В российскую интеллектуальную жизнь логика входила медленно – не самостоятельным предметом, а, как правило, приложением к лекциям по педагогике, риторике или к тем или иным философским учениям, которые в разное время преобладали. При этом отечественных книг по логике не писали (исключение – компилятивная книжечка И.С. Рижского), ограничиваясь немецкими и французскими источниками.

Рождение российской логики как научной дисциплины следует, видимо, отсчитывать от оригинальных начинаний  Леонарда Эйлера, с  именем которого связаны широко используемые ныне графические схемы (круги Эйлера). Изложены были эти схемы в знаменитых «Письмах к немецкой принцессе о разных физических и философских материях» («Lettres à une princesse d’Allemagne …», СПб, 1764), где логике посвящены письма с 97 по 108. В переводе на русский язык «Письма» впервые появились в 1796 (впоследствии они неоднократно переиздавались, последняя публикация в 2002 г.). Принципиально новым в подходе Эйлера была  последовательная (формальная) трактовка понятий с точки зрения их объемов (частично навеянная, по-видимому, логикой Пор-Рояля). Она позволяла использовать круговые схемы в рассмотрении соотношений между терминами в модусах силлогизмов.

После Эйлера логическая мысль в России замирает, и только учреждение новых университетов (Тартуского – 1802 г.; Казанского – 1804 г.; Харьковского – 1805 г.) расширяет возможности философского образования (ранее лекции по философии читались только в Московском университете) и благоприятно сказывается на отношении к логике. Появляются местные сочинения: «Начертания логики» А.С. Лубкина (СПб, 1807), «Логика, риторика и поэзия» Ф. Мочульского (Харьков, 1811), «Логические наставления» Д.П. Лодия  (СПб, 1815), «Логика» И. Любочинского (Харьков, 1817), «Опыт логики» П. Любовского (Харьков, 1818), «Начальные основания логики» И.И. Давыдова (М., 1820), «Краткое руководство по логике» Н. Рождественского (СПб, 1826).

Хотя в первой половине XIX  в. логика в России существовала, как и до этого времени, в форме приложения к другим учебным предметам, в этот период намечается и более глубокий взгляд на логику – формируется её статус в «доказывающих науках», в частности, в аксиоматике математических теорий. Характерно, что у истоков этих новых для России воззрений вновь стоял математик – Н.И. Лобачевский. Его «гиперболическая» геометрия несла в себе философский заряд большой силы, в частности, критическое отношение к кантовскому априоризму. (Лобачевский был знаком и с логической теорией кёнигсбергского мыслителя, и с его «критической философией»). Принципиальной для логики в этом отношении была постановка вопроса о независимости и непротиворечивости системы аксиом и о строгом обосновании извлечений следствий из получаемых в ней утверждений.

В России XVIII столетия преподавание философии должно было совершаться в «границах порядка» (ведь ещё наставникам умов Славяно-греко-латинской академии разрешалось преподавать Аристотеля только в согласии с православной вероучением); это приводило к тому, что в университетах положение философии было  шатким и неопределённым, и, значит, таким же было и положение логики. Как и философия, логика не очень соответствовала тем установкам системы образования, которые были приняты в России того времени. Порождаемое логикой «изощрение умов», могло порождать и скептицизм, не уместный в  православном государстве. Поэтому возникло стремление отделить логику от философии, представив её как самостоятельную науку, которая лежит вне «партийных» интересов. Первый шаг в этом направлении был сделан К. Зеленецким в статье «О логике как систематически целом и как о науке, объясняющей факты Мышления и Знания» (1836), а его развитием стала книга Ф. Зеленогорского «О математическом, метафизическом, индуктивном и критическом методах исследования и доказательства» (Харьков, 1877).

Становление логики в России происходило с трудом. Так, в 1850 г. преподавание философии в российских университетах было запрещено, и это не могло не отразиться на логике. Однако живая мысль не прекращалась, и здесь значительную роль сыграло основательное знакомство русских ученых с ситуацией за рубежом. В России были известны основные направления зарубежной мысли, значимые для логики. В их числе были:  в Германии  метафизическое  (Лотце, Шуппе, Вундт Ибервег) и психологическое (Х. Зигварт, Т. Липпс) направления, в Англии – индуктивное, развивавшееся сторонниками английского эмпиризма (Д.С. Милль, А. Бэн), и математическое направления. Последнее привело к математизации логики.

