Русская философия как диалог мировоззрений
Автор Маслин М.А.   
09.02.2013 г.

 

Автор подчеркивает роль диалога мировоззрений как ведущего методологического принципа интерпретации русской философии вместо принципа «борьбы мировоззрений», доминировавшего в советский период.

The author stressed the dialogue of world views to be the leading methodological principle in the interpretation on Russian philosophy instead of the principle of «struggle of world views» dominated in Soviet period.

 

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: диалог мировоззрений, русская философия, борьба мировоззрений, стереотипы в истории философии, идеи-двойники, Московское Психологическое общество.

 KEY WORDS: dialogue of world views, Russian philosophy, struggle of world views, stereotypes in the history of philosophy, ideas-twins, Moscow Psychological society.

 

 

Российский философский конгресс – это веха или, по Далю, «значковый шест» для отечественной философии, который указывает направление и служит для обозначения пройденного пути. Девиз конгресса «Диалог мировоззрений в современном мире» как нельзя лучше соответствует современной объяснительной модели истории русской философии, в основе которой лежит ее понимание как диалога мировоззрений. Достоянием прошлого является взгляд на русскую философию как на «борьбу всех против всех», как тотальное противостояние «консервативного», «революционно-демократического» и «либерального», а также «буржуазного» и «марксистско-ленинского» лагерей, выстроенных на военный манер. Создавались мифы. Ломоносов был объявлен материалистом и едва ли не стихийным атеистом, но уж точно антиклерикалом. Хотя, как известно, Ломоносов был ученым-христианином, писал, что «правда и вера суть две родные сестры, в распрю между собою войти отнюдь не могут». А памфлет «Гимн бороде», из которого выводился антиклерикализм Ломоносова, на самом деле ему вовсе не принадлежал. Чернышевский и Добролюбов представлялись в виде создателей революционной организации, а редакция руководимого ими «Современника» изображалась в виде какого-то хорошо законспирированного комплота. Правильнее сказать, были созданы не мифы и мифические фигуры (миф – понятие в данном случае не подходящее, слишком возвышенное), а искусственные двойники-суррогаты настоящих, аутентичных Ломоносовых, Добролюбовых, Чернышевских, Герценов и многих других.

Понятие «двойник» использовано здесь в духе «петербургской поэмы» Достоевского под названием «Двойник». Ее центральный персонаж — господин Голядкин, у которого в один прекрасный день обнаружился некий двойник-самозванец. Причем двойник не в качестве «alter ego» или «своего другого». Это двойник, который буквально ходит по пятам за господином Голядкиным, тот хочет всеми силами избавиться от свалившегося ему на голову двойника, но никак не может, не помогают и обращения к тому, кто именуется «Ваше превосходительство».Тема двойничества, которую русский гений развивал в контексте своего «фантастического реализма», на самом деле вполне реальна для истории философии в целом, а в особенности для истории русской философии. Здесь двойники надо трактовать как суррогаты идей, понятий, концептов, образов, представлений, оценок, обоснованных не адекватно и нуждающихся в исправлении. Идеи-двойники нередко возникают при переводах, что является основанием для радикального мнения о невозможности аутентичной трансляции философских текстов, наподобие поэтических, с одного языка на другой. Такие трудности, правда, разрешимы посредством создания специальных лексиконов, разъясняющих тонкости перевода. В русском языке достаточно много таких труднопереводимых терминов, требующих разъяснения, например: интеллигенция, община, соборность, мещанство, пошлость, месторазвитие. Часто такие термины не понимает компьютер. Например, я набрал слово «злоправство», а компьютер его подчеркнул красным, также как и слово «месторазвитие». Хотя «злоправство» и «месторазвитие» — это реальные философские понятия, которые подлежат разъяснению, однако в точности они непереводимы. Вместе с тем, об открытости русской философской терминологии для понимания носителей европейских языков говорит, например, полная идентичность значения русского слова «мировоззрение» в немецком и английском языках (weltanschauung и world view).

Труднее избавиться от двойников, возникающих при незаконном распространении терминологии более поздней на мировоззренческие явления более ранние: например, когда понятие «материализм» применяется для обозначения того, что сам Ломоносов называл корпускулярной философией. Еще труднее избавиться от терминов-двойников, когда двойники нагружены идеологически и когда они уже стали привычными стереотипами. Диалог мировоззрений – это жизненный мир всякого философа, в первую очередь историка философии. Поскольку философия, по мнению профессора В.В. Соколова, собственно говоря, и есть история философии. В этом словосочетании слово «история» неслучайно предшествует слову «философия». В конечном счете историк философии должен определяться как «отсталый человек» в том смысле, что он должен «отстать» от себя и своего времени и погрузиться в атмосферу мировоззрений изучаемой эпохи. Этот универсальный принцип историко-философского исследования проповедовал выдающийся историк философии С.Н. Трубецкой, единственный ректор-философ Московского университета в прошлом столетии. Трубецкой учил, что развитие философии может быть понято только в общем контексте культуры и для изучения истории древней философии организовывал специальные поездки в Грецию, где на фоне подлинного месторазвития, аутентичных ландшафтов, памятников архитектуры, искусства проводил лекции-экскурсии по античной философии. Для всякого историка философской мысли, а не только для историка древней философии он сформулировал другой важнейший принцип: философия должна быть понята как «живая история философии», которая творится не безжизненными куклами – выразителями каких-то неумолимых исторических тенденций в развитии мысли, а живыми, мыслящими и чувствующими людьми, вступающими в диалог с другими разумными человеческими существами, в том числе, разумеется, с носителями иных мировоззрений.

Как подчеркивал Владимир Соловьев, в диалог не вступают с абстрактным чистым субъектом, безымянным cogito, представляющим «субъекта без философского паспорта». Философия существует, собственно, для диалога и в диалоге, она не столько для «Я», сколько для «Ты», которые вместе составляют «Мы-философию» - учил Семён Франк. В 2012 г. отмечался 200-летний юбилей великого русского мыслителя Александра Ивановича Герцена. Советский образ двойника Герцена – неуклонного революционного пропагандиста, этакого «оранжевого революционера», подлежит радикальному пересмотру в наше время, как закономерно и восстановление его настоящей, неискаженной «философской репутации» в контексте отечественной философии. Современный взгляд на философское наследие Герцена позволяет конкретным образом понять единство русской философии как продукта русской жизни и русской культурной среды, вместе с тем органически включающее в себя внутренний диалог мировоззрений внутри целого русской мысли, а также ее диалог с новоевропейской рациональностью. Это единство относительно, оно есть единство в многообразии и является диалогом разнородных в мировоззренческом отношении построений. На единство русской философии указывает также существование реальных – идейных и личных, очных и заочных – диалогических связей между Герценом и многими, порой совершенно разными по своей мировоззренческой ориентации мыслителями: Герцен – славянофилы, Герцен – Леонтьев, Герцен – Достоевский, Герцен – Толстой, Герцен – Чичерин, Герцен – Катков, Герцен – народники, Герцен – евразийцы и т.д.

Замечательным, можно сказать, идеальным примером диалога мировоззрений в истории отечественной философской мысли является деятельность Психологического общества при Московском Императорском университете (основано в 1885 году, прекратило свое существование в 1922 г.). Это прообраз всех будущих философских обществ, в том числе и современного Российского Философского общества, в истории которого немало поучительного для нашего времени. Общество было основано профессором Московского университета Матвеем Михайловичем Троицким, затем в обществе председательствовали Николай Яковлевич Грот и Лев Михайлович Лопатин. Последний председателем был избран И. А. Ильин, который вскоре после своего назначения в 1922 году был выслан из России. Это всё люди разных философских мировоззрений. И это высвечивает первую главнейшую черту этого общества, состоявшую в том, что оно функционировало «под управлением» диалога мировоззрений. Общество объединяло философов и психологов (институционально и профессионально не отделенных тогда от философии) самых различных направлений, – от позитивистов до спиритуалистов. Кроме членов-учредителей общество включило в свой состав наряду с самыми известных российскими философами также учёных, литераторов, деятелей искусства. Среди иностранных членов были В. Виндельбанд, В. Вундт, Г. Гельмгольц, Г. Гефдинг, У. Джемс, Х. Зигварт, Т. Рибо, Ш. Рише, Г. Спенсер, Э. Целлер. Среди них был и Томаш Гарриг Масарик, будущий президент Чехословакии и автор первой в Европе книги, посвященной истории русской философии, опубликованной на немецком языке в 1913 г.

Ни в обществе, ни в Московском университете никогда не существовало безраздельного господства какого-либо одного типа философии. В преподавании философии и в научных проектах общества распространялись идеи гегельянства, кантианства и неокантианства, позитивизма, персонализма, феноменологии, русской религиозной философии, которые вели между собою непрекращающийся диалог. В прошении об основании Общества, которое было подано в Министерство народного просвещения, было сказано о том, что целью общества является достижение посредством философии «естественного сближения» «многих наук, преподаваемых на различных факультетах, как-то: психологии человека, истории литературы, сравнительного языкознания, языкознания, энциклопедии права, государственного права, уголовного права, статистики, зоологии, антропологии, физиологии мозга и нервной системы, психиатрии, судебной медицины и других». Эта цель была, несомненно, достигнута; общество и было создано для реализации идеи диалога мировоззрений и за все годы своего существования постоянно поддерживало этот статус.

Русская философия является предметным и проблемным полем для диалога мировоззрений не только внутри себя, но и для внешних наблюдателей, представителей иных культур. Внимание к русской мысли за рубежом является свидетельством того, что ее ценности заняли определенное место в современном сознании и на Западе, и на Востоке. Об этом свидетельствует, в частности, перевод русского издания энциклопедии «Русская философия» (2007), подготовленного философским факультетом МГУ, на сербский (2009) и французский (2010) языки. Такое внимание очень ценно для русской философии, так как позволяет многое понять в ней «со стороны». Ведь для каждой культуры, как и для каждого человека, очень важно знать не только то, что он или она думает о себе, но и то, что о них думают и другие люди. Это необходимая предпосылка, можно сказать, презумпция всякого межкультурного диалога. В 60-80-е годы прошлого века бесспорное лидерство в области «русских исследований» принадлежало США. Эти исследования обильно финансировались из федерального бюджета, из частных фондов и других источников. Американская философская русистика развивалась в структуре специальной советологии, тесно соприкасаясь с так называемой общей советологией, ориентированной прежде всего на критику коммунизма. Квалификация советологов была разная. Некоторые из «специалистов по России» не знали даже русского языка и слабо представляли себе русскую культуру и философию (например, Томас Блейкли). Но были и серьезные ученые, профессиональные философы, например, – Джордж Клайн и Джеймс Патрик Скенлен. В настоящее время центр зарубежных исследований русской философии переместился в Европу, туда, где они первоначально зарождались, а интенсивность русских исследований в США заметно снизилась. Во времена существования СССР наибольшее число работ по русской религиозной философии принадлежало западным авторам. О русской религиозной мысли они писали зачастую вполне сочувственно, поскольку видели в ней «русскую альтернативу марксизму». Однако после распада СССР западные приоритеты в оценке русской философии радикально изменились. К преемникам бывших советологов пришло осознание того, что русская религиозная философия гораздо более враждебна по отношению к Западу и западным ценностям, чем коммунистическая марксистско-ленинская идеология. Об этом пишет в своем капитальном труде, посвященном современной русской философии голландский ученый Эверт Ван дер Звеерде. Марксизм и коммунизм, несмотря на свою антикапиталистическую направленность, являются плоть от плоти детищами Запада. В конце концов, марксизм родился не в Китае и не в Индии, а представлял собой новейшее слово европейской философии. Сегодня можно наблюдать на Западе, в противоположность тому, что было во времена существования СССР, резкая критика в адрес антизападнического содержания оригинальной русской философско- политической традиции.

Нельзя не отметить и противоположную тенденцию, проявляющуюся в связи с современным ростом дехристианизации европейского сознания. Озабоченные этим процессом представители церковных кругов обращают свои взоры на Россию и русскую религиозную мысль. Особо надо выделить работы недавно ушедшего из жизни кардинала Томаша Шпидлика, ведущего специалиста Ватикана по истории русской религиозной мысли. Он является автором более 20 книг на эту тему, написанных, главным образом, на французском языке. Среди его работ выделяется фундаментальная монография, переведенная на несколько языков «Русская идея: Иное видение человека» (русский перевод 2004 г.). В этой книге особо подчеркивается значение русской религиозной философии для современного человека как философии сердца в сравнении с западной философией, где остро ощущается дефицит сердца и любви.

Надо сказать, что совершенно иное по сравнению с западным, отношение к русской религиозной философии наблюдается в современном Китае, который в настоящее время стал одним из мировых центров русских исследований. Положительной особенностью китайских работ по истории русской философии является то, что они не отягощены грузом негативных идеологических установок по отношению к России и Советскому Союзу. В отличие от западных исследований, китайские изыскания осуществляются, главным образом, профессиональными философами, а не славистами, историками и филологами. Это ближе к российской, но не к западной исследовательской модели. Китайские ученые, особенно представители молодого поколения, рассматривают русскую философию в качестве оригинального варианта поиска национальной идеи в условиях глобализации, несущей угрозу потери национального своеобразия различных культур. В Китае наблюдается впечатляющий прогресс в области изучения русской философской мысли, публикуются переводы русских текстов на китайский язык, проводятся научные конференции, защищаются диссертации.

Методология описания истории русской философии напоминает «процесс снятия сливок», поскольку по соображениям новизны в нее включаются все новые и новые персоналии и течения, которые не исследовались ранее. Последние два десятилетия отмечены плодотворным возвращением в лоно отечественной культуры многих имен, идей, течений, целых периодов. Это одно из главных достижений отечественной философии. Известная пословица гласит, что новое – это «хорошо забытое» старое. Однако «хорошо забытым» бывает разное «старое», в том числе «старое» – забытое без всяких на то оснований. И отношение к этому «старому», т.е. к философскому наследию, может быть разным, - справедливым или несправедливым. Образец справедливого отношения к наследству можно найти у Ф. М. Достоевского. Это человек, прошедший каторгу, солдатчину и ссылку, и радикально переменивший свое мировоззрение. Однако Достоевский несмотря на мировоззренческие расхождения не позволял себе никаких уничижительных оценок в адрес Белинского и Чернышевского. Он считал, что «Можно очень уважать человека, расходясь с ним в мнениях радикально». Например, о Чернышевском он говорит, что «редко встречал более мягкого и радушного человека», который «никогда не обижал меня своими убеждениями». На фоне успехов по освоению наследия русской религиозной философии представляется очевидным, что модель отечественной мысли не в терминах борьбы, а в терминах диалога мировоззрений еще далеко не освоена и даже не осознана вполне. Во многом это продукт общей российской идейной атмосферы, где доминируют идеологические продукты (я не назову их идеологиями), которые неспособны на внутреннее производство собственных идей и нацелены на ретрансляцию идей, привнесенных извне и неукорененных в России. Эта атмосфера отнюдь не благоприятна для диалога мировоззрений внутри страны. Популистские идеологические продукты апеллируют лишь к краткосрочным потребностям завлечения электората, отсекая всех возможных конкурентов. Никакого диалога мировоззрений здесь априори не предполагается. Трансляторы (я не скажу – творцы) симулятивных идеологий абсолютно не понимают того, что примеры философского обоснования идеи свободы в такой стране как Россия надо искать не где-то на стороне, но, скажем, в трудах Герцена. Идею свободы в творчестве Герцена не только увидел, но и развил такой выдающийся теоретик либерализма как Исайя Берлин. Знаменитые две концепции свободы Берлина – «liberty from» и «liberty to» («свобода от» и «свобода для») им обоснованы именно на анализе философии Герцена. Сегодня философия Герцена, которого Берлин называл одним из трех величайших моральных проповедников России (наряду с Достоевским и Толстым) исключительно актуальна. Герцен, на самом деле, если отбросить ложные стереотипы советского догматического марксизма, – это один из самых тонких аналитиков и критиков демократии, это пророк грядущего омассовления и смесительного упрощения культуры, а также главнейший, наряду с Бердяевым, русский философ свободы.

Для понимания судеб развития истории русской философии как науки за последние два с небольшим десятка лет подходят как нельзя лучше такие слова: эта отрасль философского знания шла по прямой и хорошей дороге вперед, хотя никто ей эту дорогу не показывал. Cовременная российская власть, существующая в постпросветительской парадигме, не испытывает потребность в философском знании, в отличие от своей советской предшественницы, пестовавшей нужную ей философию, правда, вовсе не потому, что носители власти были интеллектуалами, но потому, что философия создавала надлежащее обеспечение для идеологии. Теперь философия отделена от власти, внимание которой направлено в сторону более практических дисциплин. Об этом пишет в своей недавно вышедшей из печати книге академик Гусейнов: «Философы оказались в тени. Они были отодвинуты на задний план, на задворки общественного пространства. Это легко доказать – достаточно вспомнить, кто получил известность в эти годы, посмотреть на так называемые узнаваемые лица и темы, которые по преимуществу обсуждались. Там нет или почти нет ни философов, ни философских проблем… О нас как будто забыли, даже особо не ругали. <…> философы сполна воспользовались той публичной тишиной, которая сложилась вокруг них, свободой, которую они обрели. Они ушли в свою профессиональную работу, причем эта работа шла не просто интенсивно, а я бы сказал – остервенело, как-то неистово» [Гусейнов 2012, 435]. После этих слов остается только пожелать всем нам успеха в нашей любимой работе.

 Литература

Гусейнов 2012 — Гусейнов А.А. Философия – мысль и поступок. СПб., 2012.