Идентификация. История. Человек |
Автор Козин Н.Г. | |
22.02.2011 г. | |
Статья исследует три круга проблем. Первые два касаются определения общей сущности феномена идентификации и анализа основных социальных функций идентичности в истории и жизни человека. Идентификация определяется как высшая форма социализации, способ связи человека с коллективными сущностями своей истории, акт отождествления себя с главными ценностями и святынями ядра своей культуры. Последний круг проблем освещает идентификационные противоречия современной России. Они приняли масштаб идентификационного кризиса. Его суть: попытка дважды за одно столетие придать политико-идеологическим ценностям - марксизму и либерализму - масштаб и глубину ценностей идентичности. В итоге это породило главную трагедию XX столетия России - стремление преодолеть основы локальности России как цивилизации в пространстве ее собственной истории.
The article investigates three types of problems. The first two concerns the definition of identity in history and human life. Identification is determined as the highest form of socialization, a way of connection a man with collective essences of his history, self identification with the greatest achievements of his culture. The latter underlines the identificational controversies of modern Russia. They adopted the scale of identificational crisis. It is essence is to try to give political ideological values - marxism and liberalism - twice in a century, the scale and depth of the values of identification. As a result it gave birth to the main tragedy of the 20-th century in Russia - the aspiration to overcome the basis of locality of Russia as the civilization in the space of its own history.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: идентификация, идентификационный кризис, негативная идентичность, функции идентичности в истории, социализация, идентификационные противоречия современной России.
KEYWORDS: identification, identificational crisis, negative identity, functions of identity in the history, socialization, identificational controversies of modern Russia. Идентификация - один из самых фундаментальных феноменов человеческого духа в человеческой истории, вырастающий из всей истории и культуры страны. Идентитет - это продукт сознания, доросшего до высших форм самосознания, до осознания сущности своего «я» в истории, которое дается человеку через акты связывания и отождествления себя с коллективными сущностями своей локальной цивилизации, культуры, исторической эпохи. В этом смысле идентичность манифестирует все основные символы включенности индивида в сообщество. В таком качестве феномен идентификации стал объектом исследовательского внимания многих научных дисциплин, поскольку обладает удивительной «проникающей» способностью. Все, что есть человек, и все, что обретает антропологические маркеры, становится носителем идентификационных сущностей, так как становится носителем сущности человека. В связи с этим в фокусе научной аналитики оказались: религиозная [Степанянц (ред.) 2003]; политическая [Капицын 1999]; этическая [Лебедева 1999]; лингвистическая [Наумов 2007]; возрастная [Эриксон 2006]; гендерная и профессиональная [Шнейдер 2007]; различные аспекты этнонациональной [Нарочницкая 2002; Тишков 2003; Хантингтон 2004; Овчинников 2005] и связанной с ней локально-цивилизационной идентичности [Кокка 2007; Тренин 2006]. Существенно расширяют тематический кругозор публикации американского совета по изучению идентификационных процессов современности как в специально этническом [Бассетти, Джанни (ред.) 2004], так и в общем культурологическом аспектах [Хоган (ред.) 2005, 2]. В контексте задач данной статьи, особого внимания заслуживают работы, освещающие идентификационные процессы на постсоветском пространстве: России [Панарин 2002; Горшков 2005; Акулов 2009; Королева 2005]; Украины [Смирнов 2008; Ульянов 2004]; Средней Азии [Абашин 2007]; Кавказа [Кавказская идентичность в российской социально-культурной трансформации 2007]. И, естественно, работы, исследующие феномен идентификации в общенаучном [Губогло 2003] и философском ракурсах [Свасьян 2009; Жукова 2009; Белинская 2007]. Наша цель - через анализ основных функций идентификации в жизни человека и общества выйти к определению ее сущности и вслед за этим к осмыслению основных идентификационных противоречий современной России. С идентификационной точки зрения, человек в специфически человеческих измерениях своей жизни живет в мире напряженных психологических и социальных мотиваций. И идентификация решает сразу множество проблем личности, а через них и самого общества. Первое. Рождаясь на свет, человек не рождает сразу ни собственное «я», ни зеркало, в котором оно могло бы отразиться. И то и другое продукт социализации и в нем - идентификации, завершающей себя в идентичности. Оно и есть зеркало, благодаря которому человек видит самого себя, может соотнести себя с самим собой и достичь акта тождества со своей собственной личностной сущностью, в которой отражается нечто большее, чем только мое собственное «я», но и вся система коллективных идентификационных сущностей всего общества. При этом идентичность, с одной стороны, сразу же дает всему духовные границы и в их пределах содержание, адекватное отношениям тождества со своей собственной сущностью. А с другой - выходит за пределы таких отношений, позволяя человеку сразу же осознать себя в терминах тех характеристик, которые отличают его от других людей. Идентичность становится символическим средством объединения с одними и дистанцирования от других, и в итоге человек идентифицирует себя только с тем, что являет для него его собственную сущность. Так благодаря идентификации человек окончательно обретает существование, идентичное своей сущности, и вслед за этим духовные и социальные основания и границы этой идентичности. Второе. Идентификация способствует нахождению нечто общего в межличностном общении, того, что человек имеет и в себе, но что по-настоящему ощущает, только соприкоснувшись