Визуальная экология как дисциплина

Д.А. Колесникова, В.В. Савчук

Визуальная экология в контексте медиафилософии

В последние десятилетия можно наблюдать беспрецедентное расширение концепта экологического, что свидетельствует о повышении значимости экологической парадигмы в срезе современной эпохи. Природа как предмет экодискурса утратила онтологическую самодостаточность и превратилась в архив для создания медиаобразов.

Исследования визуальных и медиальных сред представляют собой одну из наиболее продуктивных форм теоретического осмысления динамических трансформаций, происходящих в культуре. К таким трансформациям относится прежде всего изменение чувственного восприятия в медиареальности: зрительное восприятие, социальная коммуникация, формирование идентичности и самосознания личности в целом сегодня во многом обусловлены антропогенной визуальной средой, в которой «обитает» житель современного мегаполиса. И здесь первый обнажающийся парадокс: чем менее мы отслеживаем воздействие визуальной среды на человека, тем глубже и неотвратимее оно оказывается. И, напротив, актуализация исследования опыта восприятия и коммуникации в городской среде посредством медиа дает шанс избежать крайних форм проявления негативных последствий визуального загрязнения. Последнее же открывает проблемное исследовательское поле новой дисциплины – визуальной экологии, которая нашла себе место в рамках медиафилософии.

Объектом исследования визуальной экологии является пространственная структура визуальных сред: визуальные образы городского и медиапространства, а также теоретические модели и понятийный аппарат, реконструируемый на основе современных теорий городского пространства, визуального опыта и экологического подхода к зрительному восприятию.

Визуальная экология как дисциплина находится на границе гуманитарных и естественных наук. С одной стороны, экологический дискурс тяготеет к строгости естественнонаучной дисциплины, располагающей четко разработанными количественными методами измерения загрязнения среды жизни, а с другой – концепт «экологии культуры», введенный Д.С. Лихачевым [Лихачев 2000], заостряет внимание на воздействии состояния художественной и культурной среды в целом на внутренний мир человека, его культурное самоощущение. Здесь мы не находим количественных критериев оценки состояния экологии культуры, а апеллируем в значительной мере к интуиции, к самоощущению, опирающемуся скорее на художественный вкус, чем на калькуляцию факторов влияния. В данном случае мы имеем дело более с метафорой, чем с количественными критериями оценки состояния культуры, с императивами важности культурной памяти, культурной среды, культуры человеческих отношений.

К деградации визуальной среды ведет как ее бедность (предельно функциональная жилая и промышленная застройка, бесконечные заборы, стерильные зеркальные плоскости офисов), так и избыточность визуальной информации. Избыток влечет к двум противоположным следствиям. Во-первых, к перенасыщению, а следовательно, к угнетению зрительного восприятия, его нечувствительности не только к информационным, но и к чувственным образам. На это реагируют художники, отмечающие, что вокруг жителя современного мегаполиса столько интенсивного цвета, что наши глаза утрачивают способность воспринимать тонкие естественные цвета и оттенки. Во-вторых, избыточность восприятия вызывает привыкание, а привыкание ведет к зависимости, к визуальной булимии и, в конечном итоге, к «перееданию» визуальной информации. И если в борьбе с булимией, в страхе перед невозможностью прекратить поглощение пищи, человек использует рвоту, фармакологические средства, то в борьбе с медиабулимией, порожденной тревогой из-за отсутствия новой информации, новых сообщений, новых образов, поставляемых экранными технологиями, человек пытается жить без экрана, без зависимости от него [Колесникова 2014, 163].

Визуальная экология требует вовлечения в сферу исследования широкого спектра тем, которые прежде не являлись объектами рефлексии в теории культуры, таких как транспорт, политика репрезентаций, реклама, дизайн, психофизиология визуального восприятия, гуманитарная офтальмология. Возрастающий общественный интерес к проблемам визуальной экологии обусловлен необходимостью выработки новой философии существования человека в урбанизированном мире. Город является местом реализации определенных визуальных стратегий и практик, соединяя в себе аспекты организации пространства и самоорганизации проживающих в нем сообществ.

