«…все теории стоят одна другой».

М.А. Булкагов «Мастер и Маргарита»

В статье автор рассматривает историю философии как часть философского знания, определяющую статус, цели и задачи самой философии. Автор критически осмысляет историко-философский нигилизм, а также размышляет о возможности единого историко-философского процесса.

The article focuses on the approach to the history of philosophy as a part of philosophical knowledge, which specifies the status, goals and tasks of philosophy. The author critically examines the historical-philosophical nihilism and contemplates the possibility of a united historical philosophical process.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: история философии, метафизика, специфика философского знания, историзм.

KEY WORDS: history of philosophy, metaphysics, the specificity of philosophical knowledge, historicism.

Научное знание в современной эпистемологии часто оценивается с позиций релятивности. Если же речь идет о философии, то относительность обычно не столько ставят во главу угла, сколько используют как один из индикаторов ненужности философии вообще, как нечто, что позволяет считать философию несерьезным развлечением человеческого ума. Кроме того, одним из критериев релятивизма часто выступает факт историчности той или иной науки. Например, теоретические изыскания представителей социальных и гуманитарных наук, очевидно, не могут быть отделены от анализа исторических аспектов и особенностей предмета исследования.

В этой связи встает закономерный вопрос: насколько историчность является недостатком гуманитарного знания и в нашем случае – философии? Может быть, философия черпает свою серьезность именно в своей истории? Являются ли историко-философские исследования прикладными, второстепенными и вспомогательными для философии или они выступают как универсальная форма существования философского знания?

История философии вне философии («историко-философский нигилизм»)

В настоящее время, с одной стороны, историю философии считают неотъемлемой частью философии, с другой – чем-то анахроничным, воспринимающимся «по умолчанию» и не заслуживающим отдельного внимания. В философских и околофилософских кругах популярна фраза О.У. Куайна о разделении всех философов на историков философии и собственно философов. Смысл данного высказывания заключается в том, что философы способны философствовать и тем самым развивать философское знание, в то время как историки философии могут выступать лишь в роли эпигонов.

Действительно, в некотором смысле в истории философии очень сложно совмещать историю и философию. Еще Куно Фишер отмечал тот факт, что в историко-философском дискурсе должны сочетаться повествование и критика («осуждение») [Фишер 2003, 41], а историко-философские исследования должны быть не только философскими, но и историческими. Однако приведенный выше тезис Куайна акцентирует внимание на философии как в высшей степени теоретическом предмете, освобожденном от груза истории с ее противоречиями и полидискурсивностью (историчность в данном случае выступает как синоним релятивизма). В этом утверждении удивительным образом соединяются такие противоположные направления современной философии, как англо-американская аналитическая традиция и континентальный постмодернизм, которые предпочитают «делать» (doing) философию, нежели «изучать» (studying) ее [Дюкетт 2003, 1].

Данное положение дел может быть объяснено двумя причинами. Первая причина – историографическая. Речь идет о том, что некоторые вехи истории западноевропейской философии банально игнорируются в англосаксонском философском мире. Так, известный европейский методолог истории философии Витторио Хёсле сокрушается по поводу номенклатурного исключения гегелевской истории философии из поля рассмотрения философов аналитического лагеря и приводит в качестве примера кембриджское собрание сочинений Гегеля, где отсутствуют историко-философские работы немецкого мыслителя [Хёсле 2003, 185]. Действительно, если обратить внимание на оксфордские, кембриджские, гарвардские научные сборники и учебные пособия, посвященные Гегелю, то историко-философской концепции в них мы не найдем. (Правда, в 1972 г. американское гегелевское общество провело научную конференцию в Университете Нотр-Дам, в рамках которой работала соответствующая историко-философская секция.)

Вторая причина – резкая критика современными философами предшествующей философской традиции как метафизического способа философствования. Н.В. Мотрошилова подчеркивает, что в данном контексте история философии выступает для современника «кладбищем антинаучной метафизики» [История философии 1995, 10]. Критики истории философии или «историко-философские нигилисты» убеждены, что невозможно найти критерий истинности для метафизических исследований, поэтому при погружении в историю философии мы санкционируем возрастающее забвение философии и усиливаем значение положительного знания. Поскольку же философия является генетическим источником положительного (научного) знания, то и интерес к ней может быть только историческим.

