Логика философского творчества | | Печать | |
Автор Корсаков С.Ф., Кузнецова Л.Ф. | |
09.10.2014 г. | |
К 80-летию академика В.С. Стёпина
Международный редакционный совет, редколлегия и редакция журнала поздравляют академика В.С. Стёпина с юбилеем и желают ему крепкого здоровья и творческого долголетия
В статье прослеживаются основные этапы формирования и развития концептуальных идей академика В.С. Стёпина в области философии и методологии науки, теории познания, философской антропологии и социальной философии. Показано, что логика развития его идей была инкорпорирована в логику развития методологии науки в целом, когда от анализа внутринаучных факторов динамики научного знания методология шла к выявлению механизмов социокультурной детерминации, пониманию самой науки как включенной в культуру. Особо выделены те новации, которые внес В.С. Стёпин в разработку данных проблем.
The article traces the main formation and evolution stages of conceptual ideas by Vyacheslav S. Stepin in philosophy and methodology of science, epistemology, philosophical anthropology, and social philosophy. The logic of this evolution is incorporated in the general logic of methodological development – from the analysis of inner dynamic features of science to the exposure of socio-cultural determinative mechanisms, and to the conception of culture-involved science. The article emphasizes Vyacheslav Stepin’s innovations in these problem fields.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: теория, опыт, теоретическая схема, конструктивное обоснование теоретических схем, основания науки, классическая, неклассическая, постнеклассическая рациональность, универсалии культуры, техногенная цивилизация.
KEY WODS: theory, experience, theoretical scheme, constructive foundation, grounds of science, classical, non-classical, post-non-classical rationality, culture universals, technogene civilization.
Первая научная публикация академика Вячеслава Семеновича Стёпина появилась полвека назад. За истекшие с тех пор пятьдесят лет им пройден большой творческий путь, причём на многих этапах этого пути В.С. Стёпин выступал в качестве одного из лидеров российской философии второй половины ХХ – начала ХХI в. Научная биография В.С. Стёпина благодатна для историка науки и философии, потому что в своей основе имеет не внешнюю логику обстоятельств, а внутреннюю логику движения мысли учёного. В.С. Стёпин последовательно продвигался в решении поставленных им проблем, и каждый следующий шаг был обусловлен новыми возможностями, возникшими в результате решения предыдущей задачи. Углубление по пути познания сопровождалось, как это обычно бывает у масштабно мыслящих учёных, расширением полей применимости выдвигаемых им идей. От решения специальных задач методологии физического знания философ шёл к фундаментальным вопросам возникновения и функционирования научных теорий, а затем к общей концепции развития науки, культуры и философии. Проследить творческий путь В.С. Стёпина необходимо, чтобы получить выводы о характере и достижениях русской философии последних пятидесяти лет. Это тем более важно, что ввиду отсутствия временной дистанции оценки развития новейшей русской философии пока что не отрефлексированы должным образом. Вячеслав Семенович Стёпин не только по времени, но и по существу принадлежит к поколению шестидесятников. Он поступил в университет в 1951 г., в самый мрачный период сталинизма, а заканчивая университет в 1956 г., слушал зачитанный на комсомольском собрании «закрытый» доклад Хрущёва о «культе личности Сталина». Произошедшие в стране изменения не могли не оказать влияния на молодого философа. В университетские годы он активно занимался самообразованием, восполняя пробелы догматизированных учебных программ, изучал первоисточники классиков философской мысли. У него сформировался интерес к проблемам философии науки, и В.С. Стёпин стал интенсивно изучать физику, по разрешению ректората проходил обучение на физическом факультете университета параллельно с обучением на отделении философии. Известно, что поворот от сталинистского догматизма к профессиональному философствованию в середине 1950-х гг. происходил, прежде всего, в такой сфере, как теория познания и методология науки. Существует стандартное объяснение этого феномена: стремление ищущих умов уйти в наименее идеологизированную сферу философствования. Подобное объяснение слишком схематично. Проблема значительно глубже. Ситуация в советской философии была в чем-то сходной с ранним Новым временем. Философы Нового времени занялись преимущественно гносеологической и методологической проблематикой не только потому, что это было вызвано потребностями становящейся науки. Существовали и собственные потребности самой философии: принципиально важным было обосновать суверенность разума, преодолеть традицию ссылки на авторитет в качестве решающего философского аргумента. Своим cogito Декарт обосновал суверенитет разума, и этот способ обоснования имплицитно содержал идею ценности автономной суверенной личности. Без второго не состоялось бы и первое. Поэтому от методологии и теории познания шёл прямой путь к философской антропологии и гуманизму. Нечто подобное прослеживалось в движении всей русской философской мысли второй половины ХХ столетия. В этом русле развертывались и творческие искания В.С. Стёпина. Поступив в аспирантуру, В.С. Стёпин занялся исследованием позитивизма Венского кружка. Он досконально изучил работы М. Шлика, Р. Карнапа, Ф. Франка, Р. Мизеса, В. Крафта, а также других мыслителей, идеи которых были созвучны и оказывали влияние на исследования Венского кружка (К. Поппера, Л. Витгенштейна, Г. Рейхенбаха). Но по мере углубления в изучаемый материал В.С. Стёпин столкнулся с необходимостью пересмотра принятых в советской философии того времени исходных принципов анализа и оценки позитивизма. Первым вариантом написанного текста диссертации он не был удовлетворен, хотя на заседании кафедры в целом этот текст был одобрен. В.С. Стёпин поступил нестандартно для молодого учёного, которому надо было самоопределяться в жизни. Он не стал защищать уже рекомендованную кафедрой диссертацию и по окончании аспирантуры перешёл на преподавательскую работу. В те годы в советской философии под влиянием книги В. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» сложилась определённая традиция «критики» позитивизма. Ленин, как известно, расценил второй позитивизм Маха и Авенариуса как разновидность субъективного идеализма. Подобная оценка была весьма сильным упрощением, ибо во втором позитивизме, как затем и в неопозитивизме отчётливо просматривается скорее влияние феноменализма Юма, а не субъективного идеализма Беркли. Ленинская оценка распространялась со второго позитивизма на весь позитивизм в целом. Исследователь не имел права по собственному усмотрению менять такие установочные оценки. А они не давали возможности провести демаркацию между историческими особенностями позитивизма как философского направления и тем объективным непреходящим вкладом, который внесли философы-позитивисты в становление философии науки как особой философской дисциплины. Вернувшись к написанию нового текста диссертации, В.С. Стёпин сумел выйти из этой непростой ситуации, как и подобает подлинному философу. Он не приспосабливался к официальным оценкам, но и не полемизировал с ними. Он настолько глубоко проанализировал потенциальные возможности и реальные результаты позитивистской программы философии науки, что в защищённой в 1965 г. кандидатской диссертации сумел дать принципиально новое понимание всего вопроса в целом. Прежде всего, В.С. Стёпин отграничил то содержание позитивистской программы, которое соответствовало методологическим запросам науки, от «идеологических» установок, которых позитивизм не избежал, как и всякое другое философское учение. Ускорение развития науки в эпоху индустриализации, возникновение новых дисциплин в естествознании, технических и социальных науках требовало разработки новой методологии научного исследования. Позитивизм поставил целью решить эту задачу. Через все этапы его развития от первого позитивизма (О. Конт, Г. Спенсер, Д. Милль) к эмпириокритицизму, а затем к неопозитивизму транслировались установки на поиск закономерностей формирования нового научного знания и на выработку принципов систематизации и синтеза знаний, обеспечивающих единство дисциплинарной структуры науки [Стёпин 1963, 19─22]. Эти установки соответствовали запросам науки и их формулировку в качестве приоритетных проблем философии науки можно оценить как заслугу позитивизма. Вопрос состоял в том, как решить эти проблемы, с каких позиций разрабатывать данную проблематику. В.С. Стёпин показал, что позитивистская программа разработки методологических проблем науки исходила из весьма узких и в целом неадекватных представлений о научном познании. Она включала три основных кластера идей. Первый из них состоял в рассмотрении научного познания как абсолютно автономной структуры, абстрагируясь от влияния на науку социокультурных факторов. Позитивизм полагал, что научное познание должно анализироваться вне его взаимодействия с другими формами познавательной активности: философией, искусством, обыденным познанием. Согласно доктрине позитивизма, их влияние на науку создает только препятствия на пути к строго научному знанию. В русле этой установки возникла программа очищения науки от метафизики. Справедливо критикуя натурфилософские построения, не имеющие опоры в научных фактах, позитивизм перенес эту критику на философию в целом. Элиминация метафизики из науки рассматривалась как условие разработки эффективной методологии исследования. Второй группой идей была установка на поиск методологических принципов, абстрагированный от их исторического развития. Позитивизм видел свою задачу в построении строго научной и окончательной системы методов, обеспечивающих эффективность исследований. Наконец, третья группа идей была связана с пониманием научного исследования только как чисто познавательной активности, не связанной с развитием практики. Все эти допущения вводили весьма ограниченную идеализацию науки. Как показал В.С. Стёпин, трудности, с которыми столкнулся позитивизм, были предопределены ограничениями этой идеализации. Оказалась несостоятельной предложенная неопозитивизмом концепция физикализма, согласно которой единство дисциплинарно организованной науки может быть обеспечено редукцией всего многообразия языков научных дисциплин к языку физики. Что же касается процессов формирования нового знания, то неопозитивизм первоначально ставил задачей выявить логику научного открытия. Но затем отказался от этой программы и ограничился разработкой логики обоснования знания. Процесс выдвижения научных гипотез был отнесен к сфере психологии открытия, а в сферу логико-методологического анализа был включен только процесс обоснования гипотез опытом. Само это обоснование в неопозитивизме рассматривалось в рамках концепции верификации как сравнение теоретических следствий с протокольными предложениями, фиксирующими данные наблюдения. Известные трудности и противоречия данной концепции свидетельствовали о необходимости новых подходов к проблеме обоснования знаний. Вместе с тем В.С. Стёпин выделил и те содержательные аспекты, которые обнаружил неопозитивизм в анализе языка науки (те, которые позволяла зафиксировать принятая позитивизмом идеализация научного познания). К таким аспектам относилось: выделение эмпирического и теоретического уровней языка науки; констатация теоретических описаний как непосредственно относящихся к системе абстрактных объектов (теоретических конструктов), образующих сеть, отдельные элементы которой имеют связь с опытом, а остальные оправданы за счет внутритеоретических связей; обнаружение в процессе дискуссии о протокольных предложениях различения данных наблюдения и научного факта и постановка проблемы перехода от протокольных предложений к фактофиксирующим высказываниям. Все эти результаты были необходимы, но явно недостаточны для решения кардинальных проблем логики и методологии науки. Для этой цели требовалось преодолеть ограниченности неопозитивистской программы и ввести новые, более продуктивные представления о научном познании. Магистральный путь логики, методологии и философии науки лежал в сфере изучения изменений научных установок и методов в их историческом развитии с учетом воздействия на эти процессы социокультурных влияний. В западной философии науки до начала 1960-х гг. осознания этого фундаментального обстоятельства не было. И. Лакатос и Т. Кун пришли к новым идеям только после возросшего разочарования в эффективности неопозитивистской парадигмы. В.