с этим в другом человеке. Так один человек находит в другом продолжение самого себя - свое-другое-я, которое, несмотря на то, что оно другое, является началом, социально связующим их в единую общность. Alter всегда есть alter Ego. Так, благодаря идентификации человек преодолевает свое одиночество среди людей. Он оказывается в коллективе себе подобных людей, живущих в мире комплиментарной взаимности и взаимодополняющих способностей. Люди, живя для себя, начинают жить еще и друг для друга, обретая в этих процессах одно из главных измерений своей социальности. Ведь человек не только живет среди других людей, но в еще большей мере именно с другим человеком. А потому и ростки высших нравственных начал начинают произрастать в человеке лишь там, лишь тогда и лишь постольку, где, когда и поскольку, все совершающееся в другом и с другим, переживается как нечто, совершающееся с нами. Третье. Идентификация реализует потребность в ощущении глубоких временных - исторических корней, гарантирующих прочность и безопасность бытия, на путях отнесения себя к стабильной связи преемственности, превосходящей масштаб собственной жизни и находящей ее в масштабах эволюции всего общества. Без истории мы не намного больше, чем просто ничто. Ведь «настоящее - всего лишь поверхность, почти не имеющая толщи, тогда как глубинное - это прошлое, сложенное из бесчисленных настоящих, своего рода слоеный пирог из моментов настоящего». [Ортега-и-Гассет 2009, 164] Сохранить идентичность - значит сохранить основы социальности, культуры, духовности, средства для их адекватной трансляции от одной эпохи и периода истории к другим. Это значит, что надо научиться жить позитивно усвоенным прошлым так, чтобы оно стало частью творимой современности. Только так можно не противоречить законам преемственности. Только так можно сохранить связь преемственность и, как следствие, целостность всей истории - временной, ценностной и смысловой ее связности. Четвертое. Идентификация способствует становлению системы социально значимой ориентации, дающей возможность отождествлять себя с некими общепризнанными интересами и стандартами жизни, ценностями и идеалами. Она актуализирует акт интериоризации - формирования внутренних структур человеческой психики благодаря усвоению структур внешней социальной деятельности. Согласно «общему генетическому закону культурного развития», «всякая высшая психическая функция необходимо проходит через внешнюю стадию в своем развитии, потому что является первоначально социальной функцией». [Выготский 1960, 197] В этом смысле все человеческое в человеке появляется на сцене его жизни дважды, в двух планах, сперва - социальном, потом - психологическом, сперва между людьми, потом внутри человека. А потому и мысль отдельного человека это во многом мысль всего человечества, и человек настолько является человеком, насколько воплощает в себе все человечество. Идентичность предстает как способ соединения человека с собственной самостью - «я» через интеграцию с социальной общностью любого иерархического ряда, начиная с семьи и кончая человечеством. В итоге благодаря идентификации человек прорывается к коллективным сущностям социума, питающих его душу не только материальными интересами, но и духовными основами истории. Отсутствие связности с какими-либо коллективными сущностями социума неизбежно рождает моральное одиночество человека, а в пределе - и моральное одичание. Самое жестокое одиночество рождается там, где человек живет без любви. Общество собирается многими факторами человеческой жизни, но этическими в первую очередь. Так, благодаря идентификации человек преодолевает бездуховность - свое одиночество в себе самом. Он перестает ощущать бессмысленность своего существования, наполняя его ценностями и святынями, по своему значению намного превосходящими время собственного существования. Обретая смыслы для своего существования, человек наделяет свое бытие духовной устойчивостью, дарующей средства, оправдывающие его бытие. Психологически - идентификация это главная часть проекта социализации и в его пределах способ обретения личностью своего «я», ибо я обретаю себя, свое «я» в той мере, в какой отождествляю себя с тем, что находится вне меня, кладу его в основание своей души. Любое общество живет и крепнет, достигает высших степеней единства через акты идентификации с основами своего бытия в истории всех своих членов. Но главное, в итоге актов идентификации человек избавляет себя от уз онтологического одиночества - от сомнений относительно базовых ценностей и смыслов своей жизни и от неопределенности относительно главного вопроса своей жизни - кто есть «я». Ответы на все эти вопросы даются человеку с помощью его связи с той силой, к которой он себя причисляет и с которой в итоге отождествляет. В этом смысле человек есть то, с чем он себя отождествляет. Подобно воде, не имеющей собственной формы, он приобретает ее в зависимости от того, с чем себя отождествляет. Ведь индивидуальная сущность человека, ее базовые ценности и смыслы жизни определены тем социумом и в нем теми его коллективными сущностями, в которых не только растворено мое «я», но и из которых оно рождается. Коллективные сущности, связность с ними человека спасает его от самого страшного недуга человеческой души - социальной и моральной изоляции и, как их следствия, - глубокого одиночества. Это когда человек перестает жить в самом населенном мире - в мире человеческой духовности, насыщенной аксиологическими смыслами бытия. Подлинное одиночество - одиночество с онтологической глубиной - это больше, чем просто отрыв от другого человека. Это еще и отрыв от человека в самом себе, от своей человеческой сущности, ее главных ценностей и смыслов. После чего жизнь превращается в самую страшную пытку на свете - в пытку бессмыслием существования, завершающим себя провалом во времени. Где истощаются смыслы жизни, мы умираем. Лишенный базовых ценностей и смыслов, человек начинает жить на обочине жизни, подобно паразиту высасывая из нее соки не для жизни, а для смерти. В этом смысле идентитет - это кладезь символического капитала социума. Он несет систему жизнеутверждающих символов. И борьба за идентитет - это всегда борьба за символическое влияние на человека. В связи с этим можно указать на два самых социально значимых источника идентификации личности, рождающие соответствующие им два разных субъекта истории, два типа коллективных сущностей и два способа выражения социальной лояльности. Первый имеет истоки своего происхождения в сфере человеческих интересов, второй - в сфере человеческих ценностей. Таким образом, идентификация - высшая форма социализации, способ связи человека с коллективными сущностями своей истории, акт отождествления себя с главными ценностями и святынями ядра своей культуры. Идентификация - это акт становления собственной сущности через сущность того, с кем я себя идентифицирую. Это главное событие в социализации личности, благодаря которому устанавливаются связи с коллективными сущностями истории, культуры, духовности своей страны. Идентификация - это «я», нашедшее свое «мы» и в нем полностью и органически растворившееся. Тем самым идентификация - это не простой продукт простых консенсусных решений, принимаемых от случая к случаю элитой под давлением новых политических идеологем и во имя их осуществления в истории. Это вообще радикально надполитический феномен, выражающий не только и не столько то, чем живет человек - сферу его интересов, сколько то, во имя чего он проживает свою жизнь - главные ценности и смыслы его культуры. Идентитет и связанная с ним идентификация - это вершина, в которой воплощает себя основание социума, все корни бытия человеческого в человеке. Это главное место в человеке, где происходит аккумуляция и закрепление исторического, экономического, социального и символического капиталов социума. Исторического, представленного освоенным опытом своей истории, ее взлетов, прорыва к освоению новых форм исторического творчества и падений на дно исторического бытия, застоя и отчаяния. Экономического - материальными итогами развития социума, измеряемого в уровни развития производительных сил общества, по преимуществу его вещным богатством. Социального, воплощенного в социально солидарных формах существования, во всех практиках жизни с другими и для других. Символического капитала, который ищет и находит себя в главных и немеркнущих святынях своей души. И здесь вера в широком смысле предстает самым эффективным, доступным и удобным инструментом для культивирования коллективных сущностей социума и скрепления в нем уз социальной солидарности духовными средствами. Она задает основное содержание ценностно-смысловой парадигме сознания и вытекающих из нее стереотипов жизненного пути. Вот почему идентитет и связанная с ним идентификация - это абсолютно несменяемое состояние духа и души общества, которым она не только обозначает свое «я», но и утверждает его в потоке мировой истории и культуры. Соответственно, это то, что вырастает из души общества, всего духовного опыта освоения действительности. Идентичность - важнейший акт самоосознания обществом и в нем любой личностью самих себя, сущностных основ своего бытия в истории. И в таком качестве - фундаментальных феноменов сознания и самосознания человека, она вооружает человека сознанием самых глубинных, в пределе архетипических оснований бытия своей души, творит человека по образу и подобию системы сущностей своего времени, подчиняя его жизнь сущности вещей, а не их превращенным формам. Ведь что значит сознавать? Это значит подчинить себя действию сущности вещей. В этом смысле проблема идентитета и идентификации - это проблема того, как мыслит, чувствует и действует человек во всех формах своего воплощенного единства со своей историей, культурой, духовностью, с позиций любой формы своего социально, экономически, политически стратификационного бытия. Идентичность - это и результат осознания, глубокой рефлексии над прежде неосознанными представлениями о себе. Идентификация позволяет человеку проникнуть в ядро собственной субъективности, постичь себя в своей неповторимости и на этой основе создать внутренне устойчивый образ своего индивидуального «я». Выражая самую глубинную часть самосознания человека, идентификация - это такое его затравочное ядро, из которого вырастают все акты тождества человека со всем сущим. Это субъективное и психологически весьма вдохновенное ощущение тождества и одновременно с этим целостности: тождества с самим собой и целостности, которое дается ощущением принадлежности к коллективным сущностям социума и через них к тем или иным социальным общностям. В своем этнокультурном пределе это постоянно осуществляемый плебисцит по поводу сущности своей исторической и общественной самости, процесс и результат самоопределения в главных своих коллективных сущностях и святынях. Это, соответственно, тождественность общества своей исторической, культурной и духовной сущностям и та преемственность, которую она утверждает в их историческом развитии. Вырастая из духовных основ истории и воплощаясь в основах души каждого человека, идентификация - акт, связывающий душу общества и в ней душу каждого отдельного индивида, с духовными основами их истории, делающий их тождественными сущности этой истории. Она делает человеческую жизнь более осмысленной и стабильной, связывая ее со смыслами социального целого, с его коллективными сущностями. А их субъект-носитель в истории - социально-культурная общность. Вот почему для того, чтобы обрести свою идентификационную сущность, необходимо обрести себя в обществе. А это процесс обретения в себе истории и культуры своего общества, сущность которого составляет духовное погружение индивида в коллективную реальность и ценности, воспитание себя через эту реальность и эти ценности. Так человек приобщается к обществу - через связь с коллективными сущностями своей истории и культуры. Их разрушение - коллективных сущностей и связанных с ними социальных связей - вот что лежит в основе обострения кризиса идентичности. А посему, когда