Разнообразные визуальные среды или медиапространства характеризуются специфическими семантическими и коммуникативными возможностями. Визуальные образы – это особая генеративная среда, позволяющая производить и распространять интерсубъективные содержания способами, отличными от языковых средств [Инишев 2012]. В контексте визуальной экологии образы и различные визуальные содержания рассматриваются как всеобъемлющие медиальные поверхности, потенциал которых раскрывается в социальных, культурных и повседневных практиках.

Визуальный образ как предмет анализа

Конец ХХ – начало ХХI в. символизируется массовым распространением визуальной культуры, что дало повод исследователям современности назвать нашу эпоху «цивилизацией образа» [Вирильо 2004], а ситуацию в культуре – «иконическим поворотом» [Boehm 1994; Mitchell 1994], который характеризуется смещением онтологической проблематики к анализу визуальных образов. То, что видит человек, что окружает его повсеместно, на что он не может не смотреть, то становится его внутренним Я, выражается в коммуникации с другими, является образом реальности.

Следует отметить многообразие дискурса о визуальности, которое демонстрируют современные исследовательские центры. Национальный швейцарский исследовательский центр визуальной критики Eikones под руководством философа и теоретика искусства Готфрида Бёма разрабатывает тему власти и значения образа в ситуации иконического поворота [Boehm 2007]. Чикагский литературовед Уильям Митчелл развивает междисциплинарнный проект теории образа, фокусируясь преимущественно на социально-политических аспектах восприятия образных объектов [Mitchell 2005]. Институт искусств и медиа Потсдамского университета под руководством медиафилософа Дитера Мерша [Mersch 2002; Mersch 2006] занимается проблематикой визуального образа в контексте прояснения границ видимого и невидимого. «Центр исследований семиотики культуры и медиа» (Сан-Паулу, Бразилия) и его руководитель профессор Норвал Байтелло-мл. [Baitello Jr. 2005] рассматривают проблему образов-антропофагов, характерную для масс-медийного общества потребления. Тема взгляда и воображения не сходит с повестки дня в междисциплинарном центре исторической антропологии, руководимом профессором Кристофом Вульфом [Wulf 2013] из Свободного университета Берлина. Ситуации господства визуального образа и выработка методов рефлексии медиакультуры являются постоянным предметом дискуссий и научных презентаций на регулярно функционирующем семинаре «Визуальные практики» Института философии Санкт-Петербургского государственного университета.

Связь визуальности и пространственности является не только одним из основных мотивов «иконического поворота», но и темой многих теорий пространства и города, исходящих из идеи структурной связи городского пространства с повседневными перцептивными практиками [Lefebvre 1991; Lynch 1960; Soja 1989; Harvey 1996; Castells 2001; Verlen 1993]. Городская архитектура и визуальные образы города рассматриваются в контексте визуальной экологии не только как пространственная диспозиция или семиотическая поверхность, но и как целостный медиакомплекс, состоящий из открытых гетерогенных элементов, обитание в которых требует от современного человека иных по сравнению с традиционными навыков и компетенций.

Геометризация жизненного пространства

Принято считать, что источником экологических катастроф являются промышленность, производство, добывающие технологии и что писатели и художники непричастны к этим процессам. Полагаем, напротив, что последние как раз и являются источником нынешней ситуации. Ведь самая первая запись обнаруживает неприязнь к довещным формам и состояниям; она выравнивает и стерилизует ландшафт. Первый писец – орудие агрессивной способности абстрактного знака значить, воображаемого воплощаться, – начинает готовить основу для записи, стесывая поверхность, опосредствуя цели и утилизируя желания. Образ записи, стерилизующий и уплотняющий пространство, обретает плоть, питаясь результатами исследований «доистории», полагающих, что сам способ первой записи нуждался в предварительном выравнивании и заглаживании поверхности. «Даже в наиболее раннем пещерном искусстве часто встречаются попытки подготовить некоторые каменные поверхности» [Филиппов 1991, 126]. Древний писец, художник, график и скульптор не только двигались по формам предметов, но вначале робко, а затем все настойчивее и увереннее сглаживали их самобытные линии, преодолевая сопротивление материала. Обоюдоострая, обоюдоранящая точка касания кровоточит, но она же, вспомним, дает первые уроки преодоления косности мира, первые опыты работы с желанием, первые штудии пока еще не очень прямых, но уже угадываемых параллельных, первые свидетельства самодисциплины, первые воплощения знака. Первая прямая линия есть первое событие в заселении и обживании места. Она свидетельствует о насилии над прихотливостью естественной линии, она же – исток геометризации основы первозаписи и тем самым загрязнения визуальной среды.

