Деятельность Религиозно-философских обществ в России в начале XX века – это несколько содержательных и драматических страниц истории отечественной культуры. Сегодня лучше всего известна работа Религиозно-философских обществ в Москве (1905 – 1918), в Петербурге (1907 – 1917),  в Киеве (1908 – 1919) и в провинциальном Рыбинске (1916 – 1918).

Среди них Петербургское РФО – особенное. Оно было по-настоящему массовым (за десять лет его действительными членами и членами соревнователями стали более 1800 человек). Впечатляет и количество проведённых им заседаний и обсуждённых на них докладов и выступлений – порядка  ста двадцати. Но своеобразие Общества задавалось другим – руководители его всё время упрямо пытались «породнить» русскую революцию и неохристианство и воочию воплотить идею «религиозной общественности». «Об этом нужно твердить без конца, – писал Мережковский, – в настоящее время в России освободительное движение и религия не два, а одно: освободительное движение и есть религия, религия и есть освободительное движение» [Мережковский 1908, 112]. Мережковисты настойчиво внедряли в сознание петербургской интеллигенции идею несовременности «исторического» христианства и подчинённости русского православия самодержавному государству, тогда же прославляя «бессознательно-религиозную» русскую революционную интеллигенцию. В отличие от других Обществ – с их индифферентным отношением к политике (Киевское РФО) или сочувствием веховским  либеральным установкам (Московское РФО) – петербуржцы видели своего противника отнюдь не в революционной интеллигенции с её утилитаризмом, материализмом и атеизмом.

Никому не дано знать будущее. Небольшая группа петербургских литераторов, настраиваясь на «религиозную общественность», не могла предвидеть результатов своей пропаганды. Соучастие в революции больно отозвалось на судьбах многих рядовых участников и активистов Общества.

Но к пропаганде «мережковщины» Общество пришло не сразу.

I

При создании Общества перед его инициаторами былo два прецедента – Петербургские Религиозно-философские собрания (1901 – 1903) и Московское Религиозно-философское общество памяти Вл. Соловьева, начавшее свою работу в 1905 г.

Что касается Собраний, то связь с ними, – по  словам А.В. Карташева, – держалась на «очень тоненькой ниточке», а именно, только на том, что его участники стали участниками жизни Общества – не более. Карташева можно понять. Собрания уже выполнили необходимую для предреволюционных 1901 – 1903 гг. служебную религиозно-общественную функцию. Встреча двух «учительских сил» русского народа – клира и интеллигенции – состоялась, но церковь сочла опасным миссионерство «нового религиозного сознания», и в апреле 1903 г. Собрания были запрещены.

Понятно отношение нового Общества к более раннему прецеденту – к Московскому РФО. В этом случае имеется свидетельство В.П. Свенцицкого: «Прошлой зимой (речь идёт о зиме 1906 – 1907 гг. – А.Е.) у основателей Московского Религиозно-философского общества явилась мысль основать подобное же общество в Петербурге. Весной 1907 г. был выработан устав (по образцу московского – фактически списан с него), а с осени общество смогло начать свою деятельность как легализованное» [Свенцицкий 1907, 57].

Новое общество начало свою работу скромно – без всяких попыток миссионерствовать, а просто осуществляя стремление «побеседовать между собою», «сговориться» о чём-то, о чём пока не сговорились. Третьего сентября 1907 г. А.В. Карташев, открывая первое заседание официально разрешённого Общества, попрощался с Религиозно-философскими собраниями. Участники собраний, и они же  – инициаторы нового Общества, – говорил Карташев, – «уже не имеют желания ни наскакивать на церковную партию, ни чего-то от неё ждать». «Время весны, весенних надежд общего подъёма» прошло. У нас теперь другое желание – «побеседовать между собою, сговориться относительно разногласий по вопросам, родившимся внутри их, в пылу общей полемики с церковью, которая сама по себе теперь перестала их интересовать» [Религиозно-философское общество 2009^а,35]. Антон Владимирович настойчиво пояснял: мы – «это просто общество людей, серьёзно, хотя и совершенно по-разному, относящихся к религиозному вопросу и желающих между собою об этом говорить, – между собою, подчёркиваю, а не обязательно перед лицом широкой публики или русского общества. Таким образом, у нас нет беспокойного стремления к пропаганде» [Там же].

А вот В.В. Розанов, (видимо, не сомневаясь в правильности цели, намеченной А.В. Карташевым) даже сузил круг возможных участников общества. Дескать, Общество «хочет быть местом встречи верующих людей, а не людей религиозно осведомлённых, не учёных, для которых религия есть пережиток старины, любопытной только для исследователей и исследования» [Розанов 1907, 3].

Слава Богу, получилось не по Розанову, а по Карташеву. В Общество вошли не только верующие люди, что и обеспечивало возможность дискуссий. Как пояснял В.П. Свенцицкий: «Горячее участие в делах Общества принимают лица философского склада, которые ещё не выяснили своего отношения к религии и не обдумали ещё соответственного тона своей системы; вместе с ними есть и такие, которые, оставаясь ещё теоретиками, уже вплотную подошли в своих размышлениях к религиозной проблеме; рядом с ними выступают люди, всеми своими корнями сидящие в религии, одни в православии, другие вообще в христианстве, третьи – вообще в религиозности» [Свенцицкий 1907, 58].

Уже с нового, октябрьского, заседания 1907 г. начались бурные, при том что вполне теоретические, обсуждения проблем, сразу привлёкшие  внимание петербургской интеллигенции. Обнаружилось, что «ниточка», связывавшая Общество и Собрания, была не такой уж «тоненькой», как о том говорил Карташев. В самом деле: Мережковских на заседаниях нет, но в течение осени 1907 – весны 1908 г. (за это время состоялось девять заседаний) обсуждается вполне «мережковская» тема – «старое» и «новое» религиозное сознание, природа «нового» религиозного сознания. Доклад С.А. Аскольдова на первом заседании официально зарегистрированного Общества так и назывался: «О старом и новом религиозном сознании». На эту тему трижды выступал В.В. Розанов, а также Д.С. Мережковский (присланный им текст читал А.В. Карташев), Н.А. Бердяев и В.П. Свенцицкий. «Новое религиозное сознание» имели в виду и прочие докладчики, хотя напрямую его не называли.