С. Стёпин, и не только он, а целое направление советских методологов науки, двигалось синхронно и в том же направлении, что и творцы постпозитивизма. Но при этом философы, работавшие в СССР, шли собственным путём. Особенностью, отличавшей советских методологов науки от западных, было то, что они были изначально избавлены от доверия к позитивистской и неопозитивистской методологической программе. Мы уже упоминали об исторических причинах этого, связанных с культивированием в СССР ленинских оценок. В данном случае, они сыграли определенную положительную роль. Сравнительно большая известность постпозитивистской методологии науки не означает, что советско-русская школа методологии науки ей в чём-то уступает. Причины лежат, скорее, в области проблем перевода, а также, может быть, в том, что западные методологические схемы выстроены более популярно и удобно для усвоения неспециалистами, хотя и за счет меньшей глубины анализа. Важной особенностью советско-русских исследований 60─70-х гг. была связь представлений о социокультурной обусловленности познания с идущей от Маркса идеей о деятельностной, практической природе познавательного процесса. Сама проблема интерпретации чувственного опыта и теоретического знания получала иное звучание, если опыт и теория понимались как включенные в историческое развитие практики, а наука рассматривалась во взаимодействии с другими сферами культуры. В.С. Стёпин был лидером этого движения в советской философии науки. Общим в программе постпозитивизма и советской школы философии науки наряду с признанием социокультурной обусловленности познания и вниманием к вопросам социологии науки был еще методологический интерес к вопросам истории науки. В этом пункте в советско-русских исследованиях опять-таки была своя специфика. Идея историзма интерпретировалась как идея саморазвития сложных систем. Эта, идущая от Гегеля к Марксу традиция, была соединена с разработкой системного подхода, а в последствии с синергетической парадигмой, в чем важную роль сыграли также исследования В.С. Стёпина. Надо заметить, что советские философы внимательно изучали работы западных коллег: К. Поппера, И. Лакатоса, Т. Куна, С. Тулмина, П. Фейерабенда. Советские философы имели возможность учитывать слабые места постпозитивистских концепций и направлять творческие усилия на решение тех методологических задач, которые не получили решения в рамках этих концепций. В.С. Стёпин был в авангарде этого движения. В центре его внимания была проблема возникновения нового знания как в науке, так и в философии. Он поставил перед собой задачу проанализировать те сложные процессы, через которые проходит становление научной теории. Эта проблематика была естественным продолжением его исследований, намеченных еще в период написания и защиты кандидатской диссертации. Через несколько лет он получил в этой области новые результаты, которые стали основой его докторской диссертации (1974 г.), а затем монографии «Становление научной теории» (1976 г.), оказавшей огромное влияние на российские исследования в области философии науки и техники. В качестве эмпирической базы изучения структуры и динамики научного знания Стёпин использовал оригинальные тексты создателей научных теорий. Его интересовало не использование отдельных фактов истории науки, выбираемых для подтверждения тех или иных методологических идей, а реконструкция путей научной мысли, приводивших к формированию нового знания с учетом исторического развития науки [Стёпин 1976, 4, 5]. Работа В.С. Стёпина, таким образом, шла в единстве историко-научного и логико-методологического анализа. Подобный подход позволял философу науки осуществлять постоянную проверку выдвигаемых методологических идей и, одновременно, давать историко-логическое объяснение переходам от одной стадии становления естественно-научной теории к другой. В особенности внимание В.С. Стёпина было сконцентрировано на операциях, которые осуществляются с идеальными объектами в ходе возникновения и развития научного знания. Чтобы решить эти задачи, необходимо было предварительно более детально проанализировать структуру научного знания. Им была выдвинута идея о разнотипности идеальных объектов в системе научного знания и поставлена задача изучить закономерности их формирования и их трансляции из одной системы знания в другую, связанные с порождением нового теоретического содержания. Распространенное в философии науки конца 50 – начала 60-х гг. ХХ в. представление о сети теоретических конструктов, связи и отношения которых непосредственно выражают теоретические высказывания, было лишь первым и весьма приблизительным описанием теоретического уровня знаний. Он имел более сложную системную организацию. В.С. Стёпин показал, что в системе теоретических конструктов необходимо выделить два подуровня, соответствующих теориям частного характера и развитым обобщающим теориям. В свою очередь в каждом из них можно выделить ядро – небольшой набор исходных теоретических конструктов, связи и отношения которых фиксируются в теоретических законах. Это ядро представляет собой теоретическую модель изучаемых в теории процессов. В.С. Стёпин предложил назвать его теоретической схемой, в отличие от аналоговых моделей, которые применяются при выдвижении гипотез, но не включаются в состав теории. В развитых фундаментальных теориях есть два уровня теоретических схем: фундаментальный и частный, формируемый на основе фундаментального. Но частные теоретические схемы могут существовать и автономно либо до построения развитой теории, либо при решении задач, требующих применения двух или более теорий (гибридные частные теоретические схемы). В эмпирическом уровне познания В.С. Стёпиным также были выделены два подуровня: реальных экспериментов и ситуаций наблюдения и их эмпирических схем. Соответственно, относительно первых формируются данные наблюдения, относительно вторых – эмпирические зависимости и факты. В результате научное знание предстало в виде многоуровневой иерархической системы, где уровни имеют прямые и обратные связи. Далее В.С. Стёпин показал, что важную функцию в системной организации научного знания выполняет особая подсистема теоретических конструктов, относительно которых формулируются фундаментальные принципы науки. Эта подсистема является специальной научной картиной мира (дисциплинарной онтологией). Ее конструкты отождествляются с реальностью и имеют онтологический статус. Что же касается теоретических схем, то образующие их теоретические конструкты представляют собой идеализации, логические реконструкции исследуемой реальности (например, материальная точка, абсолютно твердое тело в физике и т.п.). Но благодаря соотнесению с картиной мира они объективируются, предстают как выражение сущностных связей изучаемых реальных объектов. Аналогичным образом обстоит дело со знаниями эмпирического уровня. Эксперименты, ситуации наблюдения, эмпирические схемы – все это продукты человеческой активности. Но полученные в этих процессах эмпирические знания воспринимаются и оцениваются как выражение объективно существующих явлений. Такое видение обеспечивает их соотнесение со специальной научной картиной мира (дисциплинарной онтологией). Картина мира не редуцируется ни к теоретическим, ни к эмпирическим знаниям. Она является особой теоретической моделью, которая вводит целостный системно-структурный образ предмета научного исследования применительно к отдельно взятым наукам (физике, химии, биологии) и выступает системообразующим фактором всей развивающейся системы знаний научной дисциплины. Уместно отметить, что классики естествознания ХХ в. (М. Планк, А. Эйнштейн, М. Борн, Э. Шрёдингер и др.) зафиксировали картину мира как особую форму научного знания и употребляли соответствующий термин при описании тех изменений в понимании природы, которые внесли открытия естествознания ХХ в. Однако в логике, методологии и философии науки первой половины ХХ в. эта форма знания не была предметом специального анализа. В позитивистской традиции научная картина мира отождествлялась с теорией. Лишь в середине 70-х гг. прошлого столетия в западной философии науки появились работы, в которых были выделены некоторые специфические признаки научной картины мира. Что же касается российских исследований, то к этому времени они были впереди в разработке данной проблематики. В них уже была проанализирована структура научной картины мира, выяснено ее отношение к теориям и опыту, определена типология картин мира и их функции в научном исследовании. Работы В.С. Стёпина и его учеников сыграли определяющую роль в решении этих задач. Разработка проблемы систематизации знания выявила три основные формы научной картины мира: 1) специальную научную картину мира (дисциплинарная онтология); 2) естественно-научную и социально-научную (картина социальной реальности), первая из которых выступает как форма синтеза естественно-научных дисциплин, а вторая – общественно-гуманитарных наук; и наконец, 3) общенаучную картину мира. В работах В.С. Стёпина было показано, что пути решения проблемы единства научного знания заключаются не в редукции языков всех дисциплин к некоему универсальному языку науки, как полагал неопозитивизм, а в содержательном анализе развития общенаучной картины мира, которая включает наиболее значимые достижения различных наук и выстраивает целостную систему представлений об эволюции Вселенной. Научное знание развивается как сложная многоуровневая система, включающая как внутридисциплинарные, так и междисциплинарные взаимодействия. В любой научной дисциплине теория, согласно В.С. Стёпину, формулируется не в однородном языке, а в нескольких типах языковых выражений, связанных между собой. Если теория математизирована, то она включает: 1) уравнения (математические выражения законов), 2) теоретическую схему, для объектов которой справедливы уравнения, 3) сложные и опосредованные отображения абстрактных объектов теоретической схемы на эмпирический материал, 4) их отображение на картину мира [Стёпин 1976, 96]. Все эти связи включаются в определения научных понятий и образуют понятийный каркас теории. Опираясь на проделанный анализ системной организации научных знаний, В.С. Стёпин внес ряд существенных новаций в понимание процессов их генезиса. В качестве главного аспекта построения теории он определил процесс формирования ее содержательного ядра – теоретической схемы и соответствующих ей теоретических законов. В рамках стандартного подхода генезис теории описывался как выдвижение гипотез и их последующее обоснование опытом. Согласно неопозитивистской традиции, воспринятой и постпозитивизмом, выдвижение гипотез рассматривалось как предмет психологии открытия (но не логики открытия). В.С. Стёпин дал новое понимание этой стадии формирования теории. Он показал, что ядро будущей теории создается путем особых мыслительных операций, суть которых состоит в трансляции абстрактных объектов (теоретических конструктов) и их соединение с новой сеткой связей, заимствованной из другой области теоретических знаний. Основой этих операций выступает метод аналогового моделирования. Ранее созданные в науке теоретические схемы используются в качестве аналоговых моделей новой предметной области. Какие из уже созданных теоретических схем могут быть применены в этой функции, «подсказывает» специальная научная картина мира. Она выполняет в этом случае роль исследовательской программы, определяя формулировки задач и выбор средств их решения. Аналоговые модели репрезентируют сетку связей между теоретическими конструктами, структуру, в которую должны быть погружены конструкты, транслируемые из другой области знаний. Замещение прежних конструктов аналоговой модели новыми приводит к формированию гипотетического варианта теоретической схемы, который требует своего обоснования опытом. И в этом пункте, анализируя процесс эмпирического обоснования гипотезы, В.С. Стёпин вновь обнаруживает операции, ранее не проанализированные в логике, философии и методологии науки. Он показывает, что когда в процессе выдвижения гипотезы осуществляется трансляция абстрактных объектов из одной области знания в другую, их погружение в новую сетку связей, представленную аналоговой моделью, то в новых связях и отношениях абстрактные объекты (теоретические конструкты) приобретают новые признаки. Эти признаки могут дополнять ранее обоснованные опытом, но могут и противоречить им. Поэтому первым шагом обоснования гипотезы является ее проверка на непротиворечивость, на совместимость прежних и новых признаков теоретических конструктов. Эта процедура необходима, хотя еще и недостаточна для обоснования гипотезы. Вторым шагом является выстраивание новых (гипотетических) признаков абстрактных объектов в качестве идеализаций, опирающихся на ту новую область опыта, для описания которой предназначается гипотетическая модель. Весь этот комплекс операций В.С. Стёпин обозначил как конструктивное обоснование теоретических схем. Благодаря конструктивному обоснованию законы, сформулированные относительно абстрактных объектов, составляющих теоретическую схему, получают связь с опытом. Если закон формулируется в математической форме, как, например, в физике, то конструктивное обоснование формирует в составе теории рецепты связи физических величин с опытом. Теоретические объекты, признанные неконструктивными, элиминируются по мере построения теории. Причём выявление неконструктивных элементов в предварительной теоретической модели обнаруживает наиболее слабые звенья и создаёт необходимую базу для её перестройки [Стёпин 1976, 284]. Неконструктивные признаки приводят к парадоксам, в результате чего обозначаются возможные пути перестройки теоретической модели [Там же, 283]. Неконструктивные объекты, которые входят в новую теоретическую схему, должны быть конструктивно переопределены и адаптированы к новому опыту и соответствующему виду реальности. Таким образом, теоретические схемы не являются результатом индуктивного обобщения опыта. Они создаются «сверху» по отношению к опыту, но благодаря процедурам конструктивного обоснования могут предстать как теоретическое обобщение опыта. Конструктивно обоснованная теоретическая схема способна объяснять уже накопленные опытные факты и предсказывать результаты будущего опыта [Там же, 141]. Созданная в процессе конструктивного обоснования теоретическая схема вновь сопоставляется с научной картиной мира и вносит в нее соответствующие коррективы и конкретизации. Таким образом, порождение нового теоретического знания происходит благодаря многократному повторению познавательного цикла, который основан, по выражению В.С. Стёпина, на «челночных движениях» от специальной научной картины мира к гипотетическим вариантам теоретической схемы, к ее конструктивному обоснованию опытом и затем вновь к картине мира [Там же, 275]. Таким путем происходит формирование новых теорий в рамках соответствующей научной дисциплины. Универсальность открытых В.С. Стёпиным операций построения теории была обоснована им посредством анализа обширного материала истории физики и математики. Он показал, что указанные операции обеспечивают построение как частных теоретических схем, так и развитой научной теории. Причем В.С. Стёпин учел исторический фактор изменения методов научного исследования и проанализировал, какие изменения указанных операций (при сохранении их инвариантного содержания) произошли при переходе от классической к неклассической (квантово-релятивистской физике). Эту задачу он решил, осуществив исторические реконструкции классической теории электромагнитного поля и квантовой электродинамики (первую реконструкцию – совместно с Л.М. Томильчиком, вторую – самостоятельно). В процессе этих реконструкций им было выявлено как общее, непреходящее ядро операций построения теории, так и особенности, отличающие классический и неклассический этапы развития физики. В новом свете был рассмотрен В.С. Стёпиным и процесс функционирования уже созданных теорий, их применение для объяснения и предсказания новых опытных фактов. Он показал, что распространенное стандартное представление о решающей роли гипотетико-дедуктивного метода в построении и последующем функционировании теории не выражает наиболее важных и существенных характеристик этого процесса. Согласно Стёпину, гипотетико-дедуктивный метод в развитой теории становится в подчинённое положение к генетически-конструктивному методу. Логическая дедукция входит в процессы объяснения и предсказания в качестве только одного из аспектов. Но главную роль здесь играют особые операции конструирования в мысленных экспериментах под контролем опыта и частных теоретических схем. Это конструирование предстает как решение теоретических задач. Теория развертывает скрытое в ней содержание в процессе решения теоретических задач. Некоторые типовые решения задач включаются в состав теории. Они предстают в качестве образцов, на которые ориентируется исследователь, отыскивая решение новой задачи. В западной философии науки на эту особенность теории первым обратил внимание Т. Кун. Он специально отмечал, что в составе теории имеются парадигмальные образцы решения задач. Здесь возникали два вопроса: какова структура образцов и как они возникают в составе теории. Т.Кун не дал ответа на эти вопросы. Он полагал, что поиск решений этих проблем лежит не в плоскости логико-методологического, а в плоскости психологического анализа. В.С. Стёпин получил ответы на эти вопросы в рамках развитой им концепции структуры и генезиса научных теорий. Образцы решения задач – это демонстрация способов формирования частных теоретических схем, включенных в состав теории, на основе фундаментальной теоретической схемы. Они возникают как естественный продукт построения развитой теории, когда осуществляется синтез всех частных теоретических схем и соответствующих им законов, характеризующих отдельные аспекты предметной области будущей развитой теории. Решающую роль в этом процессе играет процедура конструктивного обоснования создаваемой обобщающей теоретической схемы. Комплекс исследовательских операций, порождающих включение в состав теории парадигмальных образцов решения задач, В.С. Стёпин продемонстрировал посредством реконструкции процесса построения максвелловской теории электромагнитного поля. Он показал, что в соответствии с особенностями сложных развивающихся систем теория в сжатом виде воспроизводит в процессе своего функционирования основные черты своего генезиса [Там же, 279]. Дальнейшее функционирование новой теории, ее применение ко все более расширяющейся области опыта может включить в состав теории новые образцы решения задач. Теория в этом процессе способна видоизменяться, сохраняя свое основное содержание. Видоизменение теории может выражаться в новом теоретическом языке. Так, в развитии механики ее первоначальная ньютоновская формулировка была видоизменена и уточнена Эйлером, а затем , в процессе исторического развития механики возникли формулировки Лагранжа, а также Гамильтона – Якоби. Такое развитие теории, как показал В.С. Стёпин, формирует новые средства для будущих теоретических открытий. В концепции В.С. Стёпина генезис и функционирование теории предстают как аспекты сложной целостности развития теоретических знаний научной дисциплины. В его исследованиях процесс формирования теории предстает как единство логики открытия и логики обоснования. Их противопоставление друг другу, идущее от неопозитивистской традиции, оказалось непродуктивным. Логика обоснования, если включить в нее открытую В.С. Стёпины процедуру конструктивного обоснования, выступает важнейшим аспектом логики открытия. Именно в рамках этого подхода получила свое решение возникшая в концепции Т. Куна, но не решенная им проблема генезиса парадигмальных образцов, включаемых в состав теории. Возникает вопрос: каковы были объективные предпосылки открытий В.С. Стёпина, и каковы были препятствия, помешавшие западной философии науки решить соответствующие проблемы. По-видимому, дело в том, что доминировавшей в западной философии науки феноменалистской в своей основе философской традиции не было свойственно рассматривать теоретические модели, включаемые в состав теории, в двух взаимосвязанных аспектах: и как онтологические схемы, отражающие характеристики исследуемой реальности, и «как своеобразную “свёртку” предметно-практических процедур» [Стёпин 2000, 508] человеческой деятельности, в ходе которых и могут быть выявлены указанные характеристики. Для марксистской традиции подобный ход мысли был, напротив, естественен. Не менее значимую роль в концепции В.С. Стёпина сыграло представление о знании как сложной исторически развивающейся многоуровневой системе. Это представление также имело истоки в традиции, идущей от Гегеля к Марксу. И наконец, третьей исходной составляющей была идея социокультурной обусловленности познания. При исследовании науки эта идея часто редуцировалась к проблематике социологии знания. Но В.С. Стёпин, не упуская из виду эти аспекты, сделал акцент на эпистемологии, рассматривая социокультурные факторы как интегрированные в процесс порождения нового знания и его включение в поток культурной трансляции. Все три идеи были органично сплавлены в целостной концепции структуры и динамики научного знания, которую разработал философ Стёпин и которая, ассимилируя основные достижения в этой области, внесла много нового и конструктивного в ее развитие. Уже на первом этапе разработки В.С. Стёпиным проблематики структуры и генезиса научного знания им применялся принципиально новый, по сравнению с традиционной программой философии науки, прием методологического анализа. Основной единицей анализа в традиционном подходе выступала отдельно взятая теория и ее отношение к опыту. В концепции В.С. Стёпина отчетливо прослеживалось, что единицей методологического анализа выступает научная дисциплина как сложная, исторически развивающаяся система теоретических и эмпирических знаний во взаимодействии с другими дисциплинами и социокультурным контекстом. Несколько позднее Стёпин в явном виде сформулировал эту позицию [Стёпин 2005, ХIII, Х1V]. Она постепенно начинает занимать приоритетное положение в западных исследованиях по философии науки. Но концепция Стёпина была одной из первых, продемонстрировавшей эффективность данной методологии и ее реализации в органическом единстве деятельностного, системно-исторического и социокультурного аспектов. Профессор Том Рокмор (США) назвал новаторскую концепцию В.С. Стёпина «историческим конструктивизмом» [Рокмор 2004, 258, 260]. Само собой напрашивается сравнение между современным эпистемологическим конструктивизмом и «историческим конструктивизмом» В.С. Стёпина. Для конструктивистов объективная реальность не что иное, как наша конструкция, и вместе с отрицанием объективной реальности они отрицают и объективность научных истин. В литературе достаточно сказано о том, что идеи конструктивистов расходятся с практикой науки [Лекторский 2010, 385]. Что же касается концепции В.С. Стёпина, то для него объективность исследуемой реальности и идеал объективности научного знания выступают фундаментальными принципами научного исследования. Парадоксы конструктивистов новы лишь на первый взгляд. Посуществу они воспроизводят известные в истории философии и много раз, особенно в периоды цивилизационных кризисов, повторяющиеся проблемные ситуации. Релятивизация всегда была реакцией на трудности познания, когда существующие модели переставали работать. Так появлялись античные киники и скептики, средневековые номиналисты, субъективные идеалисты и феноменалисты Нового времени. С другой стороны, мы знаем в истории философии блестящие примеры позитивной разработки конструирующей деятельности познания. Можно вспомнить мир идей Платона, врождённые идеи Декарта, и, наконец, Канта с его активной ролью категориальных структур сознания. Для В.С. Стёпина парадоксы конструктивистов не представляли собой ничего принципиально нового. Для него по-прежнему критерием истины, т.е. определителем соответствия знаний реальности, остаётся практика, преобразующая деятельность. «Деятельность, – пишет В.С. Стёпин, – это как раз тот процесс, в котором человек многократно соотносит и сравнивает идею с объективно существующим предметом, сопоставляет образ объекта с самим объектом. Деятельность предполагает постановку цели, она всегда включает целеполагание. Цель – это идеальный образ будущего результата деятельности, то есть того конечного состояния преобразуемого предмета, который выступает продуктом деятельности. Преобразование предмета в продукт не произвольно. Оно зависит от объективных характеристик предмета, которые определяют возможности получить из его состояния О-1 (исходный материал) состояние О-2 (продукт как опредмеченная цель). И если цель опредмечивается в продукте, если, повторяя деятельность, мы каждый раз получаем необходимый и ожидаемый результат, то значит, наши образы предмета как цели соответствуют самому предмету. А если мы не достигаем в деятельности опредмечивания образа-цели, его совпадения с результатом деятельности, то значит, предмет не подчиняется нашим действиям, значит, он обладает своей природой, независимой от нашей воли и желаний и не учтённой адекватно в наших образах его переходов из одного состояния в другое (из исходного материала деятельности в её продукт). Тогда нам нужно корректировать наши образы предмета» [Стёпин 2013, 110]. Многократная взаимная корреляция свойств объекта, свойств человека и характеристик тех средств и операций деятельности, которые человек применяет к объекту, обеспечивает объективность познания, возможности раскрывать закономерности реальности. «Исторический конструктивизм» В.С. Стёпина предстает в этом ракурсе как конструктивный реализм. Комплексное применение В.С. Стёпиным при анализе научного познания деятельностного, системно-исторического и социокультурного подходов ставило новые задачи: выяснить механизмы взаимодействия науки и культуры, воздействия социокультурных факторов на процессы генерации нового научного знания, включения этих знаний в процессы культурной трансляции, их обратного влияния на различные сферы культуры. Решение этих задач потребовало нового, более глубокого анализа структуры научного знания, что привело к проблематике оснований науки. Этот цикл работ был выполнен В.С. Стёпиным во второй половине 70 – начале 80-х гг. прошлого века. Он выделил три блока оснований, на которые опираются все конкретные теории и эмпирические знания науки: 1) научную картину мира, 2) идеалы и нормы научного исследования, 3) философские основания науки. Основные характеристики и типология научных картин мира были описаны еще в книге «Становление научной теории» (1976 г.). В новых работах (Природа научного познания. Минск, 1979; Идеалы и нормы научного исследования. Минск, 1981; Научные революции в динамике культуры, Минск, 1987) были конкретизированы функции научной картины мира (картина мира как форма систематизации знаний, как исследовательская программа, как научная онтология, обеспечивающая онтологический статус всех соотнесенных с ней эмпирических и теоретических знаний, их понимание и включение в культуру). Проанализированное ранее В.С. Стёпиным взаимодействие картины мира, теории и опыта было дополнено анализом ситуаций эмпирического поиска, в ходе которого возникают открытия, не находящие объяснения в рамках уже созданных конкретных теорий. В этом случае происходит прямое взаимодействие картины мира с опытом, без посредничества теоретических схем. Картина мира выполняет роль исследовательской программы по отношению к эмпирическим исследованиям, а новые факты, в свою очередь, уточняют и развивают картину мира. Эти ситуации непосредственного взаимодействия картины мира и опыта были проанализированы В.С. Стёпиным на обширном материале не только истории естествознания, но и социально-гуманитарных наук (социологии и социальной антропологии) [Стёпин 2011, 270–280]. Научная картина мира вводит своего рода предельно обобщенную схему предмета научного исследования, его интегральный образ в главных системно-структурных характеристиках. Этот образ предмета исследования вводится коррелятивно обобщенной схеме метода исследования, которая представлена системой идеалов и норм науки. Идеалы и нормы науки образуют второй блок оснований науки. Речь здесь идёт о критериях научности: какое суждение, метод, процедуру считать научными; о регулятивах, которые выражают целевые и ценностные установки науки. В их системе В.С. Стёпин выделил идеалы и нормы 1) доказательности и обоснования знания, 2) объяснения и описания, 3) построения и организации знания. В.С. Стёпин проследил особенности понимания идеалов и норм науки на различных исторических этапах её развития в их соотнесенности с видением предмета исследования, выраженном в научной картине мира. Идеалы и нормы науки по своему содержанию представляют многоуровневую систему, в которой можно выделить: а) глубинный пласт смыслов, своего рода остов, который выражает требования, общие для всякого научного познания; в) конкретизации этих требований применительно к ментальности определенной исторической эпохи, с) конкретизации, учитывающие специфику предметной области той или иной научной дисциплины. Все три пласта смыслов исторически изменчивы, но в этой изменчивости есть и преемственность содержания. Третий блок идеалов и норм исследования образуют философские основания науки. Они представлены системой философских идей и принципов, обеспечивающих обоснование научной картины мира, а также идеалов и норм науки, адаптируя их к особенностям культуры соответствующей исторической эпохи. Необходимость такого обоснования заключается в том, что в фундаментальных областях исследования развитая наука имеет дело с объектами, еще не освоенными ни в производстве, ни в обыденном опыте (иногда практическое освоение таких объектов осуществляется даже не в ту историческую эпоху, в которую они были открыты). Для обыденного здравого смысла эти объекты могут быть непривычными и непонятными. Знания о них и методы получения таких знаний могут существенно не совпадать с нормативами и представлениями о мире обыденного познания соответствующей исторической эпохи. Поэтому научные картины мира (схема объекта), а также идеалы и нормативные структуры науки (схема метода) не только в период их формирования, но и в последующие периоды развития нуждаются в своеобразной стыковке с господствующими мировоззренческими установками той или иной исторической эпохи. И эту задачу выполняют философские основания науки. В их состав могут быть включены философские идеи и принципы, которые обеспечивают эвристику поиска. Эти принципы вначале целенаправляют перестройку нормативных структур науки и картин реальности, а затем применяются для обоснования полученных результатов – новых онтологий и новых представлений о методе [Стёпин 1987, 52, 53]. Философские основания науки не следует отождествлять с общим массивом философского знания. Из большого поля философской проблематики и вариантов ее решений, возникающих в культуре каждой исторической эпохи, наука использует в качестве обосновывающих структур лишь некоторые идеи и принципы [Там же, 55]. Три выделенных блока оснований науки скоррелированы между собой и образуют особую целостную подсистему развивающегося научного знания. Согласно Стёпину, они выступают своего рода опосредующим звеном, через которое различные социокультурные факторы влияют на внутринаучные процессы генерации нового знания, и которые определяют обратное воздействие этого знания на различные феномены культуры [Там же, 375]. Анализ оснований науки открывал новые возможности исследования тех переломных этапов развития науки, которые получили название научных революций. В западной философии науки наиболее известными исследованиями этой проблематики были работы Т. Куна. В.С. Стёпин не только хорошо знал эти работы, но и обсуждал возникавшие проблемы в личных длительных дискуссиях с Куном при встречах в Бостоне и Москве. Идея научной революции как смены парадигмы, различение экстенсивного (нормальная наука, по Куну) и интенсивного этапов роста знания (научная революция) позволяли зафиксировать научные революции как качественные преобразования стратегий научного исследования. Дальнейший анализ механизмов научных революций зависел от глубины анализа структуры научного знания и уточнения понятия «парадигма». Известные критические замечания в адрес концепции Куна были вызваны, прежде всего, неопределенностью этого ключевого понятия. Под влиянием критики Кун ввел представление о структуре парадигмы, выделив в качестве ее компонентов «символические обобщения» (математические формулировки законов), образцы решения задач, «метафизические части парадигмы» и ценности [Кун 1970]. Но и в этой версии структура парадигмы не была прояснена, поскольку не были установлены связи между включенными в нее разнородными элементами. Более того, в ней содержались внутренние противоречия. В.С. Стёпин отмечал, что изменение символических обобщений и образцов решения задач постоянно происходит в процессе функционирования развитой теории на стадии «нормальной науки» (в терминологии Куна). Но тогда все это, согласно Куну, следует интерпретировать как изменение парадигмы, т.е. как научную революцию. В результате стирается различие между «нормальной наукой» и «научной революцией». Если связывать научные революции с ломкой парадигмы, то тогда следует иначе определить структуру парадигмы. Ее главные компоненты нужно искать в той области, которые Кун обозначил – в лучшем случае только в первом приближении – как метафизические части парадигм и ценности. Анализ, который проделал В.С. Стёпин, дифференцировал и уточнил смыслы этих, весьма общих понятий, и в итоге сформировалось представление о системно-структурной организации оснований науки. Рассматривая структуру научных революций с этих позиций, В.С. Стёпин получил ряд новых и важных результатов. Можно выделить следующие наиболее значимые из них. 1. Намного более детально, по сравнению с версией Куна, были проанализированы механизмы научных революций, когда перестройка оснований научной дисциплины происходит за счет внутренних факторов ее развития. Закономерности этого процесса были продемонстрированы в работах Стёпина путем исторической реконструкции процесса построения специальной теории относительности [Стёпин 2005, 283–306]. 2. Кроме внутридисциплинарного варианта был выделен и проанализирован еще один, междисциплинарный вариант научных революций, связанный с «парадигмальными трансплантациями» из одной науки в другую. В этом случае изменение оснований научной дисциплины происходит без предварительного появления в ней аномалий и кризисов. Особенности этого процесса В.С. Стёпин продемонстрировал на примере изменений в биологии и социологии середины ХХ в. под влиянием «кибернетической парадигмы» (реконструкция открытий И.И. Шмальгаузена [Там же, 319, 320] и Т. Парсонса [Постнеклассика…2009, 258–261]). 3. В.С. Стёпин показал, что новые стратегии исследования, возникающие в процессе научной революции, представляют собой реализацию лишь одной из возможных траекторий исторического развития знания. Процесс этого развития является нелинейным, включающим поле как реализованных, так и нереализованных возможностей. Научные революции предстают в этом ракурсе как точки бифуркации, открывающие несколько новых возможных путей развития науки. Реализация одного из них определена не только внутринаучными факторами, но и согласованием новых оснований науки с доминирующими в культуре данной исторической эпохи мировоззренческими смыслами и типом рациональности [Стёпин 1994, 129–137]. 4. В.С. Стёпин провел различение локальных научных революций, которые не меняют уже сложившегося типа научной рациональности, и глобальных научных революций, приводящих к изменению типа рациональности. В этом контексте им была поставлена проблема исторических типов научной рациональности и критериев их различения. 5. В.С. Стёпин доказал, что в ходе радикальной трансформации оснований науки исследователь всегда сталкивается с проблемой новых категориальных смыслов, обеспечивающих понимание новых типов системных объектов и обоснование соответствующих им изменений в идеалах и нормах исследования. Такого рода новые категориальные смыслы отсутствуют в науке предшествующего этапа развития, и их нельзя почерпнуть из обыденного опыта, поскольку в фундаментальных областях исследования наука осуществляет прорывы к новым предметным мирам, не освоенным в массовых практиках своей исторической эпохи. Новые категориальные смыслы, которые необходимы для генерации новых фундаментальных идей и принципов науки, она селективно заимствует из философии, о чем свидетельствует обширный историко-научный материал, прежде всего относящийся к творчеству выдающихся естествоиспытателей. В этом контексте возникала новая проблема: как возможно в философских исследованиях выработать идеи, принципы, категориальные смыслы, выходящие за рамки не только обыденного, но и научного опыта своей исторической эпохи и предвосхищающие опыт будущего. Обе поставленные В.С. Стёпиным проблемы (исторических типов научной рациональности и прогностических функций философии) были решены им за счет очередного расширения поля своих исследований.
С середины 80-х гг. это поле включило тематику философии культуры, социологии и философской антропологии. Важнейшим пунктом здесь стала разработка Стёпиным целостной картины социальной реальности. В первых эскизных вариантах он изложил свои идеи в отдельных статьях середины 80-х гг., а в относительно законченной форме – в своей книге «Философская антропология и философия науки» (М., 1992). Стёпин выделил общее содержание в различных подходах к анализу социальной динамики, представленных как в зарубежных, так и в российских исследованиях. Он зафиксировал, что в большинстве из них вводится представление об обществе как целостной системе и в качестве главных его подсистем рассматриваются экономика, ядром которой выступает материальное производство; подсистема социальных связей; культура. С позиций философской антропологии эти подсистемы соответствуют трем главным отношениям человека к миру: 1) отношению к природе и искусственно созданной человеком предметной среде (второй природе), в которой непосредственно протекает человеческая жизнедеятельность; 2) отношению к другим людям, социальным коллективам; 3) отношению к духовному миру, в котором аккумулируется как индивидуальный опыт человека, так и общественно-исторический опыт поколений. Каждая из обозначенных подсистем имеет лишь относительную самостоятельность и в своем историческом развитии они всегда взаимно обусловливают друг друга. В ходе анализа каждой из этих подсистем В.С. Стёпин особое внимание уделял философско-антропологическим аспектам. Ядром экономической жизни общества является воспроизводство и развитие искусственно созданной человеком предметной среды в процессе материального производства. В жизнедеятельности людей различные предметы и предметные комплексы – фрагменты этой среды – функционируют как дополнение и усиление естественных органов человеческого тела. К. Маркс, немецкий философ техники Э. Капп, русский философ, математик, инженер и священник П. Флоренский показали, что наличие такого рода «предметной составляющей» человеческой телесности выступает важнейшей характеристикой человеческого бытия. Маркс называл эту составляющую «неорганическим телом» человека. Оно наследуется, социально передается от поколения к поколению и выступает одним из показателей уровня развития цивилизации. Стёпин обозначил его как «неорганическое тело цивилизации» и применил для характеристики этапов его развития критерий системной сложности. Каждое системное усложнение неорганического тела цивилизации приводит к изменению функций человека в производстве и более широко, в социальной жизни. Соответственно каждому новому уровню системной сложности неорганического тела цивилизации меняются связи и отношения людей в больших и малых социальных группах. В этой подсистеме общества наиболее лабильными являются малые группы, и их изменение в конечном итоге может потребовать перемен в макроструктуре общества, представленной отношениями больших социальных групп (сословий, классов, наций и др.). Социальные процессы, включающие как воспроизводство сложившихся структур социальной жизни, так и их трансформации, осуществляются благодаря человеческой активности (деятельности, поведению и общению людей). Стёпин показывает, что анализ этих процессов необходимо приводит к особому пониманию культуры, ее места и роли в социальной жизни людей. Концепцию культуры, предложенную В.С. Стёпиным, многие известные в России специалисты в этой области расценивают как важную веху в разработке данной проблематики [Запесоцкий 2010]. Эскизно основные идеи и логику этой концепции можно представить следующим образом. Вначале В.С. Стёпин показывает, что деятельностью, поведением и общением, благодаря которым общество воспроизводится и развивается как целостный организм, управляют соответствующие программы. Так, любая деятельность предполагает наличие у субъекта деятельности ценностей, целей, знаний и навыков. Все эти компоненты образуют программу деятельности. Человек, не усвоивший такой программы, не понимает, как действовать, что должно стать результатом действий, и вообще для чего нужен этот вид его действий. Такой человек не является субъектом деятельности. Аналогично программам деятельности существуют программы социального поведения и общения. Все эти программы не являются врожденными. Для них есть только некоторые биологические предпосылки. Но по своей сути они надбиологичны, не сводимы к биологическим генетическим программам. Они усваиваются человеком прижизненно, в процессе обучения, воспитания и социализации. Программы деятельности, поведения и общения передаются от человека к человеку, от поколения к поколению. Трансляция программ предполагает их закрепление в знаковой форме. Они существуют в качестве социокода, который надстраивается над биокодом. Изменение программ человеческой активности, появление их новых видов сопровождается изменением социокода. В этой части своего анализа В.С. Стёпин опирался на идеи Маклюэна, а также российских философов и культурологов М. Петрова и Ю. Лотмана. Аналогия между программами социальной активности и функциями генетических кодов в принципе была уже известной идеей (теория мемов Докинза). Но Стёпин не ограничился представлениями о сетевой трансляции социогенетических кодов. Главное у него – это понимание программ деятельности, поведения и общения как сложной, иерархической и исторически развивающейся системы. Идея сетей включена в это понимание только в качестве одного из аспектов. В итоге Стёпин определил культуру как исторически развивающуюся систему надбиологических программ человеческой жизнедеятельности (деятельности, поведения и общения), которая хранит и транслирует в форме социокода уже созданные программы (традиция), а также генерирует новые программы до того, как они реально порождают соответствующие новые состояния социальной жизни (творчество). В.С. Стёпин выделил три уровня исторически развивающихся программ, составляющих «тело» культуры. В каждой культуре могут синхронно существовать: 1) реликтовые программы, формально сохранившие некоторые черты прошлых исторических эпох, но реально утратившие свое значение; 2) современные программы, опирающиеся на существующие формы деятельности и регулирующие их; 3) программы, адресованные будущему, способные породить новые виды деятельности и, более того, при кризисе ценностей превратиться в основание нового типа цивилизационного развития. Несмотря на многообразие и постоянное обновление генерируемых и транслируемых в культуре программ человеческой деятельности, поведения и общения на каждом этапе своего развития они выступают в своей совокупности как системная целостность. Эта целостность определена особенностями оснований культуры, которые представлены системой «мировоззренческих универсалий» культуры (последние называют также идеями, концептами, категориями культуры). Глубокое аналитическое исследование природы и функций мировоззренческих универсалий – одна из существенных заслуг Стёпина. Соответственно пониманию деятельности как связи двух ее аспектов субъект-объектных и субъект-субъектных отношений он предложил классификацию мировоззренческих универсалий. Субъект-объектные отношения представлены категориями: «природа», «часть и целое», «вещь», «процесс», «причинность», «необходимость», «случайность», «пространство и время» и т.п. Эти категориальные смыслы могут быть применены и к рассмотрению субъекта деятельности и его социальных связей, которые, например, в науке, можно рассматривать в качестве особого объекта познания. Что же касается субъект-субъектных отношений деятельности, то в классификации мировоззренческих универсалий им соответствуют категории: «человек», «Я» «другие», «добро», «зло», «жизнь и смерть», «вера», «надежда», «любовь», «истина», «справедливость», «свобода», «совесть», «страх» и т.п. [Стёпин 1986, 43]. Между этими двумя аспектами системы мировоззренческих универсалий существует сильная когерентность. Например, понимание природы, причинности, необходимости, случайности коррелирует в культуре с пониманием категорий «свобода», «справедливость», «я», «другие» и наоборот. Мировоззренческие универсалии определяют не только осмысление и понимание, но и переживание человеком мира. Это переживание сопряжено с эмоциональными оценками явлений, событий, человеческих действий и поступков, а поэтому мировоззренческие универсалии (категории культуры) выражают в своих главных смыслах фундаментальные ценности той или иной культуры. Мировоззренческие универсалии, как показал В.С. Стёпин, будучи сложными и эволюционирующими образованиями, содержат в себе несколько уровней смыслов: 1) уровень общечеловеческий, всеобщий, 2) затем – особенный, выражающий специфику той или иной исторической эпохи, национальные и этнические особенности культуры того или иного типа общества, и, наконец, 3) конкретизирующий эти исторические особенности уровень смыслов, соответствующих индивидуальному опыту человека и опыту той социальной группы, в которую он включён [Стёпин 2009, 6]. В.С. Стёпин выявил основные функции системы мировоззренческих универсалий в социальной жизни. Они обеспечивают отбор артефактов из всего, что создаётся в человеческой деятельности для дальнейшей культурной трансляции, образуют категориальный строй сознания людей соответствующей эпохи и создают целостный образ жизненного мира эпохи. Люди могут лишь частично осознавать смыслы универсалий культуры. Культура не сводится только к тем состояниям общественного и индивидуального сознания, которые связаны с актами самосознания, а включают также и элементы социального бессознательного. Мировоззренческие универсалии изменяются по мере исторического развития общества, причем может меняться не только содержание, но и их набор. Возможно своеобразное расщепление первичных универсалий культуры и формирование на их основе новых категорий (расщепление архаических смыслов категорий «любовь ─ дружба» на две самостоятельные категории, отпочкование от категории «правда» в русской культуре Х1Х в. категории «истина»). С развитием культуры и возникновением в ней относительно автономных сфер (обыденное познание и язык, искусство, религия, политическое и правовое сознание, философия, наука) универсалии в их связях пронизывают каждую из этих сфер. Поэтому изменение основных смыслов универсалий в одной области рано или поздно отрезонирует в других. Мировоззренческие универсалии в своих связях образуют своего рода геном социальной жизни. Изменение общества как целостного организма невозможно без трансформаций этого генома. Разработка В.С. Стёпиным представлений о структуре и динамике общества открывало новые перспективы решения не только задач философии науки, но и других областей философского знания, и даже более широко, социально-гуманитарных наук. Проведенное им исследование позволило по-новому подойти к проблеме функций философского познания в жизни общества. В.С. Стёпин связал эти функции с периодически возникающими в развитии общества эпохами кардинальных перемен, предполагающих трансформацию универсалий культуры, выработку их новых смыслов. Философия включена в решение этих задач, осуществляя рефлексию над мировоззренческими основаниями культуры современной эпохи и переосмысливая эти основания [Там же, 5,7]. В.С. Стёпин сумел раскрыть механизмы этого процесса, выделив два уровня философской рефлексии над мировоззренческими универсалиями культуры. На первом уровне философия обнаруживает общие смыслы универсалий в различных сферах культуры – в обыденном сознании и языке, в искусстве, религии, сфере нравственности, науке, политическом и правовом сознании. То, что во многом неосознанно регулировало поведение и деятельность людей, осознается и выносится на суд разума. На этом этапе философия фиксирует универсалии культуры не столько в строгих понятиях, сколько в смыслообразах, не утрачивая акцентов на понимании и эмоциональном переживании мира. Второй уровень рефлексии эти смыслообразы превращает в достаточно строгие понятия. Философия фиксирует их определения, акцентируя, прежде всего их рациональную составляющую. В результате мировоззренческие универсалии трансформируются в философские категории, связи между которыми образуют особые сети отношений, особые категориальные кластеры. В них каждая категория выступает в качестве элемента сетевого кластера, и изменение смысла одной из них приводит к изменениям смысла других. Они обретают новые признаки и новые определения. На этом уровне философия решает теоретические задачи, оперируя категориями как особыми идеальными объектами, обнаруживая их новые характеристики. Эта работа во многом сходна с исследованиями математики, когда она рассматривает числа, функции, пространства как особые сущности, открывает их новые свойства, создает новые структуры, которые могут не иметь приложения в свою эпоху, но часто находят их в будущем. Аналогичным образом сконструированные и обоснованные философией новые категориальные смыслы могут быть избыточными для своего времени, но на будущих этапах развития цивилизации они могут превратиться в своеобразные кристаллизаторы новых мировоззренческих установок и базовых ценностей нового типа социальной жизни. Известно определение Лейбницем математики как науки о возможных мирах. Согласно Стёпину, оно может быть отнесено и к философии, которая предлагает человечеству теоретические эскизы возможных миров его будущей жизнедеятельности [Стёпин 1986, 49–51]. В.С. Стёпин особо подчеркивает, что философия выполняет эти функции, только соединяя оба уровня рефлексии над универсалиями культуры. Она включает два типа философствования, первый из которых ближе к литературе и искусству, второй – к науке. По образному выражению Стёпина, это два крыла, на которых летает сова Минервы. И любое повреждение одного из них прекращает ее полет. Когда философия, вырабатывая новые смыслы мировоззренческих универсалий, предлагает их как основание образа жизни, она выполняет определенную идеологическую функцию. Но эта функция – лишь один из аспектов философствования. Критицизм философии и ее нацеленность на непрекращающуюся работу по генерации новых категориальных смыслов, не позволяет редуцировать ее к чистой идеологии. Научный компонент философского познания постоянно приводит к переосмыслению ценностей, выявляя в них общечеловеческое ядро и изменяющиеся его интерпретации. В.С. Стёпин убедительно раскрывает эту сложную диалектику философствования, связанную не только с устойчивыми, но и с изменяющимися в ходе развития состояниями общественной жизни. Если бы общество не развивалось, философия была бы излишней. Для того чтобы воспроизводить тот или иной тип общества без изменений, не нужна рефлексия над «геномом» его культуры. Но уже первичное рациональное и критическое осмысление мировоззренческих универсалий культуры ставит проблему возможной его модификации, «а значит, и возможности другого образа мира и образа жизни, т.е. выхода из сложившегося состояния культуры в иное состояние» [Стёпин 2003, 145]. Позиция В.С. Стёпина отличается взвешенностью, продуманностью, сдержанным отношением к философской моде (постмодернизм, конструктивизм, трансгуманизм), ставящей под сомнение истину, логику, историзм, а подчас и самого человека-субъекта. Философ Стёпин прекрасно сознаёт, что философский разум «не является беспредпосылочным разумом и имеет социокультурную обусловленность. Поэтому невозможно построить абсолютно истинную философскую систему, поскольку каждая такая система даже в своих прогностических компонентах детерминирована особенностями культуры своей эпохи и в силу этого ограничена. Отказываясь от построения последних и окончательных систем, неклассическая философия вовсе не отказывается от системного мышления, от установления связей между категориями. Только в отличие от классической философии она допускает появление новых смыслов универсалий культуры, ещё не проанализированных и не открытых философией. Поэтому для неклассического подхода философия не заканчивается, пока продолжается развитие общества и его история» [Стёпин 2011, 269]. Проведенный В.С. Стёпиным анализ функций философии в культуре и социальной жизни логически приводит к ответу на вопрос, как создаются в философии необходимые для науки категориальные схемы, выходящие за рамки уже известного научного опыта и предвосхищающие опыт будущего. Эти схемы формируются в ходе процесса порождения философией новых смыслов мировоззренческих универсалий. В.С. Стёпин проанализировал основные особенности отбора и последующей адаптации философских идей к потребностям определенной научной дисциплины, пути конкретизации и уточнения этих идей и обратное воздействие этого процесса на генерируемые философией новые категориальные смыслы. Комплекс этих операций включает многократные переходы от конкретно-научного к философскому анализу, затем вновь к конкретно-научным исследованиям. В историческом развитии естествознания и математики такого рода деятельность обычно осуществляли великие исследователи, которые открывали новые направления в науке и были авторами выдающихся научных открытий – Г. Галилей, Р. Декарт, Г. Лейбниц, А. Эйнштейн, Н. Бор, Н. Винер и др. Они потому и стали великими естествоиспытателями и математиками, что были не только специалистами в своей области научного знания, но и в определенной степени философами. Что же касается Декарта и Лейбница, то они были философами в первую очередь, создателями известных философских систем, и их открытия в математике были теснейшим образом связаны с их философскими исследованиями. Разработанная В.С. Стёпиным картина социальной реальности обеспечивала не только решение проблемы прогностических функций философии, но и в целом открывала новые возможности анализа процессов социальной детерминации науки. Уже на ранних стадиях своих исследований этой проблематики Стёпин различил преднауку, которая формировала знания об объектах, преобразуемых в практиках определенной исторической эпохи, и науку в собственном смысле, в которой формируется теоретический уровень знаний, обеспечивающий выход за рамки доминирующих в ее эпоху форм и способов практического освоения объектов. Возможности практического приложения таких знаний часто возникают только в будущие эпохи, на будущих этапах исторического развития цивилизации. В новом цикле исследований В.С. Стёпин проследил, какие изменения в «геноме» культуры были необходимы для формирования науки в собственном смысле слова. Он проанализировал особенности культуры античного полиса, ставшие условием становления теоретического уровня математики и построения первого образца развитой научной теории – евклидовой геометрии; показал, как радикальные трансформации генома средневековой культуры, произошедшие в эпохи Ренессанса, Реформации и раннего Просвещения, обеспечили превращение эксперимента в метод научного исследования, соединение его с математическим описанием природы, и тем самым привели к формированию естествознания; выяснил, как социальные изменения в эпоху первой промышленной революции и последующей индустриализации породили потребности и необходимые предпосылки для формирования системы технических наук, включающих не только прикладные, но и фундаментальные исследования;и наконец, эксплицировал социокультурные основания возникновения социальных и гуманитарных наук. Весь этот цикл исследований Стёпина впечатляет глубиной анализа и широтой охвата социокультурных феноменов, системное взаимодействие которых приводило к качественным преобразованиям в науке. Он выявил кооперативные эффекты между различными сферами культуры при трансформациях мировоззренческих универсалий и проследил, как создавались и видоизменялись в такие эпохи основания науки. В рамках небольшого очерка нет возможности останавливаться на этих интереснейших страницах философского творчества В.С. Стёпина, на его нетривиальных логических ходах, опирающихся на обширный исторический материал и по-новому его интерпретирующих. Мы отсылаем читателя к соответствующим разделам обобщающей книги В.С. Стёпина «Теоретическое знание». Здесь же отметим, что углубленный анализ воздействия социокультурных факторов на научное исследование продемонстрировал особую роль в этих процессах оснований науки. Они выступают той подструктурой, где происходит встреча внутринаучных и вненаучных факторов генерации нового знания. И такая встреча меняет не только конкретное содержание научного знания, порождая новые факты и новые конкретные теории, но и служит истоком изменений самой научной рациональности. Разработка проблематики исторических типов научной рациональности является одним из важнейших достижений В.С. Стёпина. Рациональность относится к ключевым мировоззренческим универсалиям современной культуры. Смыслы этой универсалии включают понимание научной рациональности, но не сводятся только к нему. Рациональность включена в качестве особого компонента и в другие формы познания – в обыденное познание, философию, искусство, религию. Развитие научной рациональности осуществляется в том числе и во взаимодействии с этими формами. В научной рациональности В.С. Стёпин выделил ее устойчивое ядро, которое сохраняется в ходе исторического развития науки и соединяется с различными конкретизирующими его интерпретациями. Последние предстают как характеристика различных типов рациональности, а устойчивое ядро обеспечивает их преемственность. Признаки, определяющие устойчивое ядро научной рациональности – это то, что отличает науку от других форм познания. Четко сформулировать эти признаки – особая задача. Она возникла еще в неопозитивизме Венского кружка и творчестве К. Поппера. Стёпин решил эту задачу в рамках анализа видов познания как феноменов культуры. Этот подход предполагал понимание знаний как программ деятельности. Тогда особенности науки нужно искать в том, как она программирует деятельность. Наука в деятельности выделяет только тот аспект (подструктуру), которая состоит в преобразовании объектов. Наука ищет законы такого преобразования, и это – ее основной признак. Согласно Стёпину, она, как царь Мидас из древней легенды, который к чему бы ни прикоснулся, все превращал в золото. К чему бы не прикоснулась наука – все для нее объект, управляемый определенными законами. Наука может изучать любые феномены – природные, социальные, ментальные, но только как объекты. Все прочие способы видения мира приходятся на долю искусства, религии, морали, философии. Наука играет огромную роль в человеческой жизнедеятельности, но она не может заменить собой всей культуры. Установка науки на получение предметного, объективно истинного знания о мире является первым главным ее системообразующим признаком. Вторым таким фундаментальным признаком является установка на приращение объективного знания, на открытие новых объектов и их законов, освоение которых может выходить за рамки возможностей сегодняшней практики и адресовано будущему. Как показал В.С. Стёпин, из этих двух главных характеристик науки вытекают все другие особенности научного познания: специфика его средств, методов, особенности продукта научной деятельности – знаний, которые должны быть системно организованы, обоснованы и доказаны. С главными характеристиками науки коррелируют и два основных принципа научной этики, которые должен усвоить субъект научного познания. Эти этические принципы фиксируют ценность истины и ценность новизны, соответственно чему вводят два запрета: на умышленное искажение истины в угоду тем или иным вненаучным интересам и запрет на плагиат (как требование четко фиксировать то, что уже открыто наукой и то, что претендует на статус нового знания). Вся эта системная совокупность общих характеристик науки, отличающих ее от других форм познания как феноменов культуры, репрезентирует ядро научной рациональности [Стёпин 2003, 10–20]. Стёпин показал далее, что это ядро включено в основания науки каждой исторической эпохи, но особым способом в них интерпретируется и конкретизируется. Такого рода конкретизации могут воспроизводиться на протяжении длительных исторических эпох в качестве типа научной рациональности. Его трансформация происходит на стадии глобальных научных революций. Согласно Стёпину, в истории науки, начиная с эпохи возникновения естествознания, можно выделить три типа рациональности: классическую, неклассическую и постнеклассическую. Первые две из них были уже зафиксированы в философской литературе. Их характеристика вводилась через феноменологическое описание отдельных признаков, отличающих классический и неклассический подходы. Стёпин предложил иную, системно-структурную характеристику типов рациональности, выделив их признаки соответственно трем основным блокам оснований науки. В его подходе типы рациональности различались не только по характеру и уровню философской рефлексии и не только по особенностям объяснения и обоснования научных знаний. Они, прежде всего, различались по типу системной организации объектов, изучаемых наукой. Особенности каждого такого типа репрезентированы в представлениях научной картины мира и описываются в форме онтологических принципов науки. Этот подход, во-первых, позволил дать более глубокое понимание классической и неклассической рациональности и, во-вторых, выделить новый, постнеклассический тип научной рациональности, который постепенно начинает играть главную роль в исследованиях переднего края современной науки. На этапе классической рациональности доминировали представления о предметах науки как о простых (механических) системах; неклассическая рациональность включила в орбиту научных исследований сложные саморегулирующиеся системы; постнеклассическая рациональность рассматривает предметы своего исследования как сложные саморазвивающиеся системы. В.С. Стёпин показывает, что каждый тип систем для своего понимания и осмысления предполагает особую категориальную матрицу, особые смыслы категорий части и целого, вещи и процесса, причинности, пространства и времени. Он эксплицирует эти смыслы и прослеживает, как они определяли научную картину мира в каждом типе научной рациональности. Соответственно в надлежащей полноте были проанализированы изменения в идеалах и нормах науки, произошедшие в этих переходах к новому системному видению объектов исследования. Наконец, в качестве одного из важнейших критериев различения типов научной рациональности В.С. Стёпин зафиксировал особенности философских оснований науки, выражающих уровень философской рефлексии над познавательной деятельностью ученого. Он показал, что в классике эта рефлексия представляет познание в упрощенной схеме отношения познающего субъекта к объекту. Субъект познания понимается здесь как носитель суверенного, беспредпосылочного разума, обладающего способностью фиксировать явления и усматривать в них сущности. Этого уровня рефлексии было достаточно для освоения простых систем. В неклассическом подходе прослеживается более глубокая философская рефлексия над познавательной деятельностью. Выясняется, что само выделение в мире того или иного предмета исследования определено исторически развивающимися средствами и операциями деятельности, а поэтому осознание их особенностей предстает условием получения объективно истинных знаний об исследуемом предмете. В этом типе рефлексии создаются необходимые предпосылки для освоения сложных саморегулирующихся систем. Наконец, для постнеклассической рациональности характерен еще более глубокий уровень рефлексии над познавательной деятельностью, понимание того, что она социально детерминирована, зависит от базисных ценностей культуры, которые программируют деятельность, влияют на формирование ее ценностно-целевых установок. В.С. Стёпин показывает, что необходимость этого типа рефлексии скоррелирована с особенностями тех предметов исследования, которые являются сложными, саморазвивающимися системами. Большинство таких систем человекоразмерно, включают человека в качестве своего компонента. Поэтому с ними нельзя свободно экспериментировать. Принципы научного этоса, выражающие ценности объективно истинного знания и новых открытий, обеспечивающих рост этого знания, необходимы, но уже недостаточны. Они корректируются в каждом конкретном случае путем их соотнесения с гуманистическими идеалами. Как отмечает В.С. Стёпин, такие корректировки осуществляются в форме социально-этической экспертизы научных программ и проектов. Эти новые ситуации социально-этического регулирования познания, начиная с выбора стратегий исследования, особенно важны в новейших областях исследования – глобалистике, биотехнологиях, включая генетическую инженерию, компьютерных технологиях, когнитивных науках, а также в социологических и психологических исследованиях. В целом следует отметить, что разработка В.С. Стёпиным методологии исследования сложных саморазвивающихся систем и идей постнеклассической рациональности сегодня чрезвычайно актуальна и востребована. Показательно, что согласно Российскому индексу научного цитирования (РИНЦ) В.С. Стёпин занимает по количеству цитирований одно из самых приоритетных мест среди гуманитариев, причем основная масса ссылок на его работы приходится не столько на философов, сколько на специалистов из смежных областей знания – технических наук, естествознания, социально-гуманитарных дисциплин (психологии, социологии, истории и теории культуры, лингвистики, политических наук). В творчестве В.С. Стёпина можно выделить немало идей, которые со временем начинают обретать все большую актуальность. К такому кластеру идей, несомненно, относится и его концепция типов цивилизационного развития. Понятие типа цивилизационного развития он ввел, опираясь на программирующую роль мировоззренческих универсалий культуры в человеческой жизнедеятельности. Он положил в основу демаркации этих типов различие в смыслах универсалий культуры, составляющих геном социальной жизни. Мутации этого «генома», появление новых мировоззренческих смыслов являются обязательным условием перехода от одного типа цивилизационного развития к другому. С этих теоретических позиций В.С. Стёпин проанализировал присущие традиционалистскому и техногенному типам цивилизационного развития системы универсалий культуры, их ценностные приоритеты (отношение к традициям и инновациям, понимание человека и его деятельности, отношение к природе, понимание развития, пространства и времени, понимание рациональности, личности, власти) [Стёпин 2011а, 163-207]. Он проследил основные стадии формирования в недрах традиционалистских обществ новых смыслов мировоззренческих универсалий и новых типов культурной трансляции, завершившихся формированием техногенного типа развития. Стёпин зафиксировал исторически возникшие формы взаимодействия техногенных и традиционалистских обществ, особенности изменения последних в ходе догоняющих модернизаций, которые переводили традиционалистские общества на путь техногенного развития, проследил, как догоняющие модернизации перерастали в процессы современной глобализации. Анализируя диалектику успехов и нарастающих опасностей, порожденных техногенной цивилизацией, Стёпин акцентировал неизбежное обострение глобальных кризисов в рамках доминирующих стратегий современного развития. В этой связи он выдвинул идею нового, третьего типа цивилизационного развития, призванного решить проблему обострения глобальных кризисов и реализовать перспективы устойчивого развития человечества. Переход к новым стратегиям развития предполагает трансформацию сложившегося «генома» техногенной культуры, поиск новых ценностей и смысложизненных ориентиров. Эти ценности в готовом виде ниоткуда не придут. Их предпосылки должны возникнуть в недрах современной цивилизации. Поэтому, согласно Стёпину, важно обнаружить точки роста новых ценностей в различных областях современной культуры – в науке, философии, религии, искусстве, этике, политическом и правовом сознании. Он показал, что в качестве одной из таких точек роста является становление постнеклассической рациональности в научно-технологической сфере. Этот тип рациональности открывает пути подхода к биосфере как к целостному организму, в который включён человек, утверждает приоритет несиловых воздействий применительно к саморазвивающимся системам, приводит к новым формам интеграции когнитивных и ценностных измерений в деятельности со сложными человекоразмерными системами (гуманитарная экспертиза и пр.). По мнению В.С. Стёпина, современная эпоха как никогда ранее нуждается в новых мировоззренческих идеях, в новой стратегии цивилизационного развития, ответственной перед будущими поколениями. И он постоянно подчеркивает, что выявление предпосылок таких идей и их разработка сегодня является главной задачей философии и всего комплекса социально-гуманитарных наук. Философская концепция В.С. Стёпина по фундаментальности проработки проблем, по степени охвата сфер познания и по своей внутренней структурированности и цельности, системности видения мира и человека в их взаимодействии – бесспорно значительное явление современной русской философии. Это настоящая философская система, разумеется, не в старом метафизическом смысле слова. Может быть этот тип концептуальности стоит назвать философско-методологической системой. Во всяком случае, не изучив её, нельзя сказать, что ты имеешь представление о современном уровне как русской, так и мировой философии. В нашем очерке, посвященном творческому пути академика В.С. Стёпина необходимо хотя бы кратко осветить и результаты, полученные им в роли организатора науки. В 1988 г. В.С. Стёпин стал директором Института философии Академии наук СССР (с 1991 г. Российской академии наук). Институт философии – уникальное исследовательское учреждение, которым Россия может гордиться. Учёные института по праву занимают лидирующие позиции во многих отраслях философского знания. В.С. Стёпин приступил к работе в условиях партийного контроля за деятельностью Института, но времена стремительно менялись, и в начале 1990-х гг. наступило время творческой свободы, которой философы института во главе со Стёпиным сумели в полной мере воспользоваться. Сложился эффективный творческий коллектив, и резко возросла его научная продукция. В советский период институт выпускал около 30 книг в год. А уже в начале 1990-х гг. число выпускаемых институтом книг увеличилось до 100, а потом – до 120 книг в год. Была достигнута определенная издательская независимость института: по инициативе В.С. Стёпина было создано своё издательство, и из около 120 книг, выпускаемых сотрудниками института в год 30-35 – это книги своего, институтского издательства. Произошедшие в стране перемены вызвали необходимость массовой переподготовки преподавателей философии. В 1992 г. в институте по инициативе и при активном участии В.С. Стёпина был в соответствии с постановлением Правительства РФ создан Российский центр гуманитарного образования (РЦГО). В нем в связи с переходом на новые образовательные стандарты и учебные программы прошли переподготовку заведующие кафедр гуманитарных наук российских вузов. В связи с выполнением поставленной задачи, РЦГО был в 1994 г. преобразован в Государственный академический университет гуманитарных наук. В период директорства В.С. Стёпина резко возросла интенсивность международных контактов института. Осуществлялся ряд крупных научно-исследовательских проектов совместно с учёными США. В.С. Стёпин выступал в качестве соруководителя с российской стороны в проекте «Судьбы демократии в XXI веке». Совместно с Бостонским университетом участвовал в реализации проекта «Пайдейя», посвящённого философским проблемам образования. В «Boston studies in the philosophy of science» были опубликованы материалы ряда конференций по истории и философии науки, проведённых сотрудниками института совместно с коллегами из США, Англии, Греции и др. По инициативе Стёпина реализовывалось соглашение с университетами Париж-Х и Париж-VIII по проекту «Судьбы цивилизации и анализ социальных изменений на переломе двух столетий». Мадридским университетом в рамках совместного проекта был опубликован ряд дискуссий по вопросам философии науки с участием В.С. Стёпина и других философов института. Были достигнуты соглашения о сотрудничестве с научными учреждениями Китая и Индии. Соглашение о сотрудничестве с Индией в области философских исследований было включено особым пунктом в межгосударственное соглашение о сотрудничестве Индии и России. В 2006 г. В.С. Стёпин был избран руководителем секции философии, социологии, психологии и права Отделения общественных наук Российской академии наук. Секция координировала работу шести академических институтов. В связи с переходом на новую работу он оставил должность директора Института философии. На эту должность он рекомендовал академика А.А. Гусейнова, который работал его заместителем около 15 лет и затем успешно продолжил стратегию развития института. Ученый Совет, отмечая заслуги В.С. Стёпина, избрал его почетным директором ИФ РАН. Хотя бы одним штрихом нельзя не коснуться и деятельности В.С. Стёпина как педагога, преподавателя. Он преподаёт в высшей школе на протяжении всей жизни. Есть такой штамп: «блестящий преподаватель». Его часто используют в биографических очерках иногда независимо от сути дела. К В.С. Стёпину же эта оценка применима по делу и в максимальной степени. Он излагает сложнейшие проблемы и доступно, и увлекательно. Его интересно слушать и философам, и неспециалистам. Слушатель испытывает чувство приобщения к глубинам познания природы и человека, потому что понимает! О лекциях многих философов этого не скажешь, даже если те излагают известные вещи. А Стёпин говорит о новейших результатах философского знания, включая результаты, добытые им самим! Лектор исключительно талантливо систематизирует материал в учебных целях. Лекции Стёпина оказывают глубокое многолетнее влияние на представителей самых различных областей знания. Если бы В.С. Стёпин не был столь же выдающимся учёным-новатором, о нём можно было бы сказать, что он преподаватель «по преимуществу». Творческий путь В.С. Стёпина можно считать типичным примером успешного пути учёного и философа. Характеристика успешности подразумевает как само собой разумеющееся отстаивание собственного мнения, борьбу с ограничениями свободы творчества и прочие, к сожалению, необходимые обстоятельства, сопровождающие путь творческого человека. Успешность измеряется здесь тем, что мыслителю удавалось ставить сложнейшие новаторские задачи и последовательно продвигаться в их решении. Успешность означает и то, что выдвинутые им идеи при его жизни без всякой административной поддержки вошли в обиход науки и преподавания по той лишь простой причине, что они точно и системно объясняли целый комплекс проблем философии, науки и культуры. В.С. Стёпин был как философ нетипичен для эпохи «застоя». Он выделялся своей непохожестью на многих советских философов. Для них он был маргиналом. Но полученные им результаты оказались востребованы, и он шаг за шагом шел к признанию как интеллектуальный лидер, отвечающий запросам времени, и как учёный, и как преподаватель, и как организатор науки. В жизни часто случается, что противники приписывают человеку такие черты, которые не соответствуют его реальной деятельности. В.С. Стёпин на протяжении всего своего творческого пути критиковал слабые места позитивистской философии и, разумеется, позитивистом никогда не был. Но «партийные философы» в течение десятилетий клеймили его как «скрытого позитивиста». На фоне идеологически ангажированных текстов многих советских философов статьи и книги В.С. Стёпина невольно привлекали к себе внимание своим стилем. В них никогда не было дежурных отсылок к классикам марксизма и материалам съездов КПСС как идеологического ритуала. Тексты В.С. Стёпина напоминают по своему изложению учебники точного естествознания, где за строгостью изложения стоит предварительно проделанная фундаментальная работа по добыче истинного знания, и где каждое положение логически обосновано и несёт новую существенную мысль. Секрет не просто творческого долголетия В.С. Стёпина, но его способности с каждой новой крупной работой продвигаться вперёд и в плане углубления своего концептуального видения развития философии, науки и культуры, и в плане охвата всё новых и новых сфер познания, так вот, секрет этот, видимо прост. «Важно, чтобы работа не прекращалась», – говорил В.С. Стёпин [Вопросы…2004, 16]. Он не даёт себе отдыха, не считает, что его работа сделана. Он продолжает работать над интересующими его проблемами, а тем самым и работать над собой. Такой секрет жизненного успеха известен нам давно со слов классиков науки. Ньютон, отвечая на вопрос о том, как он получил свои результаты, говорил, что это произошло путём длительных постоянных размышлений. Декарт отмечал, что одним из важнейших препятствий на пути познания является «трудность и утомительность интеллектуального напряжения, направленного на один и тот же предмет». В.С. Стёпин принадлежит к числу тех творческих людей, для кого такое напряжение, приводящее к новым результатам, составляет удовольствие и потребность.
Литература
Вопросы…2004 – Вопросы философии. 2004. № 9. Запесоцкий 2010 – Запесоцкий А.С. Теория культуры академика В.С. Стёпина. Лекции, прочитанные студентам СПбГУП. СПб., 2010. Идеалы и нормы… 1981 ─ Идеалы и нормы научного исследования. Минск, 1981. Кун 1970 – Kuhn T. Postskriptum-1969 // Structure of Scientific Revolutions. 2 ed. Chicago, 1970 Лекторский 2010 – Лекторский В.А. Эпистемология, философия, современная культура // Российская философия продолжается: из XX века в XXI. М., 2010. Постнеклассика… 2009 ─ Постнеклассика: философия, наука, культура. СПб., 2009. Рокмор 2004 – Рокмор Т. Постнеклассическая концепция науки В.С. Стёпина и эпистемологический конструктивизм // Человек. Наука. Цивилизация. М., 2004. Стёпин 1963 – Стёпин В.С. Современный позитивизм и частные науки. Минск, 1963.
Стёпин 1976 – Стёпин В.С. Становление научной теории. Содержательные аспекты строения и генезиса теоретических знаний физики. Минск, 1976. Стёпин 1986 – Стёпин В.С. О прогностической природе философского знания // Вопросы философии. 1986. № 4. Стёпин 1987 – Стёпин В.С. Научные революции как «точки бифуркации» в развитии знания // Научные революции в динамике культуры. Минск, 1987. Стёпин 1994 – Stepin V. Social Environment, Foundations of Science, and the Possible Histories of Science // BSPS. 1994. Vol. 151. Стёпин 2000 – Стёпин В.С. Теоретическое знание. М., 2000. Стёпин 2003 – Стёпин В.С. Теоретическое знание. 2 изд. М., 2003. Стёпин 2005 – Stepin V. Theoretical Knowledge. Verl. Springer, 2005. Стёпин 2009 – Стёпин В.С. Конструктивные и прогностические функции философии // Вопросы философии. 2009. № 1. Стёпин 2011а – Стёпин В.С. История и философия науки. М., 2011. Стёпин 2011 – Стёпин В.С. Цивилизация и культура. СПб., 2011. Стёпин 2013 – Стёпин В.С. Человеческое познание и культура. СПб., 2013.
|
« Пред. | След. » |
---|