Вместе с тем кризис философского знания как метафизики есть неотъемлемый спутник развития метафизики. Так, В. Дильтей впервые в истории философии обратил внимание на тот факт, что по мере становления и совершенствования метафизических систем еще в античной философии происходило укрепление скептических позиций [Дильтей 2000, 459]. Это говорит о требовании человеческого разума располагать, наряду с умозрительной строгостью и логичностью, некоей демократической плюралистичностью, допускающей существование совершенно противоположных метафизических систем, таких как, например, системы Парменида и Гераклита. Кроме того, скептицизм дополняет метафизику, как ни странно, именно тем, что тоже избегает неистинных суждений, но не потому, что высказывает только истинные, а потому, что не судит вовсе.

Дильтей подчеркивает, что отождествление прежней философии с метафизикой, т.е. четкое деление на современность и вчерашнюю философию, начинается в эпоху заката средневековья по мере роста самостоятельности и секуляризации, осознания человеком своей свободы и творческого начала. Самая главная тенденция современности в таком случае – это отказ от отождествления себя (современности) с метафизикой, т.е. сознательное противопоставление своего мировоззрения метафизическому, понимание метафизики как «прежнего». «Духовное лицо уступает место литератору, писателю или профессору в одном из университетов», – констатирует Дильтей [Дильтей 2000, 656].

Вместе с развитием естествознания в период Возрождения и Нового времени в философии начинает доминировать теория познания, что также способствует, по утверждению Дильтея, отделению метафизики от позитивной науки, от естествознания, которое и представляет собой, по мнению ученых, современность. Однако парадокс заключается в том, что, проведя демаркацию между актуальными проблемами науки и вчерашней философией, мы, отмечает Дильтей, оставляем без ответа неизбежные и важные для науки вопросы, которые носят исключительно метафизический характер [Дильтей 2000, 668-670]:

1.           Чем является внешняя действительность?

2.           Возможны ли логические условия существования внешнего мира?

3.           Возможны ли иные условия изучаемых явлений, помимо известных?

4.           Может ли наука «установить единую взаимосвязь условий данного…» и т.д.?

Перечисленные вопросы в указанной форме можно адресовать, несомненно, не только естественным наукам, но и всему гуманитарному знанию, однако ответы на них невозможно искать, если избегать исторического контекста философско-метафизических поисков от античности до современности. Уязвимость данного подхода также очевидна в контексте методологической неоднозначности – в случае исторического рассмотрения философских вопросов история философии превращается в историю философий.

Существует ли единый историко-философский процесс?

О всемирной философии

Выше мы отметили, что вопрос о статусе истории философии осложняется атрибутивным для него абстрактным отрицанием «предшествующей философии» и одновременным возвращением «к исторически изжившим себя философским учениям» [Ойзерман 1979, 33] или обращениям к универсальным истокам философской мысли. Современное содержание философии искусственно переносится на философское прошлое. При этом определенных мыслителей, историко-философских персонажей, искусственно причисляют к своим предшественникам, что порой позволяет говорить философу о «перевороте в философии», о том, что его концепция есть «апогей тех тенденций, которые имели место в истории философии» [Нарский 1979, 144]. Именно в связи с этим часто получается, что, например, «экзистенциалистская история философии оказывается на деле историей экзистенциалистской философии. Такой же субъективизм характеризует позитивистскую историю философии…» [Ойзерман 1979, 44].

В данном случае речь идет о фундаментальной антиномичности истории философии не только применительно к ее (истории философии) жанровой форме, но и относительно ее фактического содержания. Описание историко-философского процесса не может, на взгляд многих мыслителей, быть исчерпывающим по той причине, что история философии существует в определенных «жанрах». Так, в 1984 г. в издательстве Кембриджского университета вышел сборник, посвященный различным подходам к изучению истории философии. Там была опубликована известная статья Ричарда Рорти о четырех жанрах истории философии [Рорти 1984]. Его же коллега Джон Пассмор выделяет целых шесть жанров (cм.: [Макеева 2009]). Суть данной тенденции заключается в том, что есть жанры наиболее предпочтительные, которые максимально приближают историю философии к самой философии, т.е. рассматривают историко-философскую проблематику сквозь призму решения современных проблем, а есть жанры менее предпочтительные, но в определенной степени также необходимые и имеющее право на существование. При этом ни один из жанров не в состоянии решить такие антиномии истории философии, как существование оригинальных и своеобразных философских школ и направлений и одновременно их развитие в рамках единой мировой философии; условная «наукоподобность» философского знания и бо́льшая научность истории философии как таковой; актуальность той или иной философской идеи и стремление к ее аутентично-историчному изложению и т.д.

Разбор историографических подходов к истории философии, частично справедливое ее уподобление литературе или даже истории искусств, свойственное современной культуре, требует большей ясности относительно вопроса об определенных контурах истории философии вообще. Насколько возможно научное историко-философское исследование определенного периода или конкретного автора вне представления об истории философии как о целостном феномене? Данная проблема отчетливо осознается сегодня исследователями истории русской философии (cм., например, [Щедрина 2008, 209]) и является одной из важнейших задач современной отечественной философии и культуры.

Всемирная философия – это философия, в рамках которой присутствуют все философские традиции – не как чужие друг другу, не как отличающиеся чем-то друг от друга и даже не как уникальные способы и формы философского постижения, но как части единого философско-культурного пространства, которое делает возможным философскую полемику как внутри философии, так и за ее пределами.

Именно историчность позволяет преодолеть ограниченность какой-либо теоретической точки зрения, выйти за пределы исследовательской субъективности, поскольку истина, по словам К. Ясперса, - это «философствование сообща» (cм.: [Вдовина 2012]).

Всякое историко-философское исследование есть упорядочение собственно философского материала в исторической последовательности, подведение его под определенные закономерности. В истории философии мы обращаемся к отдельным фактам не только для подтверждения современных идей, но и для целостного ви́дения пройденного в прошлом пути. Свободный и на первый взгляд бесцельный поиск того, что было, ради того, что было, оказывается необходимым поиском моделей решений современных актуальных задач.

История философии должна выявить методологические приемы философских исследований, что важно для постижения сущности и природы самого философского знания. История философии – это не столько пропедевтика философии или сборник иллюстраций философских вопросов и проблем, она есть философия как таковая par excellence, неотъемлемую часть которой составляет историзм. История философии останавливается там, где останавливается сегодняшняя философия. История философии поглощает философию, поскольку философия продолжает развиваться.

Литература

Вдовина 2012 – Вдовина И.С. Поль Рикер: история философии как самопонимание философии // История философии. № 17. 2012. С. 45-62.

Дильтей 2000 – Дильтей В. Собр. соч. в 6 т. Т. I. Введение в науки о духе. Пер. с нем. под ред. В.С. Малахова. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000.

Дюкетт 2003 – Duquette A.D. Introduction // Hegels History of Philosophy: New Interpretations. NY: Sunny Press, 2003.

История философии 1995 – История философии. Запад-Россия-Восток. Книга 1. М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 1995.

Макеева 2009 – Макеева Л.Б. Может ли история философии быть интересной и полезной для современной философии (Ответ Джона Пассмора)? // Историко-философский ежегодник, 2008. М.: Наука, 2009. С. 239-255.

Нарский 1979 – Нарский И.С. Критика историко-философской концепции неопозитивизма в ее истоках // История философии и марксизм (Вопросы методологии историко-философской науки). М.: Мысль, 1979. С. 144-160.

Ойзерман 1979 – Ойзерман Т.И. Диалектический материализм и история философии. М.: Мысль, 1979.

Рорти 1984 – Rorty R. The Historiography of Philosophy: Four Genres // Philosophy in History: Essays in the Historiography of Philosophy. Cambridge: Cambridge University Press, 1998 (1984). P. 49-78.

Фишер 2003 – Фишер К. Введение в историю Новой философии // История Новой философии: введение в историю Новой философии. Фрэнсис Бэкон Веруламский. М.: АСТ, 2003. С. 37-214.

Хёсле 2003 – Hösle V. Is there Progress in the History of Philosophy? // Hegels History of Philosophy: New Interpretations. NY: Sunny Press, 2003. P. 185-204.

Щедрина 2008 – Щедрина Т.Г. Архив эпохи: тематическое единство русской философии. М.: РОССПЭН, 2008.