Горячо начатое дело принесло свои плоды. В итогах первого года работы руководители Общества имели: а) интерес к нему петербуржцев и наплыв публики на заседания; б) неуклонное исполнение требований § 1 «Устава Религиозно-философского общества в С.-Петербурге», гласившего, что «Общество имеет целью всестороннюю разработку вопросов религии и философии»; в) Свободный обмен мнениями по названным вопросам, причем на достойном метафизическом уровне (выступления философов sui generis –  С.А. Аскольдова, Н.А. Бердяева, Б.Г. Столпнера, В.Ф. Эрна).

Петербургское Общество успешно следует за москвичами, работа которых в тех же рамках идёт вот уже почти три года.

Но что-то произошло уже на первом заседании Общества. Его участники не услышали вдохновения во вступительной речи А.В. Карташева, произнесённой к тому же «мёртвым упавшим голосом». Позже Карташев признавался – да, так оно и было: «Откуда взяться вдохновению, вопреки убеждению?» А убеждён он был в том, что «открывается в сущности религиозно-философская говорильня», причем пояснял – «политическая говорильня». В самом деле, петербуржцы начинают тяготиться мирным «побулькиванием» богоискательской мысли. В ноябре 1907 г. А.А. Блок работает над статьёй «Литературные итоги 1907 года». Он резко отрицательно оценивает два месяца работы Общества и, припомнив Собрания, не стесняет себя в выражениях вроде «болтовня» и «словесный кафешантан». Его злят только разговоры, разговоры, разговоры… «… Они говорят о Боге, о том, о чём можно только плакать одному, шептать вдвоём, а они занимаются этим при обилии электрического света; и это – тоже потеря стыда, потеря реальности…». Реальность же такова: «А на улице – ветер, проститутки мёрзнут, люди голодают, людей вешают, а в стране реакция, а в России – жить трудно, холодно, мерзко» [Блок 1962, 211].

Добро бы только Блок. О том же заявляет Карташев: «Правы же наши критики, кому нынешние наши разговоры о религии кажутся пустословием, развратом и т.п., правы, если действительно нет за этими разговорами каких-либо действий. Религиозная жизнь должна заправлять всей жизнью человека. А бесконечная говорильня о религии есть кощунство» [Зобнин 2008, 238].

II

Трудно судить, как другие участники заседаний отнеслись к «упадническим» настроениям в своей среде. Их разделяли далеко не все. Разве не об этом говорит энергичная отповедь, данная Блоку Розановым. В статье «Автор “Балаганчика” о Религиозно-философских собраниях» (январь 1908 г.), статье резкой, проникнутой даже личной неприязнью к Блоку, В.В. Розанов  утверждал общеизвестное – что «слова поэта суть его дела», что Собрания, а теперь – Общество, поднимая жизненно важные проблемы, способствует их практическому разрешению: «… ведь и Беккария ни одного казнимого не вытащил из рук палача, а плодом написанного и сказанного Беккариею явилось то, что смертная казнь вообще реже применяется в Европе» [Варварин 1908, 2].

Можно думать, что, несмотря на брюзжание Блока, работа Общества и далее потекла бы в том же научно-исследовательском русле (как в Москве или, позднее, в Киеве), но вот в июле 1908 г. из Парижа, после довольно долгого отсутствия (с февраля 1906 г.) возвращается троебратство Мережковских-Философова.

Эта «троица» входит в Общество и привносит в его жизнь сильную дозу «общественности», от которой было отказались его организаторы. Дело в том, что в Париже Мережковские очень сблизились с русскими революционерами и французскими социалистами и «полевели», ощутив «глубочайшую связь русского освободительного движения с религиозными судьбами России» [Соболев 1992, 353]. Такую связь они не только ощутили, но и хорошо продумали в сборнике «Царь и революция»[1]. В Россию они возвратились с уже упомянутым в начале статьи лозунгом «религиозной общественности». Ими снова был поставлен вопрос о целях и задачах Общества.

Разговор об этом начинает Д.В. Философов статьёй  «Религиозно-философские собрания», опубликованной в газете «Слово» 20 октября 1908 г. Поводом для возвращения к уже решённому  вопросу стали  вышедшие к этому времени первые два тома выпуска «Записок Санкт-Петербургского Религиозно-философского общества». Анализируя их содержание, Д.В. Философов находит, что «дело ведётся талантливо, энергично, но довольно-таки бессознательно. Больше по наитию. В чём состоит ближайшая, сегодняшняя задача общества, никто из его участников не знает». У Общества нет определённой программы; тематика докладов подчинена индивидуальным психологическим мотивациям, и значит, имеет хаотический характер. Общество, – делает вывод Д.В. Философов, – ещё не нашло себя. Так продолжаться не должно, иначе «общество рискует выродиться, может быть, в более яркую и интересную, чем другие многочисленные петербургские “говорильни”, но всё-таки в говорильню». Итак, нужна программа, а эта последняя определена тем, « для кого оно (Общество. – А.Е.) хочет существовать, кому служить и на кого влиять». Естественно, Д.В. Философов, ещё со времени Собраний убеждённый в бессознательной религиозности русской интеллигенции, называет её адресатом деятельности Общества. Теперь Религиозно-философское общество заявит о своей приверженности передовым идеалам, передовая интеллигенция идёт в Общество, и «если обществу удастся хоть на один вершок повысить культурный уровень интеллигенции, вызвать в ней культурное отношение к религиозной проблеме, убедить хоть нескольких её представителей, что религия не только не связана с реакцией, но что реальное освобождение русского народа возможно лишь с его религиозным возрождением, – оно сделает громадное, воистину культурное дело» [Философов 1908, 2 ].

Так началась новая небольшая дискуссия о целях и задачах РФО. На следующий день в той же газете Д.В. Философову возражал С.Л. Франк. Он утверждает, что религиозные ценности являются «верховной и абсолютной независимой инстанцией» в миросозерцании человека. Все прочие убеждения личностей и даже самые передовые гражданские убеждения должны быть подчинены им. Д.В. Философов заблуждается, – подчёркивает С.Л. Франк, – когда успех простого и честного разговора о Боге, совести, жизни и смерти, он ставит в зависимость от декларирования им, Обществом, своей прогрессивной общественной позиции. Религиозная святыня безотносительна. «… Своё “миссионерское” дело религиозно-философское общество выполнит лучше всего, если не будет практически заботиться об его успехах и сознательно “подгонять” свои беседы под эту цель, а по-прежнему останется органом свободного выражения и обмена религиозных идей, по-прежнему будет говорить о том, что важно и нужно вообще и объективно, а не о том, что нужно для кого-либо или для какой-либо цели». Итак, С.Л. Франк не только полагает, что и цели Общества и форма его работы определены верно, но и предупреждает: «Мне чуется в этом плане (плане Философова. – А.Е.) весьма скользкий путь для религиозно-философского общества; более того – искажение того религиозного дела, которое … общество стремится осуществлять» [Франк 1908, 3].

Третьим участником дискуссии стал А.А. Мейер. В демарше С.Л. Франка он увидел недоразумение. Нет, Д.В. Философов не сравнивает религиозные и общественные ценности и уж тем более не приписывает каким-то из них какие-то преимущества. Суть вопроса состоит в различном понимании религии разными сторонами. Для С.Л. Франка религия есть мировоззрение, свидетельствующее о трансцендентном. А.А. Мейер вместе с Д.В. Философовым предлагает богоискательскую трактовку религии: она – не мировоззрение, а сама жизнь, взятая в особой её реальности. «Религия – это прежде всего богообщение, и притом – в отличие от богообщения уединённых мистиков – неотделимое от общения с себе подобными. Поэтому и вопросы религии – это не вопросы о Боге, о совести, о смерти, а прежде всего – о богообщении и, следовательно, о религиозно-общественном делании» [Мейер 1908, 3]. О реальности такого рода религии говорит сама жизнь: это религиозные искания участников Общества (возможно, что он имел в виду собственную церковь Мережковских), а помимо того, «серьёзное идейное брожение, которое происходит среди русской интеллигенции». По убеждению А.А. Мейера, РФО и должно стать «органом выявления религиозных запросов жизни», не боясь ни теоретизирования (как это происходит сейчас), ни общественного «делания».

Известно, что мировоззренческие дискуссии не могут иметь целью поиск истины. Они только проясняют ситуацию, позволяя оппонентам уточнить общественную позицию и придать ей адекватную вербальную форму. Так было и на этот раз. Небольшой спор о целях Санкт-Петербургского РФО в октябре 1908 г. закончился выступлением «мережковиста» А.А. Мейера. А раз он был последним, то он и «победил». А.В. Карташев пояснял: «…Общество не могло рано или поздно не спросить себя: как же его работа относится к окружающей жизни и как эта жизнь относится к нему? Нужно ли оно ей и она ему?... Религиозно-философское общество, таким образом, натолкнулось на реальность общественной жизни (как на пример он указал на “Вехи” и полемику вокруг них. – А.Е.) и должно было ясно ориентировать себя в отношении к ней» [Религиозно-философское общество 2009^б, 443].

 Остаётся только сказать, что дискуссия продолжила долгую традицию русских размышлений о «социальном христианстве», о том, чему всё-таки учит христианство – спасению души или общественному деланию.

У состоявшейся осенью 1908 г. дискуссии было своё продолжение, о котором ради полноты картины нельзя не сказать. Такое продолжение не могло не состояться в России, где слово «интеллигенция» тотчас же аукалось словом «народ». Если, обращаясь к интеллигенции, об этом на минуту забыли Д.В. Философов и А.А. Мейер, то другие участники Общества не забывали; более того – почти все заседания второго года его работы так и этак – с разных сторон раскрывали содержание этой проблемы.

Леонид Галич в своей рубрике «Мысли» в газете «Речь», реагируя на новую «общественную» тональность работы РФО и комически ужасаясь, написал: «В лагере “искателей” наших происходит что-то неладное. Их, во-первых, потянуло в политику. Плохой знак! Очень плохой знак! Разве уже искомое найдено? Разве все уже вопросы решены?.. Во-вторых, – и это уже совсем плохой знак – искатели хотят проповедовать, и для этого им нужен народ… Они не обошлись без народа… Он им нужен – и как цель, и как средство: цель – для действия и средство для вдохновения» [ Галич 1908, 2].

Остановившееся было колесо дискуссии снова пришло в движение, давая начало уже другой – об интеллигенции и народе. Д.В. Философов, выступая против «беспочвенности»,  то есть против релятивизма и скептицизма в отношении общих ценностей (Л. Шестова он называет идеологом таких настроений), отстаивает своё право на их проповедь – и в интеллигенции и в народе. С.Л. Франк, оппонируя Д.В. Философову, резонно утверждал, что до тех пор, пока такие ценности не будут найдены в личном поиске, они всегда будут выражением стадности, продуктом которой и является осуждаемая «беспочвенность». Д.С. Мережковский, солидаризируясь с Д.В. Философовым, уверял, что интеллигентская проповедь будет услышана народом, потому что и интеллигенция, и народ со времени Петра Великого повзрослели и лучше понимают друг друга: «От того, встретимся мы или не встретимся, и как встретимся, – зависит быть или не быть Великой России». Наконец, А.А. Блок, сомневаясь в том, что Бог интеллигенции из РФО и Бог народа совпадают, думает, что «крест на интеллигентской жвачке» можно поставить только самим, став «действующими лицами трагедии России»; только так можно стереть «недоступную черту» между интеллигенцией и народом[2].

Новая дискуссия в стенах Петербургского Религиозно-философского общества закончилась решительным осуждением сборника «Вехи» в апреле 1909 г. А вот дискуссия осени 1908 г. получила своё завершение много позже – в феврале 1917 г.

III

По прошествии многих лет с того времени, когда у Мережковских закончился  «русский» отрезок их биографии, как-то особенно заметно, что супруги, можно сказать, имели призвание к общественному служению: Зинаида Николаевна – к роли тонкого и точного аналитика политической жизни, а Дмитрий Сергеевич – в качестве «агитатора, горлана, главаря». Но судьба распорядилась иначе, сделав Мережковских только идейными руководителями «неохристианства» в Петербурге – одного из религиозно-общественных движений в России начала ХХ в., участники которого, подобно жукам-древоточцам неумолимо превращали в труху казалось бы мощные сваи «православия, самодержавия и народности».

Такая невидимая работа не исключала выходов на поверхность политической русской жизни. У Мережковских они были довольно частыми. Их перечень можно начать с попыток политизации журнала «Новый путь» и приглашения в его редакцию «слишком эс-деков» Н.А. Бердяева и С.Н. Булгакова. В 1905 г. Мережковские, хотя и отказались поддержать В.Ф. Эрна и В.П. Свенцицкого в их стремлении создать организацию для борьбы с существующим порядком, но заговорили о «религиозном действии».

Дальше – больше. Обер-прокурор Синода А.Д. Оболенский «по дружбе» просит Д.С. Мережковского составить проект синодального «Обращения» по случаю манифеста 17 октября, а тот превращает «Обращение» в антиправительственную декларацию.

Возвратившись из Франции, Мережковские стали рассматривать РФО как «религиозное действие» с целью создания «религиозной общественности» – вполне противоправительственной и противоцерковной. Не о том ли говорило революционное осуждение «Вех», дружба с гапоновцами и голгофскими христианами, эсерами (Б. Савинковым) и Керенским. Восторженный, ясный А.А. Мейер, завершавший дискуссию 1908 г., оказался верным их сподвижником, направляя работу Общества на путь «религиозно-общественного делания».

С.Н. Савельев справедливо замечал: «О многих богоискателях трудно сказать, кто они – религиозные или политические деятели. Скорее – и то, и другое … Почти у всех у них религиозные идеалы находили своё окончательное выражение в идеалах политических, в требованиях либерального реформирования общественного порядка» [Савельев 1987, 137].

Всё-таки самому большому общественно-политическому событию в жизни Петроградского (с лета 1914 г.) РФО не было суждено состояться. Был только замысел его, обнаруживший масштабность планов руководителей РФО, их самоуверенность – увы, более ничего.

Впервые о таком замысле руководителей петербургского РФО написал С.Н. Савельев [Савельев 1987, 174 – 175]. В книге автора этой статьи [Ермичев 2007, 199 – 200], а потом в публикации Е.М. Криволаповой [Криволапова 2009, 144- 145] были приведены дневниковые записи С.П. Каблукова[3] из  «Дневника 1917 года»  о заседании Совета РФО 2 февраля 1917 г., обсуждавшего возможный созыв Всероссийского съезда религиозно-философских обществ.

 «Четверг 2 февраля.

Заседание Совета Р[елигиозно]-Ф[илософского] О[бщества] у Карташева  при участии Мережковского, Андрея Белого, св[ященника] С.М. Соловьёва[4],  прот[оиерея] Аггеева и меня, да ещё А.А. Мейера. Обсуждали вопрос о всероссийском съезде деятелей религиозно-философских обществ, здешнего, Московского, Тифлисского, Киевского, Рыбинского, Ярославского, Нижегородского и иных. Местом съезда избрана Москва, – временем – Пасха 1917 года.

Мережковский вёл себя неприлично: сравнивал С.Н. Булгакова с Восторговым[5], говорил, что ему не о чем говорить с П.А. Флоренским, Вячеславом Ивановым, которого он даже видеть не может. Карташев указал ему, что его точка зрения на съезд – Протопоповская подтасовка выборов в 3-ю Думу и что психология его – типично бюрократическая, «Горемыкинская»[6].

Это охладило сепаратизм Мережк[овского], но он  заявил, что на Пасхе быть в Москве не сможет, т.к. в это время будет с Д.В. Философовым в Кисловодске.

На это ему было сказано, что его участие на съезде есть «condicio sine qua non» бытия съезда и что он должен быть.

Программа занятий съезда обсуждалась недолго: Мережковский требовал постановки вопроса о связи православия с самодержавием, Белый ставил вопрос шире: О Церкви. Образован организационный комитет в составе Карташева, Мейера и меня для Петрограда, Белого для Москвы, Аггеева для Киева. Предложение Карташева об избрании меня секретарём съезда я решительно отклонил как неудобное по многим причинам, напр. из-за связанных с этим обязанностями неизбежных хлопот и беспокойства. Число участников съезда около 50 лиц, но думаем, что действительно приедут от 25 до 30 человек.

Москва выбрана  потому, что «москвоградцы», вроде Булгакова, Эрна, Вячеслава, Флоренского, в СПб для этого не поедут.

Во время прений Белый и Соловьёв много нападали на Булгакова, обвиняя его во многих ересях – в хлыстовстве, приверженстве к идеям Каббалы и гностицизма, Флоренского за его черносотенность, идейную двуличность, утверждение, что христианство вне моральных категорий зла и добра, что православие должно быть «уездным», что в нём ничего нет, кроме «старчества» и т.п.

Я ушёл в 11 ½ часа с Белым, спешившим на Царскос[ельский] вокзал к последнему поезду. М[ережковский], Агг[еев], С[оловьев] и Мейер остались продолжать спор – на тему папства, самодержавия и православия в связи с докладом Соловьева в феврале»[7].

Записи С.П. Каблукова точны, но неполны. В Рукописном отделе Российской национальной библиотеки в фонде Половцовых хранится протокол как того заседания, о котором свидетельствует С.П. Каблуков, так и другого, тоже посвящённого обсуждению вопроса о съезде[8] и состоявшегося 18 февраля 1917 г. Протокол этот – 13 страничек плотной, слегка пожелтевшей бумаги, близкой по размеру к современному формату «А-4». Записи выполнены карандашом быстрым летящим почерком с большим количеством сокращений, что делает некоторые места совершенно нечитаемыми. При такой скорописи не может быть и речи о правильности применения знаков препинания, что затрудняет чтение протокола. Публикацию этого материала мы предлагаем в приложении к данной статье.

IV

Идея съезда обсуждалась долго. На заседании 2 февраля К.М. Аггеев уверенно говорит об «устройстве съезда в Москве» как о деле, когда-то ранее решённом. Значит, теперь обсуждение вопроса носит скорее организационный характер: об установлении связи с другими – помимо Московского – обществами. Особенно важным в этом отношении является факт, зафиксированный протоколом от 18 февраля: А.В. Карташев, зачитав письмо председателя Киевского РФО В.В. Зеньковского (увы, содержание его в протоколе не отражено!) комментирует его следующим образом: «Съезд соберётся теперь всё равно, даже если мы оставим инициативу». Разве это не свидетельство большой значимости Киевского Религиозно-философского общества? Масштабы её оценить трудно, но то, что они были велики – несомненно.

Невозможно не отметить амбициозность руководителей Петроградского РФО. Им не даёт покоя слава «Современника» Белинского и Некрасова и лавры народников. Руководители столичного РФО хотят «сделаться течением. В истории русской общественной мысли будут не отдельные лица: Мережковский, Бердяев и т.д., а течение. Народническое течение существовало, потому что был “Современник”, где сходились. В религиозной сфере нет его ещё. Съезд мог бы помочь» (см.: Приложение).

Таким образом, целью съезда было создание некоего нового общественного движения, когда разрозненная деятельность религиозно-философских обществ слилась бы воедино на следующих основаниях: признание исторической Церкви «опорой реакции», необходимость «религиозного цареубийства», когда «от лица независимых русских церковных людей» съезд должен был «размазать помазанника», и размежевание с правыми, в число которых попали С.Н. Булгаков, М.А. Новоселов, Е.Н. Трубецкой, П.А. Флоренский. В качестве конечной цели уже возникшего течения должно было стать создание «религиозной культуры». Как следует из предложенных материалов двух заседаний, съезд должен был состояться в Москве, на пасхальной неделе в апреле 1917 г.

Помимо того, в этих же материалах можно обнаружить некоторые новые факты религиозно-общественной жизни того времени. Во-первых, участники заседаний определённо называют семь религиозно-философских обществ: Петербургское, Московское, Тифлисское, Киевское, Рыбинское, Нижегородское. Более или менее нам известна работа четырёх – в Москве, Петербурге, Киеве и Рыбинске. Но С.П. Каблуков ещё упоминает и «иные» общества, о которых – увы! – мы ничего не знаем.  От всех этих обществ должны были приехать около полусотни участников съезда, но инициаторы его были бы удовлетворены приездом 25 – 30 человек. Во-вторых, мы знаем, что съезд предполагал создать комитет, в котором должны были работать «все представители религиозно-философских обществ + Аггеев, Соловьев, Туган-Барановский, Вл. Гиппиус» (см. Приложение). И в-третьих, мы должны отметить: а) протокольно подтверждённую верность Общества революционной idée fixe и б) прослеживаемую связь с современной политической ситуацией. Так, Мережковский говорит о «современном перевороте» и (вместе с Карташевым) о необходимости религиозно «размазать помазанника», упоминая при этом имя А. Ф. Керенского (см. там же).

Известно, что Керенский ещё со студенческих лет был знаком с Мережковскими и участвовал в работе РФО. В сентябре 1916 г. «Керенский был участником тайной встречи лидеров Прогрессивного блока, на которой было решено сместить с помощью дворцового заговора Николая II и заменить его наследником престола Алексеем, назначив при этом регентом великого князя Михаила Александровича. Керенский был в курсе и других планов дворцового переворота, но все они остались в головах его инициаторов, которые затем, после революции, будут бесконечно сожалеть об упущенном шансе предотвратить народную революцию» [Соболев 1993, 15].  По сообщению З.Н. Гиппиус, сами Мережковские 15 мая 1916 г. сочиняли для А.Ф. Керенского записку, в которой «говорилось о некоторых допустимых и при войне действиях на правительство, но революционного порядка, в виду того, что положение ухудшается… … После войны пожар неизбежен, а чтобы он не был стихийным, – об организационном деле надо думать теперь же» [Гиппиус 1999, 400]. А.Ф. Керенский посещал Мережковских и в феврале 1917 г., а на открывшейся  сессии Государственной Думы предупреждал: «Настаёт момент, когда терпение масс начинает истощаться…» [Соболев 1993, 16].

Но, так или иначе, ещё в октябре 1916 г. З.Н. Гиппиус записывает в дневнике: «В атмосфере глубокий и зловещий ШТИЛЬ. Низкие, низкие тучи  – и тишина. Никто не сомневается, что будет революция. Никто не знает, какая и когда она будет, и – не ужасно ли? – никто не думает об этом. Оцепенели» [Гиппиус 1999, 426]. Именно в такой атмосфере и была возможна постановка вопроса «как освободить Россию от Церкви, т.е. от реакции» (см. Приложение). А 23 февраля 1917 г. очередную запись в своём дневнике Зинаида Николаевна начинает словами: «Сегодня беспорядки».

Всероссийский съезд Религиозно-философских обществ, имевший целью освободить Россию от реакции, был уже не нужен.

Приложение

Протокол заседаний РФО (2 и 18 февраля 1917г.)

из фонда Половцевых.

Материалы протокола из фонда Половцевых  (Рукописный отдел РНБ. Фонд 601. Половцевы. Ед.хр.1583. Л. 1 – 13) состоят из двух частей. Первый – пятый листы образуют  I часть, которая обозначена словом «Съезд». Сразу под названием – повестка дня: 1. Насаждение Религиозно-философских обществ по всей России. 2. Слово о России. Часть II образуют шестой – тринадцатый листы с названием «18 февраля 1917г.»  

Там, где публикаторы уверенно «дочитывают» сокращенное, недописанное, они заключают свою расшифровку в прямые скобки. Где такой уверенности нет, в скобках ставится знак вопроса. «Длинные» фамилии участников обсуждения в рукописи сокращены: фамилия Карташев записывается «Карт», «Карташ»; Мережковского как «Мереж», «Мережк». «З.Н». обозначает З.Н. Гиппиус. Пунктуация текста, вернее, в большинстве случаев, отсутствие таковой, оставлена нетронутой.

Съезд

1.Насаждение Рел[лигиозно]-Фил[ософских] Общест[в] по всей России.

2.Слово о России.[9]

Аггеев. Центр и периферия есть в религ[иозном] движении. Необходимо чтобы  были все представит[ели], т.е. Петроград и Москва. Стоит за устройство съезда в Москве.

Все протестуют.

Соловьев. ставит вопросы, кто подвижнее москвичи или петерб[уржцы]. Очевидно последние поэт[ому] удачнее было бы если бы Петер[бурж]цы поехали в Москву.

Аггеев. Флоренск[ий], напр[имер] оч[ень] ценный член, но сюда он не поедет.

Соловьев. Флор[енский] недавно заявил мне, что «если Вы не прекратите свои поездки в Петроград, то Вы в Духовной академии не останетесь».

Все. Флоренск[ий] не придёт на съезд, даже если он будет устроен в Москве.

Мейер. Флор[енский] не нужен также как и Трубецкой. Они не заинтересованы задачей распространения рел[игиозно]-фил[ософских] идей.

А. Белый. В Москве чувствуется сейчас раскол.

Аггеев. Чувствуется и у нас предрешённое положение уничтож[ающее] идею съезда. Идея Карташева важна: могут же правые и левые сидеть в парламенте. Эта идея важна.

Соловьев. Важно приехать «в гости» в Москву – тогда он состоится

Мейер. Людям заинтерес[ованным] религ[иозной] культурой пора съехаться. Это момент объединения. Задача объединя[ющая]. Она обнаружит существующие разделения. Этого бояться нечего. Технически легче устроить съезд в Москве. Провинциалам легче. Но в Москве съезд будет окрашен определ[ённым] цветом, присущ[им] Москве. Съезд же в Петрог[раде] буд[ет] чем-то новым. Что предпочесть?

Карт[ашев]. Съезд независим[ых] обществ[енно]-религ[иозных] сил – это важно.

Мережк[овский]. Почему Булгаков, а не Восторгов? Будет ли Восторгов.

Мейер протестует. Католики – живое явление. Почему им не быть на съезде. Люди не чуждые живой религиозной мысли.

Церковн[ый]  человек – рел[игиозно] служит русской культуре.

Карт[аше]в. Съезд собираем для конституирования. Общая организация «больш[евиков]» и «меньшевиков»[10]. Выяснятся русла по интересам.

Мережк[овский]. 1) Съезд объединяющий. 2) Съезд заведомо разделённых позиций.

Карт[аше]в.  Последнее негодно, как  метод негодный бюрократический.

Соловьев Очень своевременно свести всех т.к. очень определил[ись] группы Моск[овская], Петр[оградская] и Киевская.

А.Белый подтверждает. Недавно говорил: «Будет в Москве собор».

Мейер. Расхождение после съезда будет живее, чем сейчас.

Карт[аше]в Стенографы необходим[ы].

А.Белый. Булгаков – гностик, еретик. Неясность контуров.

Карт[аше]в соглашается, чтобы съезд был в Москве, но организац[ия] в Петр[ограде]. Предл[агает] секретар[ём] съезда С.П. Каблукова.

Каблуков отказыв[ается] как занимающ[ий] ответств[енный] пост в Мин[истерстве] Нар[одного] Просв[ещения]. Секр[етаря] съезда выдвинет сам съезд.

Мережк[овский]. Время – сроки съезда.

Все. Есть Пасха, пасхальная неделя 2 – 9 апреля.

Мейер. Средства необх[одимо] обратиться в Рыбинск[11].

Карт[аше]в. Программу надо обсудить.

А.Белый. Рецензи[и]  поставл[енные] как вопросы по книгам, характеризующ[им] два течения Московских. Для контакта желательна, кроме докладов – предварит[ельная] работа; сводка вопросов. Дезавуировать некоторых иерархов и указать, что они такие же ищущие, а не нашедшие правду церкви.

Мережк[овский]. Не лучше ли танцовать от другой печки – общественной – отношение к самодержавию. Фатально возникнут и другие религиозные вопросы.

Мейер. План съезда будет по докладам. Соед[инить] темы. Вопрос в том, кто будет на себя брать доклады. Булгакову надо предложить и др. Если не захочет мож[ет] кто-ниб[удь] из нас сдел[ает] доклад о нём и послушаем ответы. Организовать – предлагать доклады.

Карт[аше]в. Стратегич[еский] план должен быть: выяснение метафизики или обществ[енная]  или задача просветительская.

Мейер. По линии разделения. Желательно соединить общества, организовать издательство и т.д. практический.

В Комитет входят Аггеев (в Киеве), Белый (в Москве), Карт[ашев], Мейер  (в Петр[ограде]).

18 февраля 1917 г.

Карташ[ев] прочёл ответное письмо предс[едателя] Киевс[кого] Религ[иозно]-фил[ософского] О[бщест]ва проф. Зеньковского.

Съезд соберётся теперь всё равно, даже если мы оставим инициативу.

 Как нам себя поставить по отношению к нему.

Это первое действие со времени войны.

Мережк[овский] Установить связь христианства с общественностью. Либерализм христ[ианст]ва, а не революционность должна быть главной темой.

Карт[ашев] Съезд д[ол]ж[ен] быть не метафизич[еским] решением задач, но площе жизненнее, реальнее. Съезд испытание нам.

Мережк[овский]. 1) Общая форма. 2) Наше отношение к православ[ию] как данному, как факту, реальн[ой] неизбежн[ости] факта, как отнош[ение] к эт[ому] факту, т.е. возможна ли желанн[ая] связь христ[ианства] с освоб[одительным] движ[ением] у религиозн[ого] опыта, завершающ[егося] в Церкви. Может ли наше дело развиться в пределах существующей Церкви. Утверждение, а потом вопрос. Существ[ование] О[бщест]в свидет[ельствует] о том, что сущ[ествует] переход от позитивизма к религии. Они сотрудничают. У них есть согласие, что переход этот нужен. В этом может б[ыть] уже расхождение.

Мейер. Согласен с Мережк[овским]. Поворот совершается, но неясен. Нет идейного течения, кот[орое] стоя[ло] под флагом рел[игиозного] понимания жизни.

Весь смысл съезда – оно может создать оболочку и сделать[ся] течением. В истор[ии] русск[ой] общест[венной] мысли будут не отдельные лица: Мережк[овский], Берд[яев] и т.д., а течение. Народническое течение существ[овало], потому, что был «Соврем[енник]», где сходились. В религ[иозной] сфере нет его ещё. Съезд мог бы пом[очь].

З. Н. Може[т] опред[елиться] не одно течение.

Мейер. Под религ[иозным] исканием сейчас спутанность. Необход[имо] для ясности разграничение, разделения. Ясность нужна. Цель в конце соединит. Объедин[им] родств[енные] теч[ения] в одно, нужна ясность поэт[ому] нужны разгранич[ения].

З. Н. Попутно.

Мейер. Да. Во имя ясности. Если не выяснится течение, будем знать, что его нет.

В конкретн[?] – достаточно поставить [неразб.] То, что предл[ожил] Д[митрий] С[ергеевич].

Важен выбор лиц. Киевляне оч[ень] точно пишут. Верная граница, отделяющая от метафизики (молодцами). Включаются москвичи, церковные политики. Они [4 слова неразб.]. Но они не пойдут. Новоселов глина, но – практик – были бы полезны.

З. Н. Только бы не был съезд церковным.

Мейер. Москвичи правильн[?] чтение письма Зеньковского.

Карт[ашев]. Задача по возможн[ости] должна быть практическая. Вопрос съезж[аемся] разъедин[яться] или соединяться должен решаться. Совр[еменный] момент ведёт вообще к необходимости объединяться на минимах. 1) задача – установить, что вся задача всей обществ[енности] стих[ийно] сдел[ать] то, что не может Церк[овь]. Начать создавать религиозн[ую] культуру. Её нет. Её могут создавать своб[одные] обществ[енные] люди. На этой задаче сознать себя едиными несмотря на разноглас[ия]. Съез[жаются] христиане в языческой стране и сознают необходим[ость] создания религ[иозной] культуры. Чикагс[кий][12] съезд. Считать что общий комитет. Считать дело общим. Я считаю, что религ[иозные] люди среди нерелигиозн[ых] уже нечто единое.

З. Н. Я не предст[авляю] себе, чтобы я состояла с Флоренским в одном Комитете.

Карт[ашев]. Лиговое объединение. Россия погибает от отсутствия лиг. Если бы была лига освобож [?]  – мы были [неразб.]. Моё желание, чтобы был не разговор не пожелания, а Комитет. Задача его насаждение религиозной культуры.

Вопрос как подходить к Церкви. Съех[аться] не для решения богословск[их] вопросов*[13], а ради совр[еменного] положения России. Церковь явл[яется] опорой реакции и мисти[чески] и метафизи[чески] * не для решения как относиться [?] к Церкви, а как освободить Россию от Церкви, т.е. от реакции. Как можно этому акту послужить максим[ально], чтобы Церк[овь] сама отреклась после наш[его] съезда. Задача, чтобы круги близк[ие] Церкви подумали как.

Подготовл[енные] выступл[ения] вдохновл[яют] богослов[ские] школы учебн[ых] завед[ений]. Какими методами достигать. Метод «вдохн[овляющего] призыва делать доброе дело», – скажут рыбинцы.

З. Н. Разделение произойд[ёт] раньше. Кт[о] скажет, что Росс[ия] страд[ает] от реакц[ии] от Церкви. Флор[енский] будет отриц[ать].

Карт[ашев]. Тогда съезд сводится к нулю. Так[ие] лица уже отпадут. Нужно  чтобы  съезд от лица независ[имых] русск[их] церковн[ых] людей «размазал помазанника».

Мережк[овский]. Рычаг ещё один предлож[им]  к совр[еменному] переворот[у]. Помазан[ника]  Керенским не размазать. Вопрос о религиозном цареубийце.

Карт[ашев]. Флор[енские] сам[и] собою отпадают. Раздел[ение] будет поучительно для многих.

Мереж[ковский]. Екземп[лярский] должен б[ыть] оскорблён не нами, а ими, т.е. Флоренскими.

Карт[ашев]. Задача ещё покровительствовать обновл[енческим] порывам, питательным вот этим.

Культура рел[игиозная] – предпр[иятие] для раздел[ения] христ[ианства] бытов[ого], неофиц[иального]. Служение России религиозным действием.

Мейер. Обнаруж[ить]   течения историч[еская] задача. Практич[еская]: настаивание на устройстве

Мейер. Съезд вещь времен[ная] и его многогранн[ость] не мешает его силе. Задача его выявить. А дальнейшее существ[ование]  комитет может оказ[аться] слаб[ым] и потому съезд силён. Напр[имер], в см[ысле] журнала. Какой журнал.

Мережк[овский]. На разрыве с реакцией уже можно строить дальнейшее делание.

Карт[ашев]. Если Экзем[плярский][14] Берд[яев] и я мог бы быть с ними. Синод должен быть. Представител[ем] для административ[ных] дел должен быть комитет. Решение [неразб.]  съезда. Хотел бы нечто большее, чем бюро съезда. Пост[оянная] организация.

Карт[ашев]. Ударение не на творческих порывах, а ударение на разделении разных школ.

З. Н. Привести всех к полож[ению] Аггеева, который знает, что ему уже по дороге с нами.

Карт[ашев]. Пусть Россия буд[ет] дальше строиться, но пока употребить все усилия на отделение от реакции (Сон о раке).

З. Н. Что делать с провинц[иальной] «богоматерией».

Мейер. Они не попадут на съезд. Это съезд лидеров партий.

З. Н. Зачем уменьшать число лиц.

Карт[ашев]. Считаю съезд съезд[ом] комитетов. Конференция. Остальное будет уже достойным делом комитет[ов] на местах.

Мереж[ковский]. Съезд инженеро[в] который построи[т] жел[езную] дор[огу] к провинциальной богоматерии.

Формула:

1)  культура

2) отделение христианства от реакции и содействие для [неразб.] попыток в этой области бытовым явлениям.

3) О методах разделения (соединение разделившихся) считать его длительным не решением. Оставить про запас. Из первых двух буд[ут]  практ[ические] выводы.

З. Н.  Комитет: все представит[ели] рел-фил. Общ-въ + Аггеев, Соловьев, Туг[ан]-Бар[ановский], Вл. Гиппиус.

Карт[ашев]. Где? Когда? Где – надо опросить москвичей.

Мейер. Желательно инициатива Благосл[овова][15] и т.д. Тогда придут и Новоселов и Булгаков. Когда – от 4 до 10 апр. Бугаев, Соловьев, Аггеев.

Мейер. Написать Благосл[овову]. О затрудн[ении] насчёт места. Карташев чтобы написал Соловьеву. Ответить Зеньковскому.

(Рукописный отдел РНБ. Фонд 601. Половцевы. Ед.хр.– 1583. Л. 1 – 13).

Литература

Блок 1962 –  Блок А.А. Литературные итоги 1907 года // Собрание сочинений. В 8 т. Т. 7. М. – Л., 1962.

Варварин 1908 – Варварин В. (Розанов В. В.) Автор «Балаганчика» о Религиозно-философских собраниях // Русское слово. 1908. № 21 (25 января).

Галич 1908 – Галич Л. Мысли. Народ и мы // Речь. 1908. № 270 (7 ноября).

   Гиппиус 1999 – Гиппиус З.Н. Дневники. В 2 т. Т.1. М., 1999.

Зобнин 2008 – Зобнин Ю.В. Дмитрий Мережковский. Жизнь и деяния. М., 2008.

  Ермичев 2007 – Ермичев А.А. Религиозно-философское общество в Петербурге 1907 – 1917. Хроника заседаний. СПб, 2007.

Криволапова 2009 – Криволапова Е.М. Дневник Сергея Платоновича Каблукова. Год 1917 // Литературоведческий журнал. 2009. № 24.

Мейер  1908  –  Мейер А.А. Интеллигенция и религия // Речь. 1908. № 261 (29 октября).

Мережковский 1908  –  Мережковский Д.С. Христианство и государство // Образование. 1908. № 7.

Религиозно-философское общество 2009^а –  Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде). История в материалах и документах. 1907 – 1917. В 3 т. Т. I: 1907 – 1909. М., 2009.

Религиозно-философское общество 2009^б –  Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде). История в материалах и документах 1907 – 1917. В 3 т. Т. II: 1909 – 1914. М., 2009.

Розанов  1907 – Розанов В.В. О возобновлении Религиозно-философских собраний // Новое время. 1907. № 11311 (8 сентября).

Савельев  1987 –  Савельев С.Н.  Идейное банкротство богоискательства  в России в начале ХХ в. Историко-религиоведческий очерк. Л., 1987.

Свенцицкий 1907 –  С. В. (Свенцицкий В. П.) Религиозно-философское общество в Петербурге // Живая жизнь. 1907. № 1 (27 ноября).

Соболев  1992 –  Соболев А.Л. Мережковские в Париже (1906 – 1908) // Лица. Биографический альманах. Кн. 1. М.– СПб, 1992.

Соболев 1993 –  Соболев Г.Л. Александр Федорович Керенский. Штрихи к политическому портрету // Александр Керенский: любовь и ненависть революции. Дневники, статьи, очерки и воспоминания современников. Чебоксары. 1993.

Философов 1908  – Философов Д.В. Религиозно-философские собрания // Слово. 1908. 20 октября (2 ноября). № 595.

Франк  1908 –  Франк С.Л. О задачах Религиозно-философского общества // Слово. 1908. № 56. 21 октября (3 ноября).

Примечания