рушатся идентификационные основы общества в истории, рушится само общество - духовные основы истории в основах ее души, а вслед за этим и ее история. Рушится целый мир в мире миров локальных цивилизаций и культур человечества. И в этом заключена сущность завершающего акта коллапса истории. Там, где рушатся связи, связывающие их в единое целое, рушится и социальное целое, и в нем сам человек. Так социум входит в состояние глубокой патологии, когда «все находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни, и каждый с самим собой». [Платон 1972 III, Ч.2, 87] И, думается, все потому и находятся в войне со всеми, что находятся в войне с самими собой - с главным в содержании своей идентификационной сущности. Самая меньшая угроза для человека, теряющего идентичность, это жизнь в конфликте с самим собой, который является лишь частью конфликта человека со своим временем. Но он может разрастись до такой степени, что человек вообще перестает жить в своей истории и для своей истории - становится просто чужд ее идентификационным основам, а через них и самого общества. И в таком идентификационном конфликте со своей историей человек либо окончательно маргинализируется и оказывается на обочине истории, либо просто гибнет, либо становится предвестником или даже активным участником новых идентификационных мутаций социального духа, завершающих себя в новой истории. Но будет ли эта история адекватна идентификационной сущности общества или оно войдет в непримиримое противоречие с идентификационными основами новой истории, кто победит в идентификационных битвах истории, общество или история - новое общество или старая история, старое общество или новая история или новое общество новой истории? Это один из основных и, пожалуй, самых трагических вопросов всей всемирной истории, рожденных ее идентификационными противоречиями. И он решается двумя способами. Либо методами цивилизационной модернизации, когда историческое в обществе и социальное в истории, сохраняя свою идентификационную матрицу, вступают в гармоническое взаимосовершенствование и на этой основе устремляются к освоению новых формационных качеств общественного прогресса. Старая идентификационная сущность, сохраняясь в истории, модернизируется, обретает новое историческое содержание и облекается в новые исторические формы. Так сохраняется общество для истории и история для общества. Они узнаваемы во всемирной истории, поскольку и общество, и история продолжают жить в согласии со своей социальной и исторической сущностью, преемственно продолжают одну и ту же историю- с одной локально-цивилизационной сущностью. Либо идентификационные противоречия истории начинают решаться методами цивилизационного переворота, когда идентификационная матрица, лежащая в основе существования общества в истории и истории в обществе, просто устраняется из истории. Общество перестает жить в истории, а история - в обществе, они становятся принципиально чуждыми друг другу, поскольку в них перестает жить вся система их коллективных идентификационных сущностей. То, что связывало общество и историю - духовные основы истории в основах души общества аннигилирует. Общество начинает искать себя в новых духовных основах истории, устремляется к новым идентификационным сущностям своей души и вслед за этим и к новой истории. Как правило, такие радикальные духовные, ценностно-смысловые мутации в идентификационных основах общества происходят в контексте решения задач по освоению новых формационных качеств общественного прогресса. Для своего утверждения в истории они нуждаются в модернизации этико-смыслового ядра культуры общества и в итоге - во взаимоадаптации локально-цивилизационной сущности истории с результатами формационного прогресса общества, с новыми принципами экономики, политики, социальности. Новые формационные качества общества обретают свою реальность в истории не сами по себе, а с опорой и посредством человеческого сознания, там и постольку, где и поскольку находят себе опору и оправдание в духовных основах общества в основах его души. Все новое лишь тогда побеждает в истории, когда оно закрепляется духовно и вслед за этим становится частью коллективных идентификационных сущностей общества. И если общество не справляется с задачами модернизации старой идентификационной матрицы своей истории и, как следствие, оказывается бессильно освоить новые формационные качества общественного прогресса с опорой на этико-смысловое ядро своей культуры, происходит неизбежное в истории. Общество, теряя в себе историю, свою историческую идентификационную сущность, теряет себя в истории, свою социальную идентификационную сущность. Общество с разрушенной идентичностью перестает задавать вопросы самому себе, ибо лишается центров социального самосознания. Идентификационный кризис рождает такие идентификационные мутации общества в истории и истории в обществе, которые завершаются их взаимоотрицанием и полным коллапсом социальной истории. В этом смысле история человечества движима историей борьбы и смены идентификационных кодов культуры и духовности, тех коллективных сущностей общества, с которыми человек не просто себя связывает в основах своей души, но которыми живет его душа. Общество сохраняет себя до тех пор, пока люди, его составляющие, связывают себя с духовными основами его существования в истории. И как только разрывается связь между людьми и обществом по критериям его коллективных сущностей, как только люди отказываются от исповедования святынь этого общества, оно распадается. Распад времени начинается с распада его базовых ценностей и смыслов бытия. Вне идентичности - связности с коллективными сущностями социума - человеческая жизнь склонна к фрагментации и проживанию через череду несвязанных эпизодов, в которых теряются сами смыслы существования. Распад духовных основ общества в основах человеческой души, завершая распад данной культуры и духовности в душе человека, завершает распад общества.. Таким образом, исходные источники не только стабильности, но и самой жизненности истории своими корнями уходят в стабильность и жизненность ее идентификационных основ. В этом смысле мы переживаем кризис кризисов - так можно определить потерю самоидентификации по всем направлениям идентичности России, лежащей в основе всех остальных кризисов постсоветской России. Именно он, подобно первому камню в горной лавине, срывает с места все прочие ее кризисы. И сущность этого кризиса прозрачна - если и не полная хаотизация, то радикальное уменьшение идентификации людей России с ее коллективной реальностью и вырастающей из нее всей системой коллективных сущностей, которые они прежде не просто разделяли и поддерживали, но за которые они еще и умирали в своей истории. Мы теряем идентичность - становимся людьми неидентифицируемой истории, культуры и духовности, а вслед за этим теряем ощущение живой общности людей, объединенных общими коллективными сущностями, несущими в себе смыслы для того, чтобы жить - и чтобы умереть. В современной России происходит радикальное сужение пространства общих ценностей и святынь, образуется все больше людей, находящихся во все большей духовной дистанции от России, живущих не из самого сердца своей истории, культуры и духовности, а из периферии чувств. Они рождаются чем угодно, но не ценностями и смыслами исторической России, в лучшем случае созерцанием, но никак не проживанием их в себе. И как закономерный итог: Россия - страна с радикально хаотизированными смыслами существования в своей собственной истории, и его источник - в хаотизации идентификационных основ существования в истории. В этом суть базисной беды современной России. И это многое объясняет в том, почему XX столетие для России стало веком падения в уничтожающий себя нигилизм и исторический анархизм. Мы живем в духовном кошмаре вакуума идентичности. Не просто разбалансировки разнообразных форм идентитета в истории. Это всего лишь самый поверхностный слой идентификационных проблем современной России. За ним скрывается нечто более трагическое - попытка выхода России вообще из идентификационной сферы своего существования в истории. Человек России утратил осмысленный мир и в нем то «я», которое жило в этом мире смыслов, исходящих из духовного центра его общества -культуры и истории. И как следствие, современная Россия живет в условиях жестокого противоречия между текущими, актуально переживаемыми формами экономической, политической и социальной жизни с ее глубинными сущностями. С ними просто никто не хочет считаться и именно как с общественными сущностями. И как закономерный итог - мы окончательно вываливаемся из своей собственной исторической реальности. Начинаем производить больше истории, чем можем переварить, или такую, которая, противореча нашей исторической сущности, в таком качестве просто не может быть нами освоена или освоена без великих потрясений нашей истории и нашей души. И вот почему. Там, где человек теряет идентичность, развязывается цепь событий, которые начинают крушить то единство, в котором пребывает сущность человека с формами ее существования. И здесь особую роль играет центр смысла всех смыслов - ценностно-идентификационное ядро социальной культуры. Именно вслед за его хаотизацией, не говоря уже о потере, мы начинаем существовать без своей сущности - не сущностью своего существования, а ее вырождающимися формами. Происходит потеря человеком природы своей целостности. Он перестает быть «у себя дома», хозяином своей сущности, поскольку именно она и теряется в актах преодоления идентичности. Потерять идентичность, значит, потерять сущность в самом себе, перестать быть самим собой, определять свое бытие своей сущностью - жить сущностью своего существования, их единством. Потеря идентичности - это потеря жизненной энергии, творящей человека, а через него и мир его культуры и истории. Психологически все это воплощается в идентификационном неврозе. Он рождается из неполноты человеческого бытия, вскармливается не-целостностью человеческого существования, неспособностью в полной мере жить своей жизнью. Быть там, где ты уже есть, быть тем, кем ты уже являешься - быть в гармонии с миром, который в тебе живет, которым ты живешь, который тобой живет. Идентификационный невроз - это способ избежать не-существования, избегая всех форм существования, как если бы можно было творить историю, избегая своего прошлого, созидать культуру, отказываясь от ее духовных основ, преодолевая в себе все свои коллективные сущности. Безумием существования в отрыве от своей сущности, вот из каких глубин противоречий подпитывается идентификационный кризис и его психологическая проекция - идентификационный невроз. В своей экзистенциальной глубине потеря идентичности - это скольжение к самой нижней точке падения души, готовой соприкоснуться с истоками онтологической пустоты, с тем, что не оставляет места для сущего, кроме того, которое навязывается практиками тотального отрицания. И в своем отрицании ценностей исторической России мы, кажется, дошли до предела, до того, что нам больше просто не от чего отказываться. Мы достигли таких глубин отрицания, которые недоступны даже безумию, освоили странный способ существования - только через отрицание. С энергией умалишенного мы цепляемся за все, что разрушает нашу историческую идентичность. И подобно тому, как эпилептик расточает себя в своих припадках, мы разрушаем себя в своем отрицании самих основ нашего идентитета. Мы превратились в людей, страстно влюбленных в свою ненависть. Оседлав пафос критической сенсационности к породившему нас общественно-политическому строю жизни, мы стали одержимы злобной критикой всего - больного и здорового в пространстве нашего исторического существования. А злая критика, касаясь даже больного места, не излечивает, а лишь усиливает боль. И в этом мы опираемся на глубоко укоренившиеся и порочные практики своего позиционирования в истории. Россия уже давно занимается самоубийством своей души. Дважды за историю XX века - в Октябре 1917-го и Августе 1991-го - мы столкнулась с опустошительным нашествием философских, экономических и политических идей, в начале века марксистских, в конце - либеральных. Этот эффект производят не только и не столько сами по себе идеи, сколько практики их отчаянной идейной абсолютизации и в таком качестве осуществления их в России любой человеческой ценой посредством еще и абсолютизированных средств государственного насилия. Мы очень часто приносили себя в бессмысленную жертву молоху абстракций жизни и истории. А ведь ничто, что жизненно в этом мире, нельзя мыслить, а тем более осуществлять и связывать с реальностью без ограничений. Даже сама свобода рождает в самой себе свои принципиальные ограничения. Россия в своей истории давно страдает как от абсолютизации практик несвободы, так и от абсолютизации практик свободы и, соответственно, от неурегулированности отношений между свободой и несвободой - неспособности выйти на срединный путь в их отношениях друг с другом. Россия давно болеет практиками абсолютизированного творчества в своей истории. Так что эффект двойной абсолютизации политико-идеологических идей в геополитическом пространстве России небезпредпосылочен. Он рожден более глубокими идентификационными практиками - попытками придать им масштаб и сущность социально-идентификационных идей. Они и завершают себя в стремление превратить Россию в чисто политико-идеологическую общность, только этими политико-идеологическими идеями и объединенную, и спасаемую в истории. Идея «спасения» приходит в Россию от имени идеи общественного прогресса, но странным образом трактуемого. Наши западники твердо убеждены, что целями и ценностями общественного прогресса, убедительные и наглядные образцы которого не без оснований ищутся в формах общественной жизни современного Запада, можно оправдать какое угодно обращение с собственным народом, в частности, с его идентификационными сущностями, любые аберрации в ценностных основаниях целой страны. Отсюда и установка на необходимость полного отказа от собственных исторических начал во имя осуществления целей и смыслов неопределенного прогресса - нечто, что только должно будет придти в Россию в будущем со всеми неожиданностями и неопределенностями, ему сопутствующими. И во имя этого актуализируются все формы насилия в России, насилия над ее социальной и исторической сущностью во имя осуществления новых «великих идей», но, несмотря на это, всегда ограниченных в историческом пространстве-времени именно своей политико-идеологической сущностью. Идеологических обществ вообще не бывает в истории, а если и бывает, то только на какой-то ограниченный исторический период и этим они очень рискуют в истории. Поскольку политическая идеология и связанные с ней ценности приходят в историю на время, в лучшем случае во имя модернизационного прорыва в истории, а социально-идентификационные ценности - культура, духовность, общность ментального кода и исторической судьбы - навсегда. Политическая идеология не может заменить института духа - историю, литературный язык, нормы морали, изящные искусства, так как именно они превращают нас в тех, кто мы есть и оставляют самые глубокие отпечатки в душе человека, которые не в силах удалить никакая идеология. И политическое кредо не создает общества, оно только добавляет к тем ценностям, смыслам и интересам, которыми оно живет, наиболее актуально переживаемые, заданные конъюнктурой конкретики исторической ситуации. Любая политическая идеология становится оправданной, когда она врастает в тело и душу общества, лишь тогда, когда ее подкрепляют и наделяют значением ценностей и смыслов культуры и истории. Все это особенно важно осознать здесь и сейчас - в современной России, в условиях ее глубокого идентификационного кризиса. Ведь конечный источник кризиса России- это маниакальное стремление организовать свою историю и в ней - свое историческое творчество на внеисторической основе. Роковой ошибкой и Октября 1917-го, и Августа 1991-го стало совершенно неестественное игнорирование прошлого России. В своей истории мы постоянно попирали ее основы - базовые ценности и святыни, занимались неслыханным саморазрушением и вслед за этим на протяжении жизни не одного поколения смотрели в глаза историческому безумию и в той самой мере, в какой утрачивали одну за другой части общей души общества. Все это завершилось неизбежным - утратой нити собственной исторической судьбы. Поэтому надо перестать растворять свое социальное «я» в новомодных учениях и идеологемах, больше того, размазывать его в многообразии культур и цивилизаций. Таким путем не овладевают мудростью бытия, таким путем происходит оборачивание мудрости мира сего в его безумие. Судя по всему, наша история еще не завершилась для нас становлением нас в качестве развитого общества, адекватного своей сущности. Хуже того, всякий раз в погоне за очередной исторической модернизацией мы теряем идентичность, все явленные ею в современной истории атрибуты. И всякий раз самосознание общества оказывается в руинах, поскольку на алтарь победы в исторической модернизации мы умудряемся приносить нашу историческую сущность - идентификационными сущностями своей души платить за прорыв в новое измерение истории. Это в корне порочная практика творческого присутствия в истории, чреватая тотальной деисторизацией общества в истории, потерей всех идентификационных сущностей страны и в итоге - самой ее субъектности в истории. Так, теряя идентичность, мы производим время, которое нас уничтожает. Мы потому и загадка для самих себя и для всего мира, поскольку, живя в культурно расщепленном пространстве с глубоко дезориентированным социальным самосознанием, не можем правильно определить «образ самих себя». И это всякий раз происходит там и постольку, где и поскольку мы отказываемся от позиционирования себя в истории, не только от развития, но даже и от самого сохранения начал собственной истории. В самом деле, как можно правильно определить «образ самих себя» в условиях, когда мы продолжаем инициировать процессы распада коллективной памяти, в частности, отрицаем традиции, питающие историческое самосознание. Ни одна страна не способна произвольно поменять свое прошлое и, тем более, отказаться от него вообще. Мы же в угаре исторического самоотрицания готовы совлечь с себя все, что пришло к нам из нашего прошлого. Стремление оседлать общественный прогресс в полном отрыве от корней прошлого, в конечном счете, вырождается в пустоту, утрату настоящего, а вслед за ним и самого будущего, от имени и якобы во имя которого попирается прошлое. Прошлое имеет несомненные творческие силы творить будущее, если оно присутствует в каждом элементе настоящего. Вот почему общество, отсекающая себя от своей собственной традиции, - обречено, ибо живет тем, что постоянно оживляет для себя свое прошлое. Только так можно не задохнуться своим прошлым. И будущее общества принадлежит тому, кто овладел его прошлым, кто, оседлав традицию, поставил прошлое на службу настоящему. Не сделав этого, нельзя быть в истории и историей. Мы же неимоверно проблематизируем свое прошлое, и оно для нас становится источником невыносимого пессимизма и отчаяния. Отсюда не только пугающие разрывы в исторической памяти и смысловая хаотизация исторического самосознания, но и вытекающая из них потеря веры в свое прошлое. А она неизбежно дискредитирует настоящее и подрывает веру в будущее, саму возможность с таким прошлым претендовать на продуктивное историческое творчество. Так мы превратились в страну, лишенную устойчивой социальной и исторической идентичности. Ибо в своей истории неоднократно позволяли осуществляться тому, что достаточно близко стояло, если и не к историческому абсурду, то к самым разрушительным практикам истории - к тому, что радикально вычищало пространство ценностей и смыслов нашей истории от ее базовых идентификационных сущностей. Мы стали свидетелями и невольными участниками эпидемии исторической невменяемости от имени и во имя торжества идей либерализма. Август 1991-го сделал ставку на то, чтобы основные итоги развития России за XX столетие были потеряны. Дискредитацией истории, обесцениванием ее главных результатов были разрушены исторические устои нашего существования в истории. Все сущее живет исходя из своего прошлого, и общество, потерявшее свое прошлое, радикально выпадает из цепи совершенствования во времени. Оно становится чуждым самой идеи времени, совершенствования, а значит, и существования. В итоге мы втягиваемся в существование на условиях оккупированного сознания. Это когда командные высоты в человеческой психике захватываются очередным «великим учением» и от его имени реформами, которое отказываются считаться с локально-цивилизационными константами страны. Ведь что значит захватить командные высоты в человеческой психике, особенно в смысло-мотивационной сфере? Это и значит получить доступ к идентификационным сущностям истории, взять контроль над ними, который способен завершиться чем угодно, - произвольным манипулированием не просто социальными интересами, но и самим общественным самосознанием, его базовыми ценностями и святынями. Так наше историческое самосознание легко вбивается в рабское состояние. Мы становимся носителями мышления, радикально чуждого всякой живой действительности и в ней - ее главным ценностям и святыням. Сама свобода в социально-идентификационных процессах начинает трактоваться достаточно странным образом: делать все для того, чтобы в итоге стать ничем. Ведь человек, лишенный идентичности, способен, подобно мифическому Протею, принять любой облик, но, в отличие от своего мифического прототипа, ни один из них не становится подлинным для него. Человек, идентифицирующий себя со всем, именно поэтому по-настоящему ни с чем себя не связывает. Так человек вместе с потерей идентичности теряет источники подлинного существования, аутентичного его истинной сущности. Это тот случай, когда лекарство - человеческая свобода, призванное исцелять, само превращается в болезнь, ведущую человека к новым формам вырождения. В итоге мы становимся радикально и безвозвратно чуждыми самим себе. И не в последнюю очередь постольку, поскольку допускаем безграничную свободу в интерпретации идентификационных основ страны и тем самым ликвидируем сам предмет интерпретации. Идентитет - это душа общества, ее вечно плодоносящий корень, и когда идентитет начинает исчезать, вслед за ним начинает разлагаться и тело общества, исчезать люди, с этим обществом себя связывающие. Душе становится очень неуютно жить в теле такого общества. Но как можно жить в согласии со своей социальной и исторической сущностью, когда продолжает культивироваться комплекс неполноценности по отношению к культурным и духовным основам существования общества в истории. Общество настойчиво устремляют к тому, чтобы упразднить его идентичность, развеять по ветру его самость, неповторимое культурное и духовное «я». Тем самым нам навязывают отрицательную идентичность, суть которой в том и заключается, чтобы основывать свою идентичность больше, чем на отрицании, а именно на ненависти к тому, что отрицается. А это на постоянной основе удерживает нас в положении жертвы всех актов нашей идентификации. Поскольку ненависть, культивируемая в них, продолжает доминировать над всеми чувствами и мыслями нашего общественного сердца и сознания, разрушая их историческую суть - вытесняя на периферию социального бытия нашу собственную общественную самость. Таким образом, человек России оказался в ситуации глубокого идентификационного одиночества - отсутствия связности себя, своего сознания и самосознания с главными коллективными сущностями своей истории, культуры, духовности. История России начала твориться странным «субъектом» - во всем оппозиционным принципам исторической России. Его характерная особенность поведения в истории: любая экономическая, политическая или социальная проблема начинает решаться самым радикальным образом, как проблема якобы не совместимая с существованием исторической идентичности России. Эта идентичность неожиданно оказывается главным препятствием на пути общественного прогресса, и как следствие - любой модернизационный проект в истории начинает совмещаться с попытками изменения типа локальности России как цивилизации. На волне модернизационных прорывов в истории страна втягивается в идентификационный кризис - идентификационные оргии по поводу исторической полноценности коллективных сущностей своей истории, культуры и духовности. Мы проигрываем битву за свою историческую идентичность именно потому, что до сих пор сторонимся освоения ценностей, смыслов и способов бытия в истории. Страна со сломанной идентичностью напоминает человека, теряющего свою душу, и как следствие начинает путаться в реальности - не понимать сущности данного, отказываться от того, что есть, и устремляться к наслаждению тем, чего нет. Так страна порывает связи не только с сущностью своей истории, но даже с ее внешней оболочкой. Так она устремляется в инфернальный поток истории, в котором рискует аннигилировать как страна, окончательно потерять связь с собственной историей и культурой и вслед за этим базовые смыслы и ценности своего существования в истории - саму потребность в вопросе «зачем жить». В итоге человек современной России живет в трудно переносимом настоящем, поскольку оно взращено дискредитированным прошлым, на которое ему трудно опереться, и будущим, которое ему кажется недосягаемым, поскольку он не видит в нем места для самого себя. Отсюда и угроза массовой социальной и политической апатии - отхода от политики и ответственного гражданства. Отсюда и непомерный инфантилизм и из него вытекающий чванливый индивидуализм, социально и ментально атомизирующий российское общество, расталкивающий людей России на ничем друг с другом не связанные атомы. В начале XXI века нам все-таки удалось остановить свое падение у самой границы, отделяющей нас от исторической катастрофы. Но главный вопрос нашего современного исторического бытия: «кто мы - Россия?» пока еще не снят с повестки дня. Мы до сих пор так и не определились с главными идентификационными сущностями нашего существования в истории. Так неужели мы пережили все наши противоречия, все наши роли в истории уже сыграны, наша историческая сцена окончательно опустела, а культурные и духовные ценности окончательно девальвировались и перестали быть идентификационными святынями - духовными основами нашей истории в основах нашей души? Неужели нам осталась печальная участь исчезающих цивилизаций и культур - напоследок всласть насладиться эпилогом нашего ухода из истории? Все это вопросы кризисного социума и кризисной страны. И ответы на них следует искать в новых практиках исторического творчества, в частности, в переходе от политики актуализации ожиданий к реализации реальных программ развития, развивающих Россию как историческую на основе базовых ценностей ее идентичности. Для того чтобы перестать быть беспорядочно движущейся массой в пространстве собственной истории, нам необходимо вернуть Россию в ее исторические границы - вновь обрести свои святыни, а вместе с ними и те главные смыслы существования, которые могли бы помочь нам оправдать все скорби человеческого существования, все тяготы творческого присутствия в истории.
Литература Абашин 2007 - Абашин С.Н. Национализмы в Средней Азии: в поисках идентичности. СПб., 2007. Акулов 2009 - Акулов Д.А. Цивилизационное развитие и российская идентичность. М., 2009. Бассетти, Джанни (ред) 2004 - Bassetti P., Janni P. (ed.) Italic identity in pluralistic contexts: toward the development of intercultural competecies. Washington, 2004. Белинская 2007 - Белинская А.Б. Идентификация конфликтов в современной России как философская проблема. М., 2007. Выготский 1960 - Выготский Л.С. Развитие высших психических функций. Из неопубликованных трудов. М., 1960. Горшков 2005 - Горшков М.К. Российская идентичность в условиях трансформации. Опыт социологического анализа. М., 2005. Губогло 2003 - Губогло М.Н. Идентификация идентичности. Этносоциологические очерки. М., 2003. Жукова 2009 - Жукова О.И. Самость человека как предмет социально-философского анализа. Кемерово, 2009. Кавказская идентичность в российской социально-культурной трансформации 2007 - Кавказская идентичность в российской социально-культурной трансформации. Сб. ст. Нальчик, 2007. Капицын 1999 - Капицын В.М. Политическая идентификация как механизм институализации политического участия. Автореф. дис. докт. полит. наук. М., 1999. Кокка 2007 - Кокка Ю. Границы Европы и идентичность: исторический опыт и вызовы современности. М., 2007. Королева 2005 - Королева Л.Г. Культурно-цивилизационная идентичность России (история, сущность, перспективы). М., 2005. Лебедева 1999 - Лебедева Н. М. Введение в этическую и кросс-культурную психологию. М., 1999. Нарочницкая 2002 - Нарочницкая Н.А. Россия и русские в мировой истории. М., 2002. Наумов 2007 - Наумов В.В. Лингвистическая идентификация личности. М., 2007. Овчинников 2005 - Овчинников В.В. Сакура и дуб. М., 2005. Ортега-и-Гассет 2009 - Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства. // Кризис сознания. М., 2009. Панарин 2002 - Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002. Платон 1972 - Платон. Сочинения в трех томах. М., 1972. Свасьян 2009 - Свасьян К.А. Человек в лабиринте идентичностей. М., 2009 Смирнов 2008 - Смирнов А.С. История Южной Руси. М., 2008 Степанянц (ред.) 2003 - Религия и идентичность в России. Отв. ред. Степанянц. М.Т. М., 2003. Тишков 2003 - Тишков В.А. Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии. М., 2003. Тренин 2006 - Тренин Д.В. Интеграция и идентичность: Россия как «новый Запад». М., 2006. Ульянов Н.И. 2004 - Ульянов Н.И. Украинский сепаратизм. Идеологические истоки самостийности. М., 2004. Хантингтон 2004 - Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности. М., 2004. Хоган (ред.) 2005 - Hogan J.P. (ed.) Cultural identity, pluralism and globalization. Vol.2 Global ethics and religions pluralism. Washington, 2005 Шнейдер 2007 - Шнейдер Л.Б. Личностная, гендерная и профессиональная идентичность: теория и методы диагностики. М., 2007. Эриксон 2006 - Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 2006. |