Феномен клипового мышления: между стереотипом и ризомой

О.Д. Козлова, А.С. Киндеркнехт

Увеличивающийся темп и объем информационного потока в современной культуре требуют новых подходов к извлечению и переработке информации, что не может не отразиться на изменении как классических представлений о мыслительных процессах, так и на самом процессе мышления. В российской гуманитаристике новый тип мышления получил название «клипового» [Гиренок 2016] по аналогии с музыкальным видеоклипом, представляющим «…слабо связанный между собой набор образов» [Пудалов 2011, 36]. В зависимости от целей исследования и предметной области клиповое мышление определяют как «фрагментарное», «дискретное», «мозаичное» [Гриценко 2012, 71], «кнопочное», «пиксельное» (термин изобретен писателем А. Ивановым [Журавлев 2014, 29]), «торопливое», предельно упрощенное [Кошель, Сегал 2015, 17], противопоставляя его понятийному, логическому, «книжному». Семантическая неопределенность (и оттого размытость) понятия «клиповое мышление», отягощенного к тому же негативными коннотациями, побуждают исследователей искать более точный его эквивалент. Так, по мнению К.Г. Фрумкина, правильнее было бы говорить не о «клиповом», но «альтернационном мышлении», (от «альтернация» – чередование) [Фрумкин 2010, 33]. Однако в таком случае мы имеем дело всего лишь с переименованием, поскольку характеристики последнего – фрагментарность, неупорядоченность, навык быстрого переключения между фрагментами информации [Там же, 2010] – попросту совпадают с характеристиками «клипового мышления». Таким образом, мы по-прежнему не приближаемся к прояснению сути рассматриваемого феномена.

Так как новый тип мышления вступает в конфликт с текстовой культурой, составляющей основу традиционного процесса образования, большинство отечественных [Фрумкин 2010; Кошель, Сегал 2015; Венедиктова 2014] и зарубежных ученых [Галёна, Гумбрехт 2016; Моретти 2014] рассматривают «клиповое мышление» в контексте исследований кризиса образования, в частности кризиса культуры чтения, и путей его разрешения.

В эпоху многообразия масс-медиа у человека (и в первую очередь у представителей молодого поколения) неизбежно формируются новые способности: умение воспринимать быстро сменяющие друг друга картинки и оперировать смыслами фиксированной длины. Вместе с тем постепенно угасают, отходят на второй план способности к пониманию длительных линейных последовательностей, к установлению причинно-следственных связей и к разумной рефлексии. По меткому наблюдению Х.У. Гумбрехта, его собственные и молодого поколения «…читательские навыки различались не оттенком или степенью, а почти онтологической радикальностью» [Гумбрехт web].

Исследователи традиционно выявляют плюсы и минусы нового типа мышления, однако мало кто ставит перед собой задачу соотнесения «клипового мышления» (которое некоторые ученые склонны называть мышлением лишь с большой оговоркой [Горобец, Ковалев 2015, 94]), с другими, близкими к нему типами мышления. Требуется не только систематизация уже имеющихся научных представлений о феномене клипового мышления, но поиск ответа на вопрос: как связано клиповое мышление с иными, зачастую «биполярными» типами интеллектуальной деятельности, и какие возможности изучения данного феномена открываются перед гуманитарным знанием.

Стереотипное мышление и клиповое мышление

Клиповое мышление, понимаемое как мышление образами-картинками, эмоциями, отвергающее причинно-следственные связи и отношения, нередко отождествляется со стереотипным мышлением. Для такого отождествления есть ряд причин.