Сегодня трудно представить себе все последствия активной трансформации визуальной среды, воздействующей на человека с такой силой и таким образом, что в результате изменяется не только восприятие и мировоззрение, но и образ жизни. С такими перцептивно-антропологическими проблемами связана необходимость выработки критериев загрязнения визуальной среды и определения понятия нормы. Уже давно существуют международные стандарты предельно допустимых норм загрязнения воды, воздуха и даже аудиальной среды, но предельно допустимые нормы визуального загрязнения пока не определены. Визуальная экология, рассматривая визуальные образы, так же как традиционная экология – воду, воздух, продукты питания, т.е. все то, что мы постоянно потребляем, ставит вопрос о необходимости осознанного регулирования визуальной среды. Однако формальная регламентация и повсеместная стандартизация может повлечь за собой опасную унификацию публичного пространства и господство стереотипной эстетики нейтральных форм. Задачами визуальной экологии являются привлечение специалистов в области медиафилософии, дизайна, архитектуры, урбанистики, психологии восприятия для разработки адекватных стандартов визуального загрязнения и реализации эффективных проектов взаимодействия с пространством, способных примирить противоречия между эстетическим, техническим и природным.

Новое научное направление, исследующее качество визуальной среды, опирается на разработки различных дисциплин: визуальной антропологии, ландшафтного дизайна и садово-парковой архитектуры, аналитики рекламы, экологии компьютерных игр, психофизиологии визуального восприятия, гуманитарной офтальмологии и проч. Если же визуальная экология претендует на статус экологической дисциплины, если она желает быть научным дискурсом, пусть и в гуманитарном его изводе, о качестве среды обитания современного человека, то она не может ограничиваться благими призывами гуманитариев к улучшению визуальной среды ради создания привлекательного пространства жизни. Говоря о качестве жизни, мы не можем обойтись и без выработки критериев загрязнения визуальной среды и определения понятия соответствующей нормы, опирающейся на единую шкалу оценки. Могут ли они быть найдены? Можем ли мы наметить ориентиры исследования в этих направлениях?

Пролегомены к выработке критериев визуального загрязнения

1. В природе нет прямых линий. Их очень мало и в планировке старых городов и старой архитектуре. Не потому ли мы восхищаемся маленькими площадями, кривыми улочками старых городов, руинами древних храмов и дворцов, домиками простых людей, предметами ручного труда, что живем в геометрических, строго расчерченных кварталах наших городов и однообразных домах, без иррациональных с точки зрения современного градоустройства и планировки сбоев?

Трудно не заметить, что репрессивная власть держится на геометризации всей среды жизни. Преобладание прямых линий и плоскостей, прямых углов в организации пространства создает бедную визуальную среду (типовые здания, дома-корабли, промышленные заборы, стерильные плоскости, удручающие расстояния). Если прямоугольная среда не уравновешивается разрывами, складками, зонами интимности, т.е. такими местами, где человек мог бы пребывать в уединении и тишине, так необходимых для мысли, неспешного общения, любви, тогда она «тяжко угнетает воображение», пишет Кант, пересказывая английского лингвиста и этнолога Вильяма Марсдена [Кант 1966, 248]. Геометрия стрижки регулярного парка, выпрямление естественных линий ландшафта до прямоугольников и квадратов воплощают экспансию власти и подчинения на природу. Романтические идеалы, иррациональные сюжеты, нерегулярные парки и детские площадки, построенные из «кривых» материалов, и проч. – это попытка преодолеть власть всеобщей регулярности, надзора и репрессии. Загрязнение среды определяется монотонностью, бедностью впечатлений. Еще предстоит определить критерии степени геометризации, но одно ясно уже сейчас: вторжение разнообразия, сознательное включение кривых линий и отказ от прямоугольности – путь к оздоровлению городской среды. Вот маленький, но характерный пример из практики посадки аллей из деревьев одного вида. Ведь то, что было оправданно в позапрошлом веке, когда прямые липовые или дубовые аллеи, ведущие к барскому дому, служили оппозицией произволу леса, степи или раскинувшимся полям, будучи воспроизведенным сегодня, означало бы усиление однообразия улиц, геометризации планировки, снижение разнообразия. И таких примеров из области практической визуальной экологии можно найти много.

