Международная конференция From Marx to Hegel and back to the future состоялась 25-27 февраля 2016 г. в Стокгольме. Официальные организаторы конференции - Department of Philosophy and the Department of History of Ideas, Södertörn University; the Department of Culture and Aesthetics, Stockholm University;  the Research Project «Hegelian Marxism».

Поражает уже название  - «От Маркса к Гегелю и назад в будущее», что для академически настроенного исследователя звучит явно парадоксально. Хотя в информационном письме стал вполне явным политический контекст этого мероприятия. Речь шла о глобальном финансовом кризисе, росте социального неравенства и активизации политической борьбы в современном мире, что делает жизненно важным новое прочтение Карла Маркса в свете социально-политических идей Гегеля. Тем более, что в марксизме ХХ в. были течения, сориентированные на гегелевскую диалектику. А потому организаторов конференции интересовал именно «Hegelian Marx», чтобы определиться с перспективами преодоления социальных противоречий. Уточним, что конференция проходила как раз в рамках научного проекта под названием «Гегелевский марксизм» (the Research Project «Hegelian Marxism»).

И еще одна неожиданность. Мы все же предполагали, что это будет тесный марксистский или социалистический кружок. Речь шла о 12 заявленных докладчиках, которые, как нам казалось, смогут рассказать друг другу последние соображения по данной проблеме. Но на деле конференция была серьезным публичным мероприятием, на которое могли прийти все желающие; их оказывалось до семидесяти человек.

В рамках конференции были заявлены докладчики из Швеции, США, Канады, Германии и в нашем лице из России.

В конференции участвовали не только философы, но и представители других областей общественной мысли. И в фокусе большинства докладов был вопрос: как выглядит критика либерализма, отчуждения и социальной несвободы у Гегеля, если смотреть на нее именно с марксистской точки зрения? Открываются ли здесь новые смыслы в свете теории и практики марксистского движения в ХХ в.? И наоборот: какие аспекты в марксизме обнаруживает новое прочтение Гегеля? Что в Гегеле и Марксе оказалось востребованным от Ленина до Лукача и Славоя Жижека?

Уже в первом докладе Акселя Хоннеса (Axel Honneth), профессора Франкфуртского университета имени Вольфганга Гете (Германия) и одновременно Колумбийского университета (США), речь шла о радикальном и умеренном восприятии Маркса в ХХ в. Но радикализм и умеренность распространяется и на решение вопроса о материализме Маркса и идеализме Гегеля.

Маркс и Гегель, считает Хоннес, интересны для нас в свете проблем философии истории. Понятно, что у Гегеля история предстает как воплощение Абсолютного духа, и в этом плане Гегель выступает именно как философ, тогда как Маркс отказывается от  философии в пользу науки истории, где перед нами уже материалистический анализ трудовой деятельности человека. Тем не менее, глядя на Гегеля с высоты нашего времени, считает докладчик, мы видим у Гегеля более широкий и емкий анализ социальных институтов, в которых воплощается Дух. Маркс говорит об обществе только как о производственных отношениях, в центре его внимания усиление кооперации, обобществления, развитие экономических отношений. Но на сегодня важно понять характер взаимодействия и столкновения различных социальных групп, видеть границы индивидуальной и социальной свободы. И здесь, по мнению Хоннеса, Маркс уступает Гегелю. Если Гегель не видит сложности отношений в базисе гражданского общества (семья, рынок, государство), то Марксу недостает понимания сложных социальных взаимодействий в обществе. А потому, по мнению автора этого доклада,  необходим новый синтез материалистического понимания истории Маркса и социальной философии Гегеля.

Здесь нужно отметить, что А. Хоннес является специалистом в области политической философии и этики, специализируясь, в частности, на проблеме социальной свободы, что, конечно, повлияло на его трактовку Маркса. Приглашая этого специалиста, организаторы конференции имели в виду и то, что А.Хоннес – автор интересной книги «Идея социализма. Попытка обновления» (2015) [Honneth 2015]. Но действительно ли экономический анализ в «Капитале» не предполагает такого решения социально-политических вопросов, которые были бы актуальны в наши дни?

В полемику с первым докладчиком вступил профессор философии Бернард колледжа (Barnard College) при Колумбийском университете Фредерик Нойхойзер (Frederick Neuhouser), который в своем выступлении озвучил парадоксальную, на первый взгляд, мысль о том, что не стоит противопоставлять Гегеля и Маркса как идеалиста и материалиста, так как Гегель - бóльший материалист, а Маркс - бóльший идеалист, чем это обычно представляют. Ф. Нойхойзер сопоставил социально-политические воззрения Гегеля в своей монографии с пониманием природы социальных «патологий» у Маркса и Руссо. Потому докладчик уверенно говорил о том, что Гегель уже осознавал деструктивные особенности рынка.

По мнению Нойхойзера, выходило так, что материалистический взгляд на отношения господина и раба (работника?) неудовлетворителен для понимания обоих. Здесь перед нами, скорее, доминирование, чем проявление признания или свободы. А в результате мы имеем искаженное и обедненное понимание свободы: всё или ничего. Не только у работника, но и у господина в действительности остаются, скорее, функции животного, чем человека.

Нойхойзер считает, что Маркс уделял мало внимания рациональной организации общества, которая достигается посредством социальных институтов. И, как мы видим, такая постановка вопроса характерна для многих западных ученых.  Гегель как идеалист, с этой точки зрения, достиг большего в понимании идеальных мотивов в поведении социальных групп и в движении общества в целом, в отличие от Маркса, которого интересовали, прежде всего, движущие силы и причины, связанные с прогрессом экономики. Но почему, спросим мы, у Маркса идеал коммунизма связан со всесторонним развитием каждого как условием всестороннего развития всех? Почему богатство общества в конечном счете у Маркса измеряется не рабочим, а  свободным временем? В этом плане «Капитал» не то экономическое произведение, к которому нужно подходить с узкой меркой экономики.

Тем не менее,  у Нойхойзера основной акцент был сделан на нормативные идеи и те идеалы, которые движут нами через социальные институты. Дух манифестирует себя, говорил он, через связь с жизнью. И в этом плане, констатировал он, Маркс уделял мало внимания этическим аспектам рациональной социальной жизни. Создалось впечатление, что докладчик пытается синтезировать материалистическое понимание истории Маркса с институционализмом в духе Т. Веблена. Насколько этот синтез продуктивен, трудно сказать. Но эта позиция вполне оригинальна[1].

Вопреки нынешней общественной ситуации, в которой явно сокращаются возможности для самореализации работника в каждодневном труде, на конференции обсуждались те философско-методологические основания, на которых можно вновь обрести понимание альтернативных вариантов будущего. В этом плане в социально-политических исследованиях оказывается востребованной диалектика Гегеля, о чем говорила доктор Эва Бокенхаймер (Eva Bockenheimer) из университета г. Зиген (Германия) в докладе «Где мы разрабатываем нормы для нового общества? Диалектика сегодняшнего капитализма в перспективном видении гегельянского марксизма». Этот доклад был напрямую связан с научным проектом, посвященным философским представлениям Маркса о труде  (research project on Marx’s philosophy of labour). При  всей спорности вопроса о том, была ли у Маркса «философия» труда, само существование данного проекта  внушает уважение.

Опираясь на книгу «Предпринимательское мы» [Siemens, Frenzel 2014] немецкого автора Стефана Сименса (Stephan Siemens), Эва Бокенхаймер говорила о том, что от рабочих сегодня ожидают, что они будут брать на себя всё больше и больше предпринимательских функций. Согласно Сименсу, они, таким образом, учатся  организовывать свои собственные формы кооперации, когда социальный смысл их труда связан с самой этой работой, хотя и будучи ограниченным рамками капиталистического критерия прибыли. Таким образом они учатся производить в социальных формах  не только в себе (an sich), но и для себя (für sich),  ощущая разницу между капиталистической прибылью и реальной производительностью. Эта новая производительная сила может создать возможности для того, чтобы совместно и автономно организовывать общественную кооперацию как целое. Чтобы объяснить подход Стефана Сименса, Эва Бокенхаймер обращалась именно к Гегелю и Марксу, обрисовывая свое понимание гегельянского марксизма. В данном случае речь идет о диалектической идее вызревания будущего в чреве настоящего.  У Маркса как мыслителя, продолжающего традицию гегелевской диалектики, внутренние противоречия капитализма как материальные условия для его преодоления созревают в нем самом – несознательно и ненамеренно – до тех пор, пока они не разовьются настолько, что мы, наконец, сможем их распознать. К распознанию и «разработке» (развитию) этих норм нового общества внутри современного общества и призывает, по мнению Бокенхаймер, в своем исследовании Стефан Сименс.

Современная социальная жизнь, констатировали многие участники конференции, демонстрирует сокращение возможностей индивидуального и реальных социальных альтернатив. Именно на этом фоне проявляется тенденция к оживлению классической традиции мышления, которая может помочь не только осознанию, но и формированию альтернативных вариантов будущего. И здесь важно двигаться не только от Маркса к Гегелю и назад, но и в пространство других потенциально возможных миров.

Об этом говорил немецкий исследователь Ханнес Кух (Hannes Kuch). Свой доклад «Назад в будущее: три альтернативы капитализму» он начал с того, что подлинная индивидуальная свобода, по Марксу, возможна лишь на основе социальной свободы, когда каждый вовлечен в достижение благополучия других индивидов. Истинное признание другого у Маркса возможно только за пределами частной собственности, денег, права и договорной формы как рыночных институтов. Маркс писал, имея в виду неотчужденный труд, что  в «твоем пользовании моим продуктом или твоем потреблении его я бы непосредственно испытывал сознание то­го, что моим трудом удовлетворена человеческая потребность, следовательно, опредмечена человеческая сущность, и что поэто­му создан предмет, соответствующий потребности другого человеческого существа» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд.2-е. Т. 42. С. 36.). И все это, подчеркнул Ханнес Кух, не так утопично, как может показаться.

Докладчик дал характеристику трех современных теорий об институциональных альтернативах капитализму. Первая теория основана на экономике всеобщего блага (Commons Economy). Примером практики такого рода является Википедия как свободная энциклопедия, над которой работают на добровольных началах, поскольку эта деятельность воспринимается обществом как нечто необходимое. Нецифровым примером такого подхода может быть работа по дому как деятельность, безусловно, нерыночная.  Исследователи Дэвид Грэбер (David Graeber), Сильвия Федериччи (Silvia Federici), Майкл Харт (Michael Hart) считают, что такой подход может стать основой для выхода (трансценденции) за пределы капитализма. Однако проблемой является сложность соответствующей организации в материальном производстве. Также встаёт вопрос об институте, регулирующем выполнение необходимой, но «грязной» работы. В таком случае уже нарушается горизонтальный характер добровольной кооперации и востребован переход к институту экономического планирования. Еще одна проблема - масштабы экономики всеобщего блага, так как она обычно ограничивается кругом семьи, друзей, соседей, небольших сообществ. Несмотря на дискуссии, Ханнес Кух считает этот проект чрезвычайно привлекательным, даже если его нельзя воплотить в больших масштабах. Степень добровольной кооперации между людьми здесь значительно выше, чем принято считать у либеральных и консервативных мыслителей.

Вторая теория связана с демократическим планированием в рамках коллективной экономики (Participatory economy). Ее детально разработали Майкл Алберт (Michael Albert) и Робин Хэнел (Robin Hahnel). Здесь предполагается участие каждого индивида во множестве циклов (итераций) регулирования квазирыночного равновесия. Каждый определяет своё потребление на год вперёд на основе потребления прошлого года с дополнением новых потребностей. Но ему предлагают ряд необходимых работ, от чего будет зависеть его бюджет потребления. Координационные советы соотносят спрос и предложения на обоих направлениях и корректируют индикативные цены в каждой итерации. Потребители, в свою очередь, реагируют на изменения в этих ценах и меняют свои предпочтения, как в отношении потребления, так и работы. Менее предпочтительные работы, таким образом, могут повышаться в цене, вызывая дополнительное предложение со стороны членов коллектива. Авторы этой теории предполагают около пяти итераций. Недостатком здесь является сложность и времязатратность, а также необходимость общего плана и организации некоторой вертикали советов. Движение при планировании осуществляется сначала от индивида к координационным советам, а затем снова к индивидам.

Третья теория связана с идеей рыночного социализма, которая появилась уже в 1930-х гг. Эта теория предполагает, что товары продаются на рынке, однако предприятия находятся в коллективной собственности. Частично такая практика была использована в Югославии после Второй мировой войны. Здесь признается функция рынка как децентрализованного механизма баланса спроса и предложения. Широкое обсуждение этой теории началось в 1990-х гг.

 Если в двух первых теориях рынок полностью исключается в духе Маркса, то в третьей теории идет поиск нового компромисса. Гегеля часто рассматривают как сторонника капитализма «с человеческим лицом» или основателя социал-демократического капитализма благосостояния, что не совсем верно. Со своей стороны, Ханнес Кух уточнил два варианта в рамках рыночного социализма: во-первых, это производственные кооперативы, когда собственники, управленцы и работники представлены в лице каждого члена кооператива. Таким образом, эксплуатация и злоупотребление становятся невозможными. И это коренным образом отличается от государства благосостояния, в котором рентабельность находится под контролем, а также действует перераспределение. Во-вторых, это безусловный доход, достаточно высокий, чтобы снять проблему работы ради выживания. На этом пути сегодня находятся Швейцария и Финляндия. Такое решение радикально меняет рынок, в результате чего люди могут отказаться от навязанных им производственных отношений. Но рассмотренными вариантами, сделал вывод докладчик, не стоит ограничиваться. И с последним можно согласиться, потому что в докладе, на наш взгляд, незаслуженно был обойден вниманием советский опыт решения этой проблемы, который не был сугубо негативным.

Можно ли объединить этическое содержание Гегеля с объяснительной силой Маркса, а гегелевский идеализм с марксистским реализмом и материализмом? В этом контексте строил свой доклад профессор философии из технического университета г. Брауншвейга (Германия) Ганс-Кристоф Шмидт ам Буш (Hans-Christoph Schmidt am Busch) В настоящее время он исследует проблему личной свободы и частной собственности у Гегеля, Маркса и во Франкфуртской школе. В докладе под названием «Этическая амбивалентность рынков: Гегель, Маркс и современная критическая теория» он предложил рассмотреть особенности современного рыночного общества с точки зрения этической амбивалентности в философии Гегеля. Эйфория, которая имела место 25 лет назад, когда казалось, что рынок и демократия способны решать практически любые проблемы, завершилась с мировым кризисом. В 2008 г. стало очевидно, что рыночные отношения являются причиной или как минимум обостряют социальные проблемы. Сегодня рынки подрывают общество и вредят государствам. Какие новые моменты обнаруживаются, если взглянуть на эту ситуацию с точки зрения Гегеля и его этической теории?

Этическая установка, говорил Шмидт, предполагает право учиться и осуществлять себя профессионально на основе самоопределения, что может быть сегодня обеспечено институционально только за счет абстрактного права и через рынок, им образуемый. Но уже Гегель показал, что рано или поздно экономическое развитие достигает такого момента, когда абстрактное право и рынки, образованные им, отнимают у многих индивидов возможность реализовывать себя посредством самоопределения и поддерживать себя, осуществляя соответствующую профессию. Шмидт привел ряд примеров, согласно которым Гегель утверждал неспособность государства предложить решение данной проблемы.

На сегодняшний день нам нужно уточнить, являются ли самоопределение и социальная принадлежность сторонами этической установки членов современного общества. Действительно ли ни одно государство не реализовало эту установку институционально каким-то удовлетворительным образом? Нужно ответить на вопрос, возможно ли вообще  институционально обеспечить эти два элемента, или перед нами тот случай, когда всегда имеются препятствия для решения данной проблемы. Или, может быть, проблема  снимается посредством более сложной и этически приемлемой диспозиции, у которой потенциально есть свои удовлетворительные институциональные механизмы. Эти вопросы встают тогда, говорил докладчик, когда мы исходим из гегелевского взгляда на современное общественное состояние.

Профессор университета г. Гётеборга (Швеция) Свен-Эрик Лидман (Sven-Eric Liedman) известен переводами работ К.Маркса на шведский язык. На конференции он выступил с интригующей темой «Маркс и Энгельс: интеллектуальные близнецы или трагический обман?» С самого начала он заявил о некорректности отождествления позиций Маркса и Энгельса, что было характерно для советской идеологии. Расхождение между ними, доказывал Лидман, проявляет себя и в разной манере письма, и в стиле мышления. Диалектика у Маркса погружена в саму структуру его работ, что хорошо видно в первом томе «Капитала». Но Энгельс в силу занятости семейным предприятием не имел возможности для такой основательной работы. Если Маркс – исследователь и первооткрыватель, то Энгельс - хороший популяризатор.

И в изучении современного состояния естественных наук, как считает Лидман, Маркс отличался большей основательностью. В качестве примера докладчик привел знакомство Маркса с Карлом Шорлеммером, который занимался органической химией. Но здесь Лидман высказал явно спорную мысль о том, что, вдохновившись исследованиями Шорлеммера, Маркс стал доказывать структурное сходство между ходом исторических событий и химическими превращениями, а точнее, сходство перехода от ремесла к фабричному производству и ступенями в углеводородном или метановом ряду.

Лидману, однако, можно возразить, что, какие бы метафоры ни использовал Маркс, поиск сходства между историческими и сугубо природными процессами есть естественнонаучный материализм, от которого всегда дистанцировался Маркс. Исторический материализм  Маркса тем и отличается от естественнонаучного материализма, что в нем выражено не сходство, а различие между развитием общества и развитием природы, химическими процессами в том числе. И это, кстати, находит свое подтверждение в той цитате Маркса, которую привел сам Лидман: «Последний метод есть единственно материалистический, а следовательно, единственно научный метод. Недостатки абстрактного естественнонаучного материализма, исключающего исторический процесс, обнаруживаются уже в абстрактных и идеологических представлениях его защитников, едва лишь они решаются выйти за пределы своей специальности» (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е. Т. 23. С. 383.). Иначе говоря, незнание специфики исторического процесса, пишет Маркс, приводит к сочетанию у ученых естественнонаучного материализма с идеологическими выдумками там, где они выходят за пределы этой ограниченной методологической установки.

Особое место в докладе Лидмана занял анализ истории с «тремя законами диалектики», которые сформулировал именно Энгельс. По мнению докладчика, в полемике с Дюрингом Энгельс сформулировал те законы, к которым стали сводить диалектику Гегеля и Маркса в СССР после опубликования в 1920-х гг. «Диалектики природы». Как считает Лидман, сам Энгельс позднее не возвращался к идее трех основных законов диалектики, о чем свидетельствует содержание его работы «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии», но в СССР эта формула хорошо сочеталась с догматикой сталинизма.

В конце доклада Лидман указал на то, что именно Энгельсу выпала роль первым очертить границы «марксизма», несмотря на то, что сам Маркс, видя, во что превращают его идеи, не причислял себя к «марксистам». Но сегодня марксистская критика капитализма становится все более актуальной. Она не была особо актуальной 50-75 лет назад, когда государство всеобщего благосостояния в Северной Америке и Западной Европе было на подъеме. Но капитализм начала ХХ1 в. стал намного ближе к капитализму времен Карла Маркса, и несмотря на различие в технологиях, общественном и политическом контексте, его критика является для нас выдающимся образцом социальной критики.

Не только из доклада Лидмана, но и из других выступлений было ясно, что история советской философии воспринималась большинством участников конференции как догматический монолит, в котором не было ничего живого и интересного в свете развития гегельянского марксизма. И потому особую заинтересованность вызвал наш доклад «Гегелевская диалектика и советский марксизм (от Владимира Ленина до Эвальда Ильенкова)», где был показан диапазон и острота дискуссий, в которых формировалась официальная версия советского марксизма, а также ее радикальная критика, которая началась уже в 50-е гг.ХХ в.

Главной фигурой в трактовке гегелевской диалектики здесь, конечно, оказывается В.И. Ленин. Нашим коллегам в Швеции было внове, что между революциями 1905 г. и 1917 г. Ленин в Бернской библиотеке читал «Науку логики» Гегеля и пришел к выводу, что спустя полвека никто из марксистов не понял «Капитала» Маркса, в особенности его первой главы, потому что не знали диалектики Гегеля.

Наша оригинальная версия была основана на том, что уже в русском западническом гегельянстве сложились две трактовки диалектики Гегеля: диалектика есть метод разрешения теоретических противоречий и диалектика есть «алгебра революции». Вторую трактовку, принадлежащую А.И. Герцену, как известно, высоко оценил Ленин, отмечая, что Герцен вплотную подошел к диалектическому материализму и остановился перед историческим материализмом. Но как сам Ленин понимал в этот период суть диалектического и исторического материализма?

Речь шла о противоречивости философских взглядов Ленина в период между двумя революциями. С одной стороны,  в работах «Памяти Герцена»  и «Карл Маркс (Краткий биографический очерк с изложением марксизма)» он во многом следует за таким философским авторитетом, как Г.В. Плеханов, соглашаясь с версией материалистической диалектики как науки о наиболее общих законах развития мира. И в то же время в «Философских тетрадях» Ленин встает на позицию критики и самокритики, сводя счеты с метафизической трактовкой диалектики у первого русского марксиста Г.В. Плеханова. В «Философских тетрадях» Ленин, по существу, возвращается к своему пониманию философии марксизма, которое он высказывал в ранних работах конца 1890-х гг. Х1Х в. Причем эта трансформация взглядов происходит на фоне изучения Лениным переписки Маркса и Энгельса, в конспекте которой он акцентирует, что гегелевская диалектика становится в марксизме методом теоретической критики и практического преобразования мира [Мареева 2015].

Отдельное место в нашем докладе занимал анализ дискуссий 1930-х гг. о «ленинском этапе» в марксистской философии, в которой победа «большевиков»  над школой А.М. Деборина (ученика Г.В. Плеханова) парадоксальным образом привела к тому, что именно плехановско-деборинская метафизическая трактовка диалектики воплотилась в официальной версии советской философии – «диамате» и «истмате». В советском марксизме, как, по сути, и во Втором Интернационале, победил догматизм. И в этом свете возвращением к аутентичному марксизму стало творчество «гегельянца» Э.В. Ильенкова, который уже в 1950-е гг. противопоставил «диамату» с его «диалектикой кипящего чайника» понимание философии марксизма как диалектической логики. Основу этой критики составило осмысление гегелевской диалектики в русле «Философских тетрадей» Ленина. Ленинское понимание диалектики как логики и теории познания легло в основу «критического марксизма» Э.В. Ильенкова и «ильенковской школы» [Ильенков, Коровиков 2016].

Двойственное отношение к гегелевской диалектике в советском марксизме – выражение двойственности эпохи. В СССР социалистическое движение превратилось в застой и догматику, не решив своих революционных задач. Трагический уход Ильенкова стал еще одним подтверждением противоречивой ситуации в советской философии, его пессимизма в отношении диалектики в качестве «алгебры революции» в современных условиях. Для иностранных участников конференции все это было совершенно новым: ведь они плохо знают Ленина и ничего не слышали об Ильенкове, работами которого, переведенными на английский язык, они заинтересовались.

Итак, к какому Марксу мы должны вернуться? Какое из обличий Маркса должно быть исследовано заново? Здесь стоит вспомнить, что в 1960-е гг. не только у западных, но и у советских марксистов активно обсуждалась проблема отчуждения. Но как эту проблему ставил Гегель и как ее ставил Маркс? Ведь это Гегель впервые развил понятие того, что Маркс назовет отчуждением. Гегелевская общественная и политическая философия с акцентом на  отчуждение, социальную свободу и критику либерализма была не только важна для Маркса,  она стала одной из наиболее продуктивных в развитии марксизма в ХХ в. Потому участники конференции говорили о гегельянских идеях в учениях Лукача, Маркузе, Адорно и др.

Андерс Бурман (Anders Burman), ассоциированный профессор интеллектуальной истории в  Седертерн (Södertörn) университете г. Стокгольма,  выступил с докладом «Назад к Гегелю! Лукач, диалектика и гегельянский марксизм». По мнению докладчика, именно работа Георга Лукача «История и классовое сознание»(1923) заложила основы гегельянского марксизма в ХХ в. Начиная с домарксистских текстов Лукача, можно проследить, как формируется его позиция, которая поначалу сосредоточена на проблемах эстетики, но уже проникнута духом антикапитализма и неполитически сформулированной мечтой о другом мире. Докладчик текстуально показал, как со вступлением Лукача в компартию в 1918 г. гегелевский подход у него все более политизируется, а диалектический метод осознается в качестве важнейшего элемента в марксизме. В работе «История и классовое сознание» пролетариат занимает то же место, что и дух в гегелевской феноменологии: субстанция, которая также и субъект, но для того, чтобы выполнить свое высшее предназначение и выступить в роли революционного субъекта, пролетариат должен сначала стать сознающим. 

Рассматривая теоретическую эволюцию Лукача, докладчик обращал внимание на политический контекст, в котором шла эта трансформация. Именно в результате жесткой критики работы «История и классовое сознание» со стороны официальных советских идеологов Лукач становится истинным марксистом-ленинцем. Но и в своих поздних работах, когда Лукач почти не отходит от официальной линии марксизма-ленинизма, он продолжает подчеркивать гегелевский элемент в марксизме. Как известно, в работе «Молодой Гегель», написанной в 1930-е гг. и опубликованной после Второй мировой войны, Лукач уже целенаправленно дает историко-материалистическую интерпретацию философии раннего Гегеля. Здесь и в других поздних работах Лукач делает акцент на противостоянии Гегеля как рационально мыслящего философа иррационализму романтизма. Лукач видит здесь  теоретическую опору для критики иррационализма в основании фашизма и капитализма в целом.

В заключение А. Бурман провел параллель с сегодняшним днем, когда трактовка Гегеля марксистом Лукачем оказывается актуальной для современной борьбы с капитализмом, чтобы вдохнуть новую жизнь в марксизм в деле эмансипации человечества.

С докладом «Гегельянский марксизм Маркузе и вопрос о диалектике» выступил преподаватель Сёдертёрн университета Андерс Бартонек (Anders Bartonek), который участвует в переводах на шведский язык работ Гегеля по философии права. Специализируясь на изучении философии Франкфуртской школы, он выяснял, в какой мере и в каком виде гегелевская диалектика оказалась востребована у Маркузе. Диалектическая форма мышления, по мнению Бартонека, играет существенную роль уже в первых текстах Маркузе 1928 г. Несмотря на то, что Маркузе черпает основное вдохновение у Маркса и Хайдеггера, он находит диалектический элемент именно в мышлении Гегеля. Докладчик раскрыл особенности трактовки Гербертом Маркузе философии Гегеля в работе 1930 г. «К проблеме диалектики I» (Zum Problem der Dialektik I), а также работе 1931 г. «К проблемам диалектики II» (Zum Problem der Dialektik II) и работе 1941 г. «Причина и Революция» (Reason and Revolution). Один из главных аргументов необходимости диалектики, утверждал Маркузе, в том, что критическая теория не только должна быть диалектичной в качестве теории, но она также должна основываться и черпать энергию из диалектической реальности.

Далее Бартонек проанализировал более позднюю и наиболее известную работу Маркузе 1964 г. «Одномерный человек» (One Dimensional Man), в которой речь идет о возможностях отрицательного, критического и диалектического мышления в капиталистическом обществе. Из всей многогранной проблематики этой работы Бартонек опять же вычленил то, как Маркузе формулирует необходимость диалектики как мышления и действия. Реальность и общество сами по себе противоречивы, и критическая теория в состоянии развить отрицательные противообразы текущему состоянию капиталистического общества. Речь идет о роли отрицательного и критического мышления в способствовании возможностям двухмерного мышления в капиталистическом и одномерном обществе. В заключение докладчик акцентировал факт положительного отношения Маркузе к Гегелю, в отличие от отношения к гегелевской диалектике со стороны Теодора Адорно.

Анализ проявления гегельянства во Франкфуртской школе продолжил Свен-Олаф Валленштейн (Sven-Olov Wallenstein), профессор философии в Седертерн университете, один из самых известных исследователей творчества Гегеля в Скандинавии. Он перевел на шведский язык «Феноменологию духа» Гегеля и в настоящий момент занимается переводом  его «Философии права». Тем не менее, в данном случае он предложил в своем докладе “Неизбежный фетишизм в произведениях искусства” сопоставление позиций В. Беньямина и Т. Адорно по поводу произведения искусства в свете анализа Марксом товарного фетишизма.

Как известно, согласно Беньямину, в современном обществе эстетические объекты, потеряв аутентичность, покидают область эстетики и используются в других целях. Избавившись от «ауры», они становятся ближе к потребителю и готовы для массового производства. Такой объект уже позволяет идентифицировать свои части, а не представляет некоторое мистическое органическое целое. Но у Адорно уход объекта искусства от сиюминутности не должен рассматриваться как потеря. Разрушение «ауры» происходит в обоих случаях, как в автономных объектах, так и в массовом производстве. Способность объекта противостоять обществу и достигать некоторого трансцендентального значения по отношению к остальному миру является необходимой частью объекта искусства. Автономное и популярное искусство соприкасаются, только если они обладают одинаковой диалектической ценностью.

Своеобразие сегодняшней ситуации в области искусства, согласно Валленштейну, состоит в смещении параметров товарного фетишизма, когда логика сцены переносится назад, на само производство. Товар на сегодняшний день представляет собой не только материализованный и кристаллизованный труд, но и  нечто нематериальное под названием «информация». Этот идеологический круг превращает само производство в спектакль. Маркс писал о товаре, что процесс материального производства в нем в результате скрыт, чтобы дать товару его собственную мистическую жизнь. Сейчас то же самое скрывается за словами «интерактивность», «участие» и пр. Например, процесс производства фотографий сегодня становится представлением (спектаклем), которым нужно наслаждаться, но в процессе его потребления нас призывают подтвердить своё участие и роль агента. При этом сущностные моменты остаются скрытыми. Фетишизм средств производства не избавляет нас от фетишизма, а только выводит фетишизм на новый уровень.

«Дезауризация» объектов искусств и внедрение в представление (спектакль) само стало товаром. Это можно проследить на примере «концептуального искусства», начиная с 1960-х гг. Разбор и выявление вещи и в то же время объективизация этого процесса были способом противостояния товаризации: производство не товаров, а информации, условий производства, концепций. Но этот процесс сам стал фетишем.

Свен-Олаф Валленштейн призвал развивать идеи Маркса в целях лучшего понимания вещи. Идея овеществления (Verdinglichung) у Маркса основывается на определенных различениях самой вещи, её качеств, материальности и идеальности. Что касается современной эстетики, то здесь происходит инверсия дихотомии чувственно-сверхчувственного. Сверхчувственные объекты, существующие как нечто идеальное, повторяются, производятся и материализуются. И в данном случае фетишизация находится на уровне идеального. Продолжением дефетишизации оказывается фетишизация дефетишизации. Фетишизм бесконечен, и всё может стать фетишем.

Ребекка Комэй (Rebecca Comay), профессор философии и сравнительной литературы из университета г. Торонто (Канада), сделала доклад «Гегель отмечает кое-где…». Ее исследовательские интересы распространяются на творчество Гегеля и немецкую философию Х1Х в., марксизм, учения В. Беньямина, Т. Адорно, М. Пруста и Ж. Батая. Доклад был посвящен тем контекстам, в которых Маркс указывает на Гегеля, и этот доклад имел, скорее, культурологический характер.

На заключительном «Круглом столе» было выражено общее мнение о том, что конференции такого рода дают возможность представителям разных течений, так или иначе связанных с Гегелем или Марксом, от Франкфуртской школы до школы Ильенкова, заявить о современном прочтении трудов этих великих мыслителей. Сегодня обострение противоречий обнаруживает себя как в либеральном, так и социально ориентированном обществе, включая такую страну, как Швеция. Участники конференции обозначили рост интереса  к данной тематике и к марксизму в США. Потому диалектическая логика Гегеля, направленная на критику самого Гегеля и Маркса, современных версий марксизма и современной действительности, является важнейшей составляющей общественного прогресса в его интеллектуальной и иных формах.

Е.В. Мареева, С.Н. Мареев, Н.С. Гнилозуб

Мареева Елена Валентиновна – доктор философских наук, профессор, зав. кафедрой общеобразовательных дисциплин Московской международной высшей школы бизнеса «МИРБИС» (Институт).

Мареев Сергей Николаевич – доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник Научного центра им. Р.А.Белоусова Московской международной высшей школы бизнеса «МИРБИС» (Институт).

Гнилозуб Никита Сергеевич – аспирант Московской международной высшей школы бизнеса «МИРБИС» (Институт).

Mareeva Elena V. – DSc in Philosophy, Professor, Head of the Department of General Education of the Moscow International Higher Business School “MIRBIS” (Institute).

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Mareev Sergei N. – DSc in, Professor, Chief Researcher, R.A. Belousov Research Center of the Moscow International Higher Business School “MIRBIS” (Institute).

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Gnilozub Nikita S. - postgraduate student of the Moscow International Higher Business School “MIRBIS” (Institute).

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Ссылки – References in Russian

Ильенков, Коровиков 2016 – Ильенков Э. Коровиков В.  Страсти по тезисам о предмете философии (1854-1955). М., 2016.

Мареева 2015 – Мареева Е.В. Две трактовки гегелевской диалектики в работах В.И.Ленина  / Альтернативы, № 4. 2015. С. 30-40.

References

Honneth 2015 – Honneth Axel. Die Idee des Sozialismus. Versuch einer Aktualisierung, Berlin, 2015.

Ilyenkov E, Korovikov V. Passions Theses on the Subject Matter of Philosophy (1954 – 1955). Moscow: 2016.

Mareeva E. Two Interpretations of Hegelian Dialectics in the Works of V.I. Lenin // Alternatives. M., 2015. № 4. P. 30-40.

Siemens, Frenzel 2014 – Stephan Siemens mit Martina Frenzel. Das unternehmerische Wir  Formen der indirekten Steuerung in Unternehmen, VSA: Verlag Hamburg, 2014.