Во-первых, одним из источников возникновения клипового мышления можно считать массовую культуру и навязываемые ею стереотипы. Известно, что описывая модель «массового человека», Х. Ортега-и-Гассет («Восстание масс» [Ортега-и-Гассет 2003]), Ж. Бодрийяр («В тени молчаливого большинства, или Конец социального» [Бодрийяр 2000]) выводили такие характеристики «человека массы», как самоудовлетворенность, умение «быть ни собой, ни другим», неспособность к диалогу, «неумение слушать и считаться с авторитетом». Массам преподносят смысл, а они жаждут зрелища. Массам вручают послания, а они интересуются лишь знаковостью. Главная сила массы – молчание [Бодрийяр 2000]. Массы «мыслят» стереотипами. Стереотип – это копия, общедоступное представление, «послание, врученное массам». Иными словами, стереотипы выступают в роли формул-манипуляторов, снимающих необходимость самостоятельной интеллектуальной деятельности и облегчающих коммуникацию. С точки зрения социологии стереотип представляет собой шаблон, устойчивое оценочное образование, не требующее мышления, но позволяющее ориентироваться на уровне социальных инстинктов. Очевидно, что мышление стереотипами – это мышление, ограниченное тесным пространством чужой мысли, при котором утрачиваются связи и разрушается целостное истолкование мира. Стереотип по определению чужд сомнению, которое, в свою очередь, предполагает волю человека («Сомнение – нахождение места моей воли в мире, в предположении, что без этой воли нет и мира» [Мамардашвили web]). Стереотипность как молчаливое принятие освященных традицией чужих посланий, как пустой знак предшествовала клиповому мышлению. Утрата смысла на уровне мышления стереотипами делает несостоятельным разговор о возможности индивидуального, самостоятельного видения, требующего интеллектуального усилия. Стереотипное мышление нашего времени – это мышление слоганами, в которых место семантического слова занимает слово магическое: «О вкусах не спорят!», «Пушкин – наше всё!», «Доброго времени суток!» – список бесконечен. И даже контактно-устанавливающая фраза «Как дела?» является лишь стереотипной этикеткой, не требующей смыслового наполнения.

Во-вторых, отождествлению стереотипного и клипового мышления способствуют такие их характеристики, как иррациональность и спонтанность. Мышление клипами и мышление стереотипами – это очевидное приспособление к нарастающим темпам информационного обмена, своеобразная защитная реакция человека, пытающегося ориентироваться в мощном потоке образов и мыслей (нельзя забывать и о мозаичности городского пространства как среде обитания человека). Правда, природа иррациональности стереотипного и клипового мышления отличается. Иррациональность стереотипного мышления в основном связана с неумением или нежеланием осмысления, проистекающим из привычки и традиции использования стереотипов. Иррациональность клипового мышления обусловлена необходимостью оперировать смыслами фиксированной длины, заключенными в картинку, в силу того, что на осмысление «нет времени». Экономия времени в этом случае является основополагающим фактором: все успеть и не затеряться в потоке информации, не отстать от времени.

В-третьих, привычка к коммуникации на уровне обмена пустыми знаками – стереотипами и клипами-картинками – в последней трети ХХ в. активно поддерживалась технологиями, благодаря чему сформировался новый тип человека – «homo zapping» [Пелевин web] (zapping – практика беспрестанного переключения ТВ каналов). В этом типе на равных представлены два персонажа: человек, смотрящий ТВ, и телевизор, управляющий человеком. Виртуальная картина мира, в которую погружается человек, становится реальностью, а ТВ – пультом дистанционного управления зрителем, орудием воздействия рекламно-информационного поля на сознание. Человек-телепередача – это особый феномен, который постепенно делается базисным в современном мире, а отличительные черты его сознания – стереотипность и клиповость. Итак, стереотипность мышления связана с выхолащиванием смысла, заменой семантики магией звучащего слова. Феномен клипового мышления проявляется в замене смысла картинкой, кадром, образом, плоскостным изображением, вырванным из контекста. Клиповое мышление, так же как и стереотипное, линейно, спонтанно, оно рождает управляемое восприятие, чуждо сомнению и не формирует свободного мышления.

Ризоматическое мышление и клиповое мышление

Клиповое мышление имеет общие черты и с ризоматическим мышлением. Последнее воплощает новый тип нелинейных, антииерархических связей, и именно ризому – корневище с его беспорядочностью, хаотичностью, ассоциативностью, случайностью – Ж. Делёз и Ф. Гваттари делают символом постмодернистской эстетики [Делёз, Гваттари web]. Ризоматическое мышление предполагает глубокую индивидуальную сосредоточенность, то самое «пребывание, дление в мысли и несворачивание с нее» [Мамардашвили web], в отсутствие которых обрабатываемый материал распадается на клипы – фрагменты, связь между которыми утрачена.

Описывая новый способ мыслительной деятельности, Ж. Делёз и Ф. Гваттари опираются на опыт чтения и приходят к выводу, что только чтение позволяет индивидуально выстраивать пространство текста и обеспечивает формирование не мозаичной, а целостной картины мира [Делёз, Гваттари web]. Но о каком чтении здесь идет речь? Если закон книги – это закон отражения [Там же], то чтение последовательное и линейное ушло в прошлое вместе с каузальным типом мышления. Право на нелинейное чтение отстаивалось еще в текстах 90-х гг. ХХ в.: «В то время, когда вы читаете в норме слева направо и сверху вниз, в гипертексте вы следуете звеньями, ведущими вас к разным местам документа или даже к другому связанному с ним материалу даже без ознакомления с его целым» [Курицын, Парщиков 1998 web]. Согласно Д. Пеннак, читающий «имеет право перескакивать», «право не дочитывать», поскольку нельзя свести процесс чтения к одной только фабульной составляющей [Пеннак 2010, 130–132]. Когда мы перескакиваем от одного звена сюжета к другому, мы, по сути, выстраиваем собственный текст, внутренне подвижный и открытый для интерпретационного плюрализма. Так формируется ризоматическое мышление – мышление от одной точки бесконечного дискурса к другой, метафорически представленное в образе «сада расходящихся тропок» (Х.Л. Борхес) или «сетевого лабиринта» (У. Эко).

Какая связь существует между клиповым и ризоматическим мышлением? И в том и другом типах мыслительной деятельности важны формы. Формы – это «…то, что представляется на уровне мышления, когда мы как-то обводим, обозначаем то, что можем заполнить. В Интернете формы обретают могущество, потому что позволяют всем типам аппликаций, выходящим на Интернет (на линию), резервировать и искать своего агента. <…> Формы широко употребляются для стягивания на паутину информации, взятой из бесчисленных контекстов» [Курицын, Парщиков 1998 web]. Иными словами, формы-клипы есть не что иное, как пульт дистанционного управления сознанием человека, выстраивающего очередной, одновременно и мозаичный, и линейный, текст, тогда как формы-ризомы предполагают «множественность, которую нужно создать» [Делёз, Гваттари web], альтернативу замкнутым и линейным структурам с жесткой осевой ориентацией. Примером ризоматических форм могут служить инсталляция Хаима Сокола с говорящим названием «Летучая трава» и перформансы китайского художника Ай Вэйвэя «Fairytale/Сказка» (2007) или «Семена подсолнечника» (2010). В этих и подобных работах обнаруживаются все принципы ризоматических текстов, на которые указывали Ж. Делёз и Ф. Гваттари: принцип незначащего разрыва, принцип множественности и принцип декалькомании. Их реализуют также такие популярные ныне альтернативные формы проведения музыкальных концертов, как «Энигма», представляющие коллаж звуков, ритмов, жанров. Традиционная картинка – оркестр, солирующий исполнитель, заявленная программа – радикально меняется: исполнитель-инкогнито, никакой программы, никакого видеоряда (концерт проходит в темноте). Разрушение прямой связи между звучащим текстом и знанием об этом тексте ведет к переструктурированию самого процесса восприятия, к его усложнению или, говоря на языке Х.У. Гумбрехта, к включению восприятия в концепцию «рискованного мышления», когда «…создается более сложная картина мира, сохраняющая возможности для альтернативной точки зрения» [Гумбрехт web].

Повод для сопоставления (и противопоставления) клипового и ризоматического мышления дают варианты прочтения одного из фильмов А. Тарковского «Зеркало», созданного в 70-е гг. ХХ в. и увиденного глазами поколения «П». Молодым людям (17–18 лет) после просмотра киноматериала была предложена задача нарисовать «карту» фильма, т.е. структурировать увиденное. Сложность заключалась именно в осмыслении нарушения связи между элементами текста: в случае линейного текста это приводит к его разрушению, в текстах нелинейных, декларирующих отсутствие семантического центра и антииерархичность, такое нарушение заложено в них самих; в линейных текстах, построенных по принципу отражения причинно-следственных связей, заложена идея «зеркала», кальки, а ризоматический текст – это текст-становление, он подвижен и восприимчив к изменениям. Формула клипового мышления – «да – нет», формула ризоматического мышления – «и да, и нет, и еще что-то». Выполняя задание, зрители, как правило, отталкивались от названия фильма, в котором «зеркало» выступало семантическим центром прочтения текста, а выбранная форма интерпретации – карта – предполагала наличие некоторой осевой ориентации. В результате только единичные реконструкции предложили стереоскопическое прочтение, благодаря которому каждый из обнаруженных семантических блоков вступал в отношения диалога с другими блоками и с культурными смыслами. В этом случае интерпретаторы стихийно приходили к принципу декалькомании, диктующему невозможность заполнения уже готовой матрицы и задающему вариативность векторов интерпретации. Большинство же участников эксперимента, напротив, констатировали отсутствие семантического центра в предложенном художественном тексте и демонстрировали неспособность выделить в нем смысловые точки. Текст, таким образом, рассыпался на клипы, которые невозможно было собрать.