Стихийной формой сопротивления тотальной геометризации городского пространства является повсеместное протаптывание тропинок наискось газонов, которые с педантичностью безумного геометра расчерчивают землю прямыми улицами, как и столь же прямые углы пешеходных дорожек.

2. Среди экологических понятий есть термин «мера биоемкости», который указывает на биологическую продуктивность земли данного региона. Применительно к визуальному загрязнению речь идет о мере биоемкости того фрагмента природы, который представляет собой человеческое тело, способное отреагировать, а значит, сохранить психическое и психологическое здоровье человека, продуктивность его деятельности, его существование, в конечном счете. Избыток визуальной информации может определяться количественно (количество квадратных метров рекламы на сто квадратных метров городской площади) и качественно (интенсивность, яркость, частота мигания рекламы). Перевод теоретических положений в количественные показатели потребует весьма трудоемких расчетов с использованием данных различных наук (психофизиологии восприятия, биомедицины, психофизиологических закономерностей восприятия, психологии восприятия цвета, исторической этнологии и этнографии), а также с учетом специфики восприятия и мышления в традиционной (архаической) культуре, формирования восприятия пространства и форм предметов и др.

3. При установлении источников загрязнения визуальной среды весьма важным фактором является сомасштабность визуальных объектов человеку. Несоразмерное человеческому масштабу угнетает, причиняет вред психике. Малые же размеры умиляют, как умиляют нас детеныши животных с их пропорциями и неловкими движениями. Здесь нам снова не обойти фигуру Канта. Пытаясь решить проблему критериев загрязнения визуальной среды и неожиданно обнаружив у Канта методологические принципы визуальной экологии, мы посчитали убедительным призыв писателя, переводчика и известного петербургского культурного деятеля Бориса Останина исправить русский перевод в оппозиции прекрасное – возвышенное (das Erhabene). С возвышенным у нас связываются иные религиозно-мистические и художественные коннотации. В данном же термине речь действительно идет о превышающем меру, сверхмерном. Das Erhabene, по мнению Останина, следовало бы переводить как грандиозное (с обертонами: жуткое, безмерное, шоковое, чудовищное). Понятие «возвышенное (от лат. «sublimis») – эстетическая категория, радикально видоизменившая (бытовавшие у Платона, отцов церкви и в схоластике, а также среди ренессансных неоплатоников) представления о красоте как свойстве безусловноблагом и, напротив, акцентирующая присущие прекрасному отчуждающие, тревожные и даже ужасные качества. Понятийно категория была обоснована уже в трактате “О возвышенном” (I в. до н. э.), первоначально приписываемом Лонгину, однако там она рассматривается лишь обще риторически, вне ассоциаций с пейзажем, философский интерес к которому (в том числе в плане тревоги и отчуждения, испытываемого при созерцании природы) намечается, как мы знаем, у Сенеки и Порфирия» [Соколов 2011, 674].

Согласимся, понятие das Erhabene в нашем образно-лингвистическом топосе вполне адекватно было бы передавать понятием «грандиозное». Кант берет примеры не из религиозной сферы «возвышенного», а из сферы природы: «Дерзко нависшие, как бы грозящие скалы, громоздящиеся по небу тучи, надвигающиеся с громом и молнией, вулканы во всей их разрушительной силе, ураганы, оставляющие за собой опустошения, бескрайний, взбушевавшийся океан, огромный водопад многоводной реки и т.п. – все они делают нашу способность к сопротивлению им ничтожно малой в сравнении с их силой. Но чем страшнее их вид, тем приятнее смотреть на них, если только мы сами находимся в безопасности; и эти предметы мы охотно называем возвышенными» [Кант 1966, 269]. В связи с многократно превышающим масштаб человека природным объектом, явлением или искусственным сооружением (например, самым высоким небоскребом) мы вспомним о категории «прекрасное» далеко не в первую очередь. Скорее мы вспомним характеристики «огромный», «чудовищный», «завораживающий» и проч. Замечено, что человек производит образы, которые могут наносить ему вред, когда они выходят из-под контроля, превышают размеры сомасштабные человеку или активно противопоставлены среде – ведь в таких случаях они начинают жить своей жизнью и руководствоваться своими интересами.

4. В качестве следующего критерия загрязнения можно использовать превышение физиологического порога восприятия, существование которого означает, например, что не следует смотреть на яркое солнце, на вспышки электросварочного аппарата и атомного взрыва, ультрафиолетовые лампы и блестящий на солнце снег в горах, поскольку можно получить ожог глаз. Все это хорошо известно, вошло в школьный курс «Основы безопасности жизнедеятельности» и в нормативы по технике безопасности в различных профессиях. И, кстати, об ожогах тела: показ картин с изображением айсбергов, снега и ледовитого океана в ожоговой больнице, как зафиксировали медики, ведет к уменьшению страданий и понижению температуры тела.

5. Еще один подход к выработке критериев визуального загрязнения может дать эргономика – дисциплина, изучающая поведение человека в процессе производственной деятельности, затраты его энергии, производительность и интенсивность труда. Эргономика включает в себя антропометрию, биомеханику, гигиену труда, физиологию труда, техническую эстетику, психологию труда, инженерную психологию. Она охватывает организацию рабочих мест, как производственных, так и бытовых, а также промышленный дизайн. В этой дисциплине выработаны конкретные критерии измерения влияния на производительность труда различных факторов, среди которых не последнее место занимает окраска помещений в тот или иной цвет, интенсивность и качество искусственного освещения. Это касается закрытых производственных помещений, но не трудно экстраполировать ее достижения на всю антропогенную среду – среду обитания человека, которая, напомним, становится все более медиагенной.

Исследователи установили, в частности, взаимосвязь производительности труда и цвета. При работе, рассчитанной на короткий срок, производительность труда при красном свете увеличивается, а при синем – снижается. При длительной работе повышению производительности труда способствует зеленый свет и препятствуют индиго (средний между темно-синим и фиолетовым) и фиолетовый. Эти исследования относятся, прежде всего, к физическому труду, к мышечной работе, но их результаты следует учитывать и при умственном труде (см.: [Бурова 1969; Блохин 1973; Агостон 1982]). К этому можно добавить исследование восприятия цвета в искусстве, предпринятое, в частности, швейцарским искусствоведом Иоганнесом Иттеном [Иттен 2000], которое дает основание для выработки рекомендаций по использованию того или иного цвета, его интенсивности в организации городской среды.

6. Представления художников об идеальном пейзаже оказывают гораздо более сильное влияние на человека и создание среды, чем может показаться на первый взгляд. Идеалы, запечатленные в изобразительном искусстве, дисциплинируют взгляд, становятся формой, через которую пропускается реальность. В итоге организующая сила красоты «создает» не только городскую среду, пейзажи пригородных парков и поэтические руины, но и образ тела, а следовательно, и само тело, например, посредством пластических операций. Власть представлений о красоте столь повсеместна, что она воспринимается не как насилие, а как собственное желание, как общепринятые нормы. Внутри культурной ситуации, полагаем, так и должно быть. Подтверждение этому находим в представлениях о красоте в различных архаических культурах, в том числе и доживших без изменения до настоящего времени. Примеры «экзотичных» форм воплощения таких представлений многочисленны: таковы, в частности, перебинтовывание ступней у китаянок или выбивание передних зубов у девушек из племени балуба. В таких случаях способ утверждения красоты трудно отделить от форм насилия, если смотреть «извне» данной культуры. Но даже и в не столь бросающихся в глаза примерах нельзя не увидеть насилия над телом природы, скажем, в регулярных парках, прямых дорогах, регулярной застройке и угнетающих психику высоких бетонных ограждениях, уходящих за горизонт. Не потому ли столь повсеместна критика красоты со стороны радикальных мыслителей и художников? Поэт и авторитетный критик искусства Герберт Рид в 1936 г. писал: «Следует заметить без обиняков, что классицизм ныне представляет для нас – и всегда представлял – силы угнетения. Классицизм есть интеллектуальный двойник тирании. <…> Там, где кровь мучеников обагряет землю, там вы найдете дорическую колонну или, возможно, статую Минервы» [Read 1977, 107]. Футуристы прославляли машины и войну, красоту оружия. Сегодня создавать и внедрять в социальное пространство гламурные и глянцевые образы (а именно они выступают идеалом красоты общества потребления) значит выступать заодно с властью и ухудшать и без того плохую визуальную экологию мегаполисов.

Сделаем вывод. Негативные воздействия неблагоприятной визуальной экологии (сочетающей бедность, монотонность, удручающее однообразие и – чрезмерную интенсивность слишком уж манящих рекламных образов, шоковый избыток, наконец) требуют самого пристального внимания и предотвращения как геометризации, обеднения визуальной среды, так и излишне перенасыщенной, аттрактивной структуры визуального окружения. Исследования различных аспектов визуального окружения, определяющих качество жизни современного человека, делают настоятельным создание визуальной экологии.

Источники – Primary Sources in Russian

Вирильо 2004 – Вирильо П. Машина зрения / Пер. с фр. А.С. Шестакова под ред. В.Ю. Быстрова. СПб.: Наука, 2004. (Virilio P. The Vision Machine. Translated from French into Russian by A.S. Shestakov).

Кант 1966 – Кант И. Критика способности суждения // Кант И. Соч.: В 6 т. М.: Мысль, 1966. Т. 5. С. 161–527. (Kant I. Critique of Judgment. Russian translation).

Лихачев 2000 – Лихачев Д.С. Экология культуры // Лихачев Д.С. Русская культура. М.: Искусство, 2000. С. 91–102. (Lichachev D.S. Ecology of culture. In Russian).

Primary Sources in English

Read 1977 – Read H. Surrealism and the Romantic Principle // Read H. The Philosophy of Modern Art: Collected Essays. London: Faber and Faber, 1977. P. 110–118.

Ссылки – References in Russian

Агостон 1982 – Агостон Ж. Теория цвета и ее применение в искусстве и дизайне: Пер. с англ. М.: Мир, 1982.

Блохин 1973 – Блохин В.В. Архитектура интерьера промышленных зданий. М.: Стройиздат, 1973.

Бурова 1969 – Бурова Н.В. Интерьеры производственных зданий. М.: Стройиздат, 1969.

Инишев – Инишев И.Н. «Иконический поворот» в теориях культуры и общества // Логос. М., 2012. № 1. С. 184-211.

Иттен 2000 – Иттен И. Искусство цвета / Пер. с нем. Л. Монаховой. М.: Д. Аронов, 2000.

Колесникова 2014 – Колесникова Д.А. Что такое визуальная экология? // Экологическая эстетика: проблемы и границы / Под ред. В.В. Прозерского. СПб.: С.-Петерб. филос. об-во, 2014. С. 157–165.

Соколов 2011 – Соколов М.Н. Принцип рая. Главы об иконологии сада, парка и прекрасного вида. М.: Прогресс-Традиция, 2011.

Филиппов 1991 – Филиппов А.К. Истоки и природа искусства палеолита. Дис. ... д-ра истор. наук. Л.: Ин-т археологии АН СССР, 1991.

References in English

Castells 2001 – Castells M. The Internet Galaxy: Reflections on the Internet, Business and Society. Oxford: Oxford University Press, 2001.

Harvey 1996 – Harvey D. Justice, Nature and The Geography of Difference. New York: Blackwell, 1996.

Lefebvre 1991 – Lefebvre H. The Production of Space / Transl. by D. Nicholson-Smith. Oxford: Basil Blackwell, 1991.

Lynch 1960 – Lynch K. The Image of the City. Cambridge, MA: MIT Press, 1960.

Mitchell 1994 – Mitchell W.J.T. The Pictorial Turn // Picture Theory. Essays on Verbal and Visual Representation. Chicago; London: The University of Chicago Press, 1994. P. 11–34.

Mitchell 2005 – Mitchell W.J.T. What do Pictures Want?: The Lives and Loves of Images. Chicago; London: The University of Chicago Press, 2005.

Soja 1989 – Soja E. Postmodern Geographies: The Reassertion of Space in Critical Social Theory. London; New York: Verso, 1989.

Verlen 1993 – Verlen B. Society, Action and Space. London: Routledge, 1993.

Wulf 2013 – Wulf Ch. Anthropology: A Continental Perspective. Chicago: University of Chicago Press, 2013.

References in German

Boehm 1994 – Boehm G. Wiederkehr der Bilder // Was ist ein Bild / Hrsg. von G. Boehm. München: W. Fink, 1994. S. 11–38.

Boehm 2007 – Boehm G. Wie Bilder Sinn erzeugen: Die Macht des Zeigens. Berlin: Berlin University Press, 2007.

Mersch 2002 – Mersch D. Was sich zeigt. Materialität, Präsenz, Ereignis. München: W. Fink, 2002. (Habilitationsschrift).

Mersch 2006 – Mersch D. Medientheorien zur Einführung. Hamburg: Junius, 2006.

References in Portuguese

Baitello Jr. 2005 – Baitello Jr. N. A Era da Iconofagia: Ensaios de comunicação e cultura. São Paulo: Hacker Editores, 2005.

References

Agoston G.A. Color theory and its application in art and design. Front Cover. George A. Agoston. Berlin: Springer-Verlag, 1979. (Russian Translation 1982).

Baitello Jr. N. A Era da Iconofagia: Ensaios de comunicação e cultura. São Paulo: Hacker Editores, 2005.

Blokhin V.V. The architecture of interiors of industrial buildings. M.: Stroiizdat, 1973. (In Russian).

Boehm G. Wiederkehr der Bilder // Was ist ein Bild / Hrsg. von G. Boehm. München: W. Fink, 1994. S. 11–38.

Boehm G. Wie Bilder Sinn erzeugen: Die Macht des Zeigens. Berlin: Berlin University Press, 2007.

Burova N.V. The interiors of industrial buildings, M.: Stroiizdat, 1969. (In Russian).

Castells M. The Internet Galaxy: Reflections on the Internet, Business and Society. Oxford: Oxford University Press, 2001.

Filippov A.K. Origins and nature of paleoite art. Dissertation for doctor of historic sciences degree. L.: Institute of archeology Academy of Scienses of USSR, 1991. (In Russian).

Harvey D. Justice, Nature and The Geography of Difference. New York: Blackwell, 1996.

Inishev I.N. «Iconical Turn» in Theories of Culture and Society // Logos. М., 2012. № 1. P. 184-211. (In Russian).

Itten J. Kunst der Farbe: subjektives Erleben und objektives Erkennen als Wege zur Kunst. 23. Aufl. Ravensburg: Ravensburger Buchverl., 1996. (Russian translation).

Kolesnikova D.A. What is a Visual Ecology? // Environmental aesthetics: problems and borders / Ed. by V.V. Prozerskij. SPb.: Saint-Petersburg Philosophic society, 2014. P. 157–165. (In Russian).

Lefebvre H. The Production of Space / Transl. by D. Nicholson-Smith. Oxford: Basil Blackwell, 1991.

Lynch K. The Image of the City. Cambridge, MA: MIT Press, 1960.

Mersch D. Was sich zeigt. Materialität, Präsenz, Ereignