренняя суть ученого? Остаются ли страсть, идеи, труд, помечаемые Вебером как необходимые качества ученого, непреходяще ценными для тех, кто приходит служить в храме науки?

В докладе Вебера звучит обеспокоенность явлением, которое автор называет массовым и к которому относится явно отрицательно. Читаем: в науке не является личностью выходящий «на сцену как импресарио того дела, которому он должен был бы посвятить себя», кто стремится убедить всех, что он не только специалист, но и говорит нечто, еще никем не сказанное. Это унижает того, кто так поступает, и делает «все ничтожно мелким». Подобный человек не в силах подняться «до высоты и достоинства дела, которому он должен был бы служить» [Вебер 1990, 711]. Как в таком случае это согласуется с современными требованиями самооценки научной новизны в текстах диссертаций и научных отчетах? С выстраиванием целой стратегии увеличения индекса цитируемости, ставшего практически единственным критерием продуктивности ученого? Разве не испытываем мы определенную неловкость и досаду, вынужденные заниматься увеличением собственных показателей? Тревожные мысли М. Вебера невольно заставляют обратиться к вопросу о состоянии дел в корпусе кадров отечественной науки.

Если обратиться к статистическим данным, которые можно почерпнуть на сайте информационной системы ИС-ЦИСН [Наука России… 2011], лишь по одному из показателей – «исследователи по областям науки», вырисовывается следующая картина: в 2000 г. всего исследователей было 425954, в 2011 г. – 374791. Рассмотрим статистику по принципу классического разделения наук на «науки о природе» и «науки о духе»:

Сухие цифры демонстрируют тенденцию уменьшения численности ученых в области естественно-технических наук. Во многом это можно объяснить «утечкой мозгов», причина которой – целый комплекс факторов: низкий уровень оплаты труда как начинающих исследователей, так и ученых высокой квалификации, слабая обеспеченность материально-технической базы НИИ и пр. Можно, конечно, говорить о том, что сегодня «утечка мозгов» – явление глобализирующегося мира, что это право ученого, будучи интеллектуально мотивированным, жить и работать там, где ему комфортно реализовать свои идеи. Но «утечка мозгов» – это утечка интеллектуального капитала, и это особенно болезненно для России: «Государство теряет человеческий капитал в лице дипломированных специалистов, не нашедших работу по специальности в России и наращивающих теперь научный и технический потенциал других стран» [Симонян, 2012]. Кроме того, следствием данного явления стали такие деструктивные процессы как закрытие целых научных направлений, сокращение числа высококвалифицированных преподавателей физики, химии, биологии, математики.

Все та же статистика показывает, что в сфере социально-гуманитарных наук – более радужная картина: за десятилетие численность исследователей выросла. Но какова при этом качественная составляющая, обусловленная новой интеллектуальной ситуацией, сложившейся вследствие реформ 90-х гг. XX столетия?

Формирование иного типа общественных практик, основанных на законах рыночной экономики, болезненно деформировало внутреннюю природу традиционных социальных институтов, но особенно исказило базовые ценностные модели россиян, что нашло отражение и в сфере науки [Багдасарьян, Король 2013]. Идея обогащения – любой ценой – девальвирует профессионализм, нравственные позиции и социальную зрелость ученых. По законам рыночной экономики результаты научной деятельности с легкостью конвертируются в денежные знаки, формируя процветающий бизнес купли-продажи рефератов, курсовых и дипломных работ, диссертаций. В соответствии с теми же законами на денежное выражение стоимости товара – его цену – влияет спрос, которым товар пользуется[ii]. А то, что спрос велик, демонстрирует, например, интернет-сайт диссертаций с широким ассортиментом предложений и следующей рекламой: «Лучшие условия. Корректировка и сопровождение до защиты – бесплатно. Оригинальность работ (antiplagiat.ru) от 80%. Конфиденциальность каждого клиента. Официальный договор» и т.д.

Одна из форм интеллектуального мошенничества – плагиат, воплощенный в фиктивных диссертациях, где используются пространные вставки текста, заимствованные из посторонних источников без указания авторов и надлежащего оформления, представлены несуществующие научные работы, якобы подтверждающие квалификационный уровень соискателя и его научную компетентность, отсутствующие в природе научные журналы. Рынок быстро реагирует на новые требования к квалификации научных кадров. И вот уже появились структуры, которые оказывают помощь в написании статей, их переводе и размещении в журналах из международных баз данных Web of Science, Scopus и проч. Стоят такие услуги, прямо скажем, недешево, в особенности если соотносить эти цены с нормативами зарплат в российской системе науки и образования. Скандал, связанный с А. Андрияновым, бывшим директором Специализированного учебно-научного центра МГУ, кандидатская диссертация которого имела все признаки плагиата, а также история с Советом Д 212.154.01 положили начало «диссертационной чистке» ВАК: ученой степени кандидата исторических наук были лишены десять человек [Заседание Экспертного совета ВАК по истории 2013 web]. Однако в тень ушли не менее «шумные» дела о научных степенях видных государственных и политических деятелей. Можно было бы успокоить себя тем, что «эпидемия лжи» в науке имеет международный характер, что аналогичными скандалами сотрясались научные сообщества Германии, Венгрии, Румынии. Но там следствием обнаружения плагиата в научной работе государственного деятеля становилась его отставка, а у нас слышится лишь слабое эхо «скандальной грозы». Так, в октябре 2013 г. была, по сути, объявлена амнистия плагиаторам, которая сохранила трехлетний срок проверки диссертаций, защищенных до января 2014 г. И хотя Минобрнауки ознаменовал начало 2014 г. конкурсом, победитель которого займется масштабной проверкой диссертаций, защищенных после 2000 г., сомнительно, что следствием этого станет  реальное очищение «авгиевых конюшен» академической среды. Восстановление репутации, престижа исследовательской работы и ученых степеней, а значит, и самой науки, — длительный процесс, и здесь полумерами не обойтись.

Всегда хочется понять: кто эти кандидаты и доктора, что готовы продавать свой потенциал и интеллектуальный капитал любому желающему? Ведь обещание 80% оригинальности текста, по определению, не может быть достигнуто лишь компьютерно-техническими ухищрениями. Руководствуются ли они чем-либо иным, кроме стремления к заработку? И думают ли о реальной цене этого стремления? Понимают ли, что рубят сук, на котором сидят, размывая собственную среду? Приходится констатировать, что, по сути, эта самая академическая среда проявляет социальное равнодушие, что с высокомерием и тщеславием в ней легко уживаются эгоизм, страсть к наживе и нежелание думать о будущем. Жаль, что коррозия представлений о долге, обязанностях, запретах искажает научную деятельность, которая «сама по себе нравственно хороша, поскольку она, если происходит в согласии с ее подлинной природой, то состоит в поиске истины, а такое предприятие само по себе нравственно законно и даже похвально» [Агацци 2009, 95]. Причем девальвация ценностей начинается уже с университетской скамьи, когда студент, не задумываясь, использует для выполнения письменных работ лишь две кнопки – «copy» и «past». Правда, если в вузе требуют проверку через систему «антиплагиат», придется еще и заплатить.

Неизбежен вопрос: «Кто станет творцом будущего российской науки?». Как соотносятся выдвинутые политической элитой амбициозные цели долгосрочного развития по обеспечению высокого уровня благосостояния населения, закреплению геополитической роли страны как одного из глобальных лидеров с описанной ситуацией? «Стратегия инновационного развития РФ до 2020 года», в частности раздел VI «Эффективная наука» явно демонстрирует стирание некогда стабильных демаркационных линий между наукой, обществом и политикой. Концепция Федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России», разработанная вслед за «Стратегией» и на ее основе, подчеркивает, что «переход экономики государства на инновационный тип развития невозможен без формирования конкурентоспособной в глобальном масштабе национальной инновационной системы, ключевым фактором успешного функционирования которой является эффективная система воспроизводства конкурентоспособных на мировом уровне кадров научной и научно-образовательной сферы, включающая механизмы выявления и закрепления в науке талантливой молодежи, обеспечения повышения качества подготовки кадров высшей квалификации, в том числе, в рамках научных и научно-образовательных структур вузов и научных организаций, эффективной внутрироссийской и международной мобильности научных и научно-педагогических кадров, развития сети ведущих вузов России» [Концепция Федеральной целевой программы web 2013]. Но решение задачи воспитания такой молодежи невозможно без сохранения преемственности научных школ и поколений. В этой связи парадоксальной выглядит реформа Академии наук (впрочем, оговоримся – не сама реформа, а формат ее реализации). Сам факт ее 300-летней истории говорит о том, что она – не только национальное достояние, но и неотъемлемая часть мировой культуры и цивилизации – как Лондонское королевское общество или Французская академия наук. И уже потому имеет ценность.

Размышления М. Вебера о науке как профессии и призвании вновь позволяют осознать, насколько сложна и неоднозначна жизнь современной науки с ее синтезами и разрывами, с болевыми точками кризиса и стагнации. Однако эта программная речь бесценна еще и потому, что в ней мы находим главную установку для тех, кто вступил на тернистый путь поиска истины и готов идти по нему, следуя принципам ответственного соучастия. Вот эти слова: «Отсюда надо извлечь урок: одной только тоской и ожиданием ничего не сделаешь, и нужно действовать по-иному – нужно обратиться к своей работе и соответствовать “требованию дня” – как человечески, так и профессионально. А данное требование будет простым и ясным, если каждый найдет своего демона и будет послушен этому демону, ткущему нить его жизни» [Вебер 1990, 735].

И в самом деле, какую ценность имеет все растущее число научных отчетов и книг, Нобелевских премий и великих изобретений, если знание не увеличивает мудрость и доброту, а повседневная деятельность не основана на высоком полете духа?

Литература

Агацци 2009 – Агацци Э. Почему у науки есть этические измерения? // Вопросы философии. 2009. №10.

Багдасарьян 2004 – Багдасарьян Н.Г. Актуальные заметки о культурологии. О бедной культуре замолвите слово // Личность. Культура. Общество. Междисциплинарный научно-практический журнал. 2004. Т. VI. № 3.

Багдасарьян 2014 – Багдасарьян Н.Г. Культурология: учебник. 3-е изд. М.: Высшее образование. 2014.

Багдасарьян, Гаврилина 2010 – Багдасарьян Н.Г., Гаврилина Е.А. Еще раз о компетенциях выпускников инженерных программ, или Концепт культуры в компетенциях специалистов // Высшее образование в России. 2010. № 6.

Багдасарьян, Король 2013 – Багдасарьян Н.Г., Король М.П. Научная коммуникация в информационном ландшафте современной России // Ученый совет. 2013. №7.

Бурдье 1984 – Bourdieu P. Homo Academicus. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 1984.

Валлерстайн 1995 – Wallerstein I. Historical Capitalism with Capitalist Civilization. L. – N.Y., 1995.

Вебер 1990 – Вебер М. Наука как призвание и профессия // Вебер М. Избранные произведения / Пер. с нем., сост., общ. ред. и послесл. Ю.Н. Давыдова; предисл. П.П. Гайденко. М.: Прогресс, 1990.

Вебер 2007 – Вебер М. Жизнь и творчество Макса Вебера / Пер с нем. М.: РОССПЭН, 2007.

Заседание Экспертного совета ВАК по истории 2013 web – Заседание Экспертного совета ВАК по истории / Режим доступа: http://histgeogr.livejournal.com/175343.html  

Концепция Федеральной целевой программы 2013 web – Концепция Федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2014 – 2020 годы» / Режим доступа: http://www.fcpk.ru/catalog.aspx?CatalogId=3707

Межуев 2011 – Межуев В.М. Размышления о культуре и культурологии: культурология в системе современного гуманитарного знания // Культурологический журнал. 2011. № 1(3).

Наука России в цифрах 2011 web – Наука России в цифрах. М.: ЦИСН, 2011. / Режим доступа: http://www.csrs.ru/statis/sc/sc2011.htm

Симонян 2012 – Симонян Р.Х. Реформы 1990-х гг. и современная социальная структура российского общества (к 20-летию экономических реформ) // СОЦИС. 2012. №1.