Оба типа мышления – ризоматический и клиповый – представляют современную альтернативу линейным структурам с жесткой осевой ориентацией. Однако для клипового мышления выстраивание целостности не является основной характеристикой – это в большей степени набор кадров, фрагментов, не всегда связанных между собой, не осмысляемых, а набираемых для быстрого запечатления в мозгу новой информации, тогда как для ризоматического мышления хаотическое ветвление представляет систему, для которой важно наличие множества узлов. Таким образом, «поверхностность» ризомы обманчива – это лишь внешнее отображение глубинных связей, выстроенных хаотично и нелинейно.

* * *

Итак, при изучении клипового мышления, каким бы новым и странным ни казался этот феномен, у исследователя есть «точки опоры» в виде двух типов мышления, уже имеющих традицию рассмотрения и обладающих схожими чертами с клиповым, –  мышления стереотипного и ризоматического.

Возможно, стереотипное мышление можно считать одним из источников клипового мышления. И стереотипные представления, и картинки-клипы – это манипулятивные инструменты, работающие на чувственно-эмоциональном уровне и не затрагивающие основ мыслительной деятельности. Стереотипное и клиповое мышление дают иллюзию мыслительного процесса, таковым, по сути, не являясь. В условиях дефицита времени и убыстряющегося темпа жизни они представляют собой симулякр, удовлетворяющий сиюминутные потребности человека. Сферы, в которых человеку проще и быстрее воспользоваться стереотипами и клипами, связаны как с виртуальным (чаты, обмен стикерами, sms), так и с повседневным пространством – от бытового общения до флешмобов и политических манифестаций. Социокультурные сферы диктуют определенные модели поведения, в которых спонтанность и иррациональность, мозаичность и фрагментарность выступают на первый план.

Ризома в какой-то мере является антиподом клипового мышления. Этот тип мыслительной деятельности выступает в качестве защиты от воздействия рекламно-информационного поля и обеспечивает свободу пребывания в мысли. Ризома элитарна по определению, как элитарны тексты, ее породившие. Но дальнейшее изучение феномена клипового мышления невозможно без учета ризоматического типа переработки информации и открывает перед гуманитарным знанием необходимость построения определенной образовательной парадигмы, целью которой будет изменение форм и методов подачи информации в условиях информационного общества.

Ссылки (References in Russian)

Бодрийяр 2000 – Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или конец социального. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2000.

Венедиктова 2014 – Венедиктова Т. «Продуктивное воображение» как «непроизводительный труд»: к истории культуры литературного чтения // Новое литературное обозрение. 2014. № 4 (128). C. 27–38.

Галёна, Гумбрехт 2016 – Галёна Е., Гумбрехт Х.У. «Башня из слоновой кости»: о будущем гуманитарного образования // Новое литературное обозрение. 2016. № 2 (138). С. 63–64.

Гиренок 2016 – Гиренок Ф.И. Клиповое сознание. М.: Проспект, 2016.

Гриценко 2012 – Гриценко И.А. Клиповое мышление – новый этап развития человечества // Ученые записки Российского государственного социального университета. 2012. № 4 (104). С. 71–74.

Горобец, Ковалев 2015 – Горобец Т.Н., Ковалев В.В. «Клиповое мышление» как отражение перцептивных процессов и сенсорной памяти // Мир психологии. 2015. № 2. С. 94–100.

Гумбрехт web – Гумбрехт Х.У. Будущее чтения? Воспоминания и размышления о генеалогическом подходе // Новое литературное обозрение. 2014. № 4 (128) // http://www.intelros.ru/readroom/nlo/128-2014/24748-buduschee-chteniya-vospominaniya-i-razmyshleniya-o-genealogicheskom-podhode.html

Делёз, Гваттари web – Делёз Ж., Гваттари Ф. Капитализм и шизофрения. Mille plateaux // http://tfk1.narod.ru/rizoma.htm

Журавлев 2014 – Журавлев С.И. Клиповое мышление как способ видения реальности // Аспирантский вестник Поволжья. 2014. № 7–8. С. 27–31.

Кошель, Сегал 2015 – Кошель В.А., Сегал А.П. «Клиповое мышление» как форма обыденного сознания // Международный академический вестник. 2015. № 4 (10). С. 15–23.

Курицын, Парщиков 1998 web – Курицын В., Парщиков А. Переписка. Февраль 1996 – февраль 1997. М.: Ad Marginem, 1998 // http://commentmag.ru/archive/12/13.htm

Мамардашвили web – Мамардашвили М. Картезианские размышления. М.: Прогресс, 1999 // http://tululu.org/read53316/

Моретти 2014 – Моретти Ф. «Операционализация», или Функция измерений в современной теории литературы // Новое литературное обозрение. 2014. № 4 (128). С. 39–53.

Ортега-и-Гассет 2003 – Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. М.: Ермак, 2003.

Пелевин web – Пелевин В. Generation «П» // http://e-libra.ru/read/348621-generation-«p».html

Пеннак 2010 – Пеннак Д. Как роман. М.: Самокат, 2010.

Пудалов 2011 – Пудалов А.Д. Клиповое мышление – современный подход к познанию // Современные технологии и научно-технический прогресс. 2011. Т. 1. № 1. С. 36.

Фрумкин 2010 – Фрумкин К.Г. Глобальные изменения в мышлении и судьба текстовой культуры // INETERNUM. 2010. Т.1. С. 26–36.

References

Baudrillard, Jean (1978) À l’ombre des majorités silencieuses ou La fin du social, Cahier d’Utopie, Fontenay-sous-Bois.

Deleuze, Gilles, Guattari, Félix (1980) Capitalisme et schizophrénie. Mille plateaux, Minuit, Paris.

Frumkin, Konstantin G. (2010) “Global Changes in Thinking and Fate of the Textual Culture”, INETERNUM, Vol. 1 (2010), pp. 26–36 (in Russian).

Galena, Yevgen, Gumbrecht, Hans U. (2016) “‘Ivory Tower’: On the Future of Humanities Education”, Novoe literaturnoe obozrenie, Vol. 138, pp. 63–64 (in Russian).

Girenok, Fedor I. (2016) Clip mind, Prospect, Moscow (in Russian).

Gorobets, Tatiana N., Kovalev, Victor V. (2015) “‘Clip thinking’ as the reflection of perceptive processes and sensor memory”, Mir psikhologii, Vol. 2 (2015), pp. 94–100 (in Russian).

Gritsenko, Ilona A. (2012) “Clip Thinking as a New Phase of Human Evolution”, Uchenye zapiski Rossiiskogo gosudarstvennogo sotsialnogo universiteta, Vol. 104, pp. 71–74 (in Russian).

Gumbrecht, Hans U. (2014) “The Future of Reading? Memories and Thoughts towards a Genealogical Approach”, Boundary 2, an International Journal of Literature and Culture (Russian Translation).

Koshel, Vladimir A., Segal Aleksandr P. (2015) ‘Clipping Consciousness as a Form of Ordinary Consciousness’, Mezhdunarodnyi akademicheskii vestnik, Vol. 10, Ufa, pp. 15–23 (in Russian).

Kuritsyn, Vyacheslav, Parshchikov, Аleksej (1998) Correspondence. Ferbruary 1996 – February 1997, Ad Marginem, Moscow (in Russian).

Mamardashvili, Мerab (1993) Cartesian meditations, Progress, Moscow (in Russian).

Moretti Franco (2013) “‘Operationalizing’: or, the Function of Measurement in Modern Literary Theory”, Pamphlets of the Stanford Literary Lab (Russian Translation).

Ortega y Gasset, José (1930) La Rebelión de las Masas, ed. Revista de Occidente, Madrid.

Pelevin, Victor (1999) Generation “P”, Eksmo, Moscow (in Russian).

Pennac, Daniel (2010) Comme un roman, Gallimard, Paris (Russian Translation).

Pudalov, Aleksej D. (2011) “Clip thinking is a modern approach to knowledge”, Sovremennye tekhnologii i nauchno-tekhnicheskii progress, Vol. 1 (2011), p. 36 (in Russian).

Venedictova, Tatiana (2014) “‘Productive Imagination’ as ‘Unproductive Labor’: toward a history of cultures of literary reading”, Novoe literaturnoe obozrenie, Vol. 128, рр. 27–38 (in Russian).

Zhuravlev, Stanislav I. (2014) “The Clip Thinking as a Way of Seeing Reality”, Aspirantskii vestnik Povolzhia, Vol. 7–8 (2014), pp. 27–31 (in Russian).