Здесь происходит качественный скачок. Вместо рассуждений об аристотелевской силлогистике в исследовательское поле логики входит научное мышление во всем его разнообразии. Именно для его представления Дж. Буль, А. Де Морган, а за ними Джевонс, Дж. Венн и др. создают математическую логику – в форме алгебры логики (булевой алгебры) и теории отношений. Труды немецкого математика Эрнста Шрёдера и русского математика Платона Сергеевича Порецкого тоже рассматривались ими как уточнение процессов мышления.

Примечательно, что в XIX веке логики пытаются осмыслить путь, пройденный их наукой. Величественным памятником этому является четырехтомный труд К. Прандтля «История логики на Западе». Этот труд был по достоинству оценен в России – со стороны русских философов и философских логиков (математической логики Прандтль не касался).  Во многом благодаря этому труду появляются и российские исследования (обзоры) по истории логики М.И. Владиславлева (1872); М.М. Троицкого (1882),  П. Лейкфельда (1890).

Вторая половина XIX в. – это, как известно, пореформенное время для логики, проявившееся в стремлении выйти (и в России, и за рубежом сказывалось влияние развивающегося естествознания) – за узкие рамки традиционности, связанной с учением о силлогизме. В России эта реформа обозначилась, когда М. Каринский (1880) предложил новую классификацию выводов, отличную от классификаций Аристотеля, Милля и Вундта (основу её составлял сравнительный анализ отношений тождества между  субъектами и предикатами суждений, участвующих в выводе). Другой же российский логик, Л. Рутковский (1899), в свою очередь дополнил эту классификацию и развил критику индуктивных методов Милля  как методов логического доказательства.

И всё же главным в назревавшей реформе было другое – она определила два родственных, но несходных направления дальнейшего развития логики как науки. Одно (под именем «философской логики») сохраняло следы концептуальной связи логических исследований  с психологическим и философским анализом, другое (под именем «логистики») отвергало подобную связь, выступая за математически точное формирование логических понятий.

Конечно, это размежевание не было новостью – каждое направление имело свои исторические корни. И всё же глубина расхождения к этому времени была слишком очевидна, чтобы не получить официального оформления на 2-ом Философском конгрессе в Женеве (1904). Эта дихотомия – «философская логика» как часть теории познания и «логистика» как математическая теория общей логики) – в полной мере получила отражение в России.

Из работ по философской логике, выходивших в те годы, наибольший интерес (кроме названных уже работ Каринского и Рутковского) представляют исследования казанских логиков И.И. Ягодинского и Н.А. Васильева. Первый поставил вопрос о важности метода в исследовании предмета логики, второй, следуя философским идеям отечественной университетской логики, выработал оригинальную  трактовку «предмета логики»; ее можно считать промежуточную между философской и математической трактовкой логического. Н.А. Васильев выступил автором «воображаемой логики» (1910, 1912), предполагающей разграничение логических законов на два уровня: на законы собственно логики и законы металогики. Первая является эмпирической по сути, и поэтому её законы (к примеру, закон противоречия или исключённого третьего) могут меняться, так как они  не считаются универсальными (это законы фактов, а не тавтологий); законы металогики, напротив, меняться не могут – это формальные законы сознания. При этом Васильев различал три качественные формы суждений – утвердительную, отрицательную и противоречивую (индифферентную). Четвёртой качественной формы быть не может; в каждом конкретном случае истинной является или утвердительная, или отрицательная, или индифферентная форма, и истинность одной из трёх форм влечёт ложность двух остальных. Отсюда  закон исключённого четвёртого. Васильев по праву считается одним из предшественников паранепротиворечивой и многозначной (точнее, трёхзначной) логики.

Некоторый вклад в развитие идеи паранепротиворечивости внесли и другие русские логики, например А.И. Введенский и его ученик И.И. Лапшин. Оба они допускали противоречивость в мире «вещей-в-себе» и отстаивали идею объёмной неопределённости «качественных» понятий, что по сути дела ставило под вопрос общезначимость некоторых законов классической логики. В этой же связи отвергалось аристотелевское определение истины, которому противопоставлялась непосредственная («интуитивная») данность познаваемого объекта «в подлиннике» (Н.О. Лосский). Такой же направленностью отмечено и творчество П.А. Флоренского, настаивавшего на неизбежной противоречивости (антиномичности) познания.

Вполне естественно, что работы по философской логике, т. е. работы, поставленные в связь с каким-либо философским учением, имели прежде всего общественный резонанс. Поэтому высылка из России в начале 20-х гг. выдающихся представителей русской гуманитарной мысли и трагическая судьба многих из тех, кто остался на родине, в корне изменила и постановку проблемы о соотношении философии и логики, и общекультурный уровень философской логики.

Но я забежал вперед. В революционные годы поиски новых идей в логике продолжались. Так, С.И. Поварнин (1917) обратил внимание на особенность несиллогистических умозаключений и пришёл к выводу, что их теория возможна только на почве логики отношений, включающей и некоторые принципы, идущие от математической  логики. Главная же реформа шла в том направлении, которое позднее получило название алгебры логики как части (и этапа развития) математической (или символической) логики.

Здесь, прежде всего, следует отметить упоминавшиеся выше работы П.С. Порецкого, в известной мере завершившие эпоху булевско-шрёдеровского развития алгебры логики как алгебры классов. Порецкий  первым в России начал читать лекции по математической логике, которую определял как логику по предмету и математику по методу. Согласно Порецкому, логика решает три основные задачи: задачу дедукции, т.е. разыскания всех следствий (определенного вида) из данных посылок; задачу индукции, т.е. разыскание гипотез (причин) данных следствий; и задачу отождествления, то есть разрешения вопроса об эквивалентности любых двух данных суждений. Для решения этой триединой задачи Порецкий существенно дополнил и обобщил известные к тому времени методы Дж. Буля, Ст. Джевонса, Э. Шрёдера и Дж. Венна. По свидетельству самого ученого, его работы в области логики представляют собой первый опыт построения полной и законченной теории качественных форм, в которой уравнения логики трактуются в их собственно логическом (а не алгебраическом) смысле на основе самых общих формул и алгоритмов преобразования суждений.

Из работ этого же периода следует указать также работы В.Бобынина («Опыты математического изложения логики», М., 1886); М.С. Волкова («Логическое исчисление», 1894), И.В. Слешинского («Логическая машина Джевонса», 1893) и Е.Л. Буницкого (1896 – 1897). Правда, отношение к этим работам  (как и к математической логике вообще) не было однозначным. Наряду с теми, кто с пониманием отнесся к новой отрасли науки и даже внёс в неё значительный вклад (к примеру, физик Эренфест) были также настроенные отрицательно или же с долей сомнения.  В числе последних следует назвать А.И.  Введенского. Хотя он и называл свою философию «логицизмом», по сути это был традиционный (консервативный) панлогизм. Стоит, однако, отметить, что Введенский чётко разграничивал нормативную и описательную стороны мышления – «логику открытия» новых истин и «логику проверки» истин, уже установленных. Он решительно отстаивал силлогистику, как главный инструмент логики и полагал, что ее математизация ничего принципиально нового дать не может.

Между тем кризис оснований, захвативший математику в начале XX столетия, затронул и логику. В работе «О недостоверности логических принципов» (1907) Л.Э.Я. Брауэр поставил вопрос о новой – интуиционистской логике, логике без закона исключенного третьего. В России скептицизм в отношении универсальности этого закона выказывал одесский математик С.О. Шатуновский (1917). Когда к концу 20-х гг. начались поиски формализации интуиционистски приемлемых способов рассуждений, это нашло признание в России.

Это было не случайно, сказывалось влияние Н.Н. Лузина, главы Московской математической школы; – выдающимся представителем «полуинтуиционистской» концепции в основаниях математики, которая известна под именем эффективизма. Поэтому неслучайным было появление работ А.Н. Колмогорова (1925, 1932) и В.И. Гливенко (1928, 1929), предложивших первые аксиоматические системы интуиционистской логики и доказавших первые (мета)теоремы о взаимоотношении между классической логикой и интуиционистской.

Другим логическим отражением поисков, родственных интуиционистским, явилась работа И.Е. Орлова «Исчисление совместности предложений» (1928), которая оказалась исторически первой в мире работой по релевантной логике. Философская мотивировка этой работы была дана автором ещё в 1925 г. в статье «Логические исчисления и традиционная логика». Она сводилась к идее о необходимости выражения в логическом формализме «связей по смыслу» между основанием и следствием условного суждения (а, следовательно, и содержательного отношения между элементами умозаключения), что для Орлова было выражением своеобразно понимаемой диалектической логики.

В 29-е годы выдающимся достижением стала серия статей И.И. Жегалкина по арифметизации символической логики, а именно логики высказываний и предикатов, и решение им (в рамках этой арифметизации) проблемы разрешения для логики одноместных предикатов. Интерпретируя логику высказываний как «арифметику чётного и нечётного», Жегалкин сводил значительный корпус доказательств теорем труда Principia Mathematica (Уайтхеда и Рассела) к простым арифметическим выкладкам.  Он построил исчисление, в котором символами предложений служат заглавные буквы латинского алфавита, а соответствующие строчные буквы – их истинностными значениями, пробегающими множество {0, 1}. Над истинностными значениями определяются операции сложения и умножения, задаваемые следующим образом: 0 + 0 = 0; 0 + 1 = 1 + 0 = 1; 1 + 1 = 0; 0 + 0 = 0. Операции   дизъюнкции и отрицания получают  у  Жегалкина такое  представление: pq = p q + p + q;  p = p + 1.

          Использованный Жегалкиным базис операций – сложение, умножение и единица {+, ∙, 1} функционально полон, а построенное на его основе исчисление изоморфно кольцу вычетов по модулю два.  В системе Жегалкина приведение формул пропозициональной логики к каноническому виду – многочлену Жегалкина – сводится к раскрытию скобок и приведению подобных.

Принципиально новое направление было открыто в эти же годы московским логиком М.И. Шейнфинкелем. В статье «Об устоях математической логики» (“Mathematische Annalen”, 1924) он заложил основы комбинаторной логики.

Тогда же русский физико-химик А.Р. Щукарёв, основываясь на философии Р. Авенариуса предпринял попытку применить понятия дифференциального исчисления. Щукарёв публично демонстрировал сконструированную им «логическую машину» (аналог машины Джевонса).

К сожалению, к концу 20-х гг. уже не только философская, но и математическая логика оказалась под огнём партийной критики. Формальной логике в «директивном» порядке была противопоставлена диалектическая логика, своего рода марксистское неогегельянство. Преподавание формальной логики в школах и высших учебных заведениях прекратилось. Философские логики прекратили свои исследования. Даже математики (во избежание обвинений в буржуазном идеализме) отходят от идеалов своей молодости. Активными борцами против «идеализма в математике» в эти годы становится Э. Кольман и (в гораздо меньшей мере) С.А. Яновская.

С этого времени и до конца 40-х гг. развитие логической мысли в СССР проходило исключительно в рамках математики. В математических журналах появляются работы Д.А. Бочвара, А.И. Мальцева, П.С. Новикова, В.И. Шестакова и др., несущие  на себе высокую степень математической кодификации языка и этим предохраняющие их авторов от идеологических нападок.

*     *     *

В 1946 г. постановлением ЦК ВКП(б) логика в её традиционной (школьной) форме реабилитируется как предмет преподавания в средней и высшей школе. За отсутствием учебной базы переиздаётся дореволюционный учебник Г.И. Челпанова (с купюрами по идеологическим соображениям). Но вскоре появляются более современные учебники В.Ф. Асмуса (1947), К.С. Бакрадзе (1951) и др. Логика восстанавливается в вузах. На гуманитарных факультетах университетов и  педагогических институтов открываются кафедры логики. В частности, кафедра логики  на философском факультете МГУ была создана 1943 г., но реально ее работа началась лишь к концу войны. Кафедру – в качестве и.о. заведующего – возглавил профессор П.С. Попов. Кафедра логики была создана и в ЛГУ, а С.И. Поварнин уже в 1944 г. вернулся в качестве профессора в университет города на Неве и был привлечен к работе в области  логики. Он обратился с письмом к Сталину, в котором писал о необходимости возрождения логики. В 1947 году был образован сектор логики в Институте философии Академии Наук СССР, первым заведующим которого стал А.А. Чудов, затем П.В. Таванец. Логика, которая была представлена в этих учреждениях, была традиционной формальной логикой.

В 40–50-е годы в философской литературе развернулись оживленные дискуссии о соотношении диалектической, традиционной формальной и математической логики. Дискуссии показали, что никакой особой диалектической логики не существует, что единственной научной логикой является, логика, пользующаяся математическими методами, – математическая логика по терминологии математиков, символическая – по терминологии философов. В эти годы развертываются работы по рекурсивным функциям и теории алгоритмов, А.А. Марков создает теорию нормальных алгорифмов. Получают развитие исследования по логическим основаниям математики, актуализированные теоремами Гёделя. П.С. Новиков и др. получают важные результаты в решении массовых проблем, в разработке исчислений, позволяющих преодолевать (в определенном смысле) антиномии логики и теории множеств (Д.А. Бочвар). Получают дальнейшее развитие возникшие в 30-х гг.  работы по приложению логики к задачам из области техники – развивается  теория релейно-контактных схем (В.И. Шестаков).

Начало 50-х гг. отмечено в логике рождением российского конструктивизма. Работы  А.А. Маркова и сотрудников его школы в немалой степени способствовали утверждению в общественном сознании научной значимости логических исследований. С.А.Яновская инициирует издание на русском языке первоклассных трудов по современной логике – появляются «Основы теоретической логики» (Д. Гильберт и И. Аккерман, 1947)  и «Введение в логику и методологию дедуктивных наук» (А. Тарский, 1948). По инициативе Яновской организуется издательская серия «Математическая логики и  основания математики», и в 1959 г. в качестве серийной книги появляется первый отечественный  учебный курс «Элементы математической логики», написанный П.С. Новиковым.

Постепенно растёт взаимопонимание между логиками-философами и логиками-математиками. На научно-исследовательских семинарах, руководимых А.А. Марковым, С.А. Яновской  и их учениками (конец 50-х – начало 60-х гг.),  активно обсуждаются как математико-логические, так и философско-математические проблемы. Большую роль в развитии отечественной логической мысли сыграли посвященные  логике статьи Яновской в сборниках «Математика в СССР за тридцать лет» (1948) и «Математика в СССР за сорок лет» (1959). Большая заслуга в развертывании математико-логических исследований принадлежит А.А. Маркову, который стал заведующим образованной в 1958 г. кафедрой математической логики МГУ. В Ленинграде ведущую роль в логике играет Н.А. Шанин, возглавивший группу, которая успешно решала проблемы поиска вывода в исчислениях высказываний и предикатов. Глубокие философско-логические проблемы анализируются в работах Ю.А. Гастева, Ю.И. Манина и других математических логиков.

На логических семинарах Яновской, Маркова, Новикова и их учеников (Москва) и  Н.А. Шанина (Ленинград), на кафедре математической логики механико-математического факультета и кафедрах логики философских факультетов МГУ и ЛГУ сформировалась отечественная школа философской логики (Е.К. Войшвилло, В.А. Смирнов, О.Ф. Серебрянников, И.Н. Бродский, Б.И. Федоров и др.)

Определённым итогом описанного развития (и, конечно, результатом относительно свободной атмосферы 60-х гг.) явилось издание «Философской Энциклопедии» (1960 – 1970). Несмотря на сопротивление некоторых членов редакционной коллегии энциклопедии (Б.М. Кедров) и даже её главного редактора (Ф.В. Константинов), впервые в истории отечественной философской мысли логика была представлена в её современном (на момент издания) и по возможности полном виде. Статьи В.А. Успенского («Алгоритм»), А.В. Кузнецова («Алгебра логики»), С.А. Яновской («Исчисление», «Логика классов», «Логика комбинаторная» и др.), А.А. Маркова («Конструктивное направление»), А.С. Есенина-Вольпина («Интуиционизм»), Ю.А. Гастева («Изоморфизм»), М.М. Новоселова («Тождество») раскрывали познавательное значение основных математико-логических понятий.

Весьма плодотворным периодом развития отечественной логики были 50-70-е гг. XX века. Исследовались как классическое направление, так и противостоящие ему интуиционистское и конструктивное (А.Н. Колмогоров, А.А. Марков, П.С. Новиков, Н.М. Нагорный, В.А. Успенский, А.Г. Драгалин, Б.А. Кушнер); развивались и подходы, стремящиеся «смягчить» противоположность указанных направлений («ультраинтуиционизм» А.С. Есенина-Вольпина). Появились работы по формализации силлогистики. Они были инициированы переводом на русский язык труда Я. Лукасевича «Аристотелевская силлогистика с точки зрения современной формальной логики», редактором и автором предисловия к которому был П.С. Попов. Интенсивно изучались многозначные логики (А.В. Кузнецов, С.В. Яблонский). Развитие получили логическая теория конечных автоматов (В.И. Шестаков, М.А. Гаврилов, Б.А. Трахтенброт, В.М. Глушков, М.Л. Цетлин).  Востребованность работ по логике поддерживалась ростом  возможности её приложений в  компьютерных технологиях, кибернетике и других научных направлениях.

В 50-е годы и  последующие десятилетия изучалась история логики. В монографиях А.О. Маковельского, П.С. Попова и Н.И. Стяжкина была воссоздана широкая панорама развития логической мысли от античности до ХХ в. Изучалась древнегреческая логика, особенно труды Аристотеля (А.С. Ахманов, З.Н. Микеладзе), схоластическая логика западно-европейского Средневековья (В.В. Воробьев), логика Нового времени. Изучению подверглось наследие Б. Больцано, Дж. Буля, А. Де Моргана, Ст. Джевонса, Э. Шрёдера, П.С. Порецкого, И.И. Жегалкина, В.И. Шестакова, П.А. Флоренского, Г. Фреге, Б. Рассела и А.Н. Уайтхеда, Германа Вейля, Германа и Роберта Грассманов, В.О. Куайна, Р. Карнапа и Л. Витгенштейна; также рассмотрены были: «логика отношений» (Франция), труды деятелей польской логической школы и Венского кружка (в работах В.Ф. Асмуса, С.А. Яновской, И.С. Нарского, В.А. Бажанова, А.С. Кузичева и З.А. Кузичевой, Л.Г. Бирюковой, Г.Н. Поварова, С.Г. Ибрагимова, И.Ю. Алексеевой, А.Г. Барабашева, И.С. Прядко и др.).  В вышедшем посмертно сборнике работ С.А. Яновской «Методологические  проблемы науки» (последнее издание – М., 2006) публиковались ее работы по истории математической логики и оснований математики. Вопросы истории логики квантовой механики изучаются  В.С. Меськовым. В логическом плане рассматривается концепция «прелогического» мышления Л. Леви-Брюля, которую И.С. Верстин истолковывает в терминах теории нечетких множеств. В 2007 г. выходят «Лекции по истории логики» В.Ф. Асмуса, а в 2009 г. инициатива В.И. Левина приводит к появлению тома, посвященного В.И. Шестакову; в 2010 г. вклад Асмуса в логику находит отражение в труде «Валентин Фердинандович Асмус». Б.И. Федоров подвергает всестороннему исследованию логическое учение Бернарда Больцано, а В.С. Бачманов – логическое наследие С.И. Поварнина. В 70-х гг. в рамках «Сочинений» Аристотеля публикуются пересмотренные переводы его трудов  –  «Метафизики», «О душе», а также логических сочинений Стагирита, входящих в то, что получило название «Органона» (сочинения «Категории», «Аналитики, первая и вторая» и др.).

 Традиция переводов зарубежной философской классики сложилась в России до революции и в советское время получила дальнейшее развитие. Здесь надо назвать имена А.В. Кубицкого, Б.А. Фохта, П.С. Попова, С.С. Аверинцева, М.Л. Гаспарова.

            Далее, автор данной статьи  Б.В. Бирюков публикует серию книг под общим названием «Трудные времена философии» (2008, 2009, 2010), где историко-логическая тематика является одной из ведущих.  Одна из этих книг (2010) посвящена С.А. Яновской, – ее времени, ее идеям и личностям, с которыми она сотрудничала. В.В. Воробьев проследил становление идей неклассической логики в Античности и Средневековье, Н.Б. Бирюкова изучала логическую мысль во Франции   XII – начала  XIX столетия.

Логические исследования конца ХХ и первого десятилетия ХХI в. являются органическим продолжением предшествующего развития с тем отличием, что в них активно используется компьютерная техника и учитываются проблемы, которых не было в прежние годы. Примером может служить вопрос: в какой мере на компьютерное доказательство некоторого предложения можно смотреть так же, как если бы его выполнил человек (трудность состоит в том, что в случае машинного доказательства неосуществима пошаговая проверка доказательственной процедуры). Другая особенность современных логических исследований – это их органичная включенность в проблематику «искусственного интеллекта», например, в форме, представленной в научной школе В.К. Финна. В философской логике активно изучаются релевантные, модальные, многозначные и силлогистические логические системы (Е.К. Войшвилло, В.А. Смирнов, Я.А. Слинин, Ю.В. Ивлев, А.С. Карпенко, Ю.А. Шрейдер, В.А. Бочаров, В.И. Маркин), проблемы логической семантики (Е.Д. Смирнова), история логики  (А.С. Кузичев, З.А. Кузичева, Б.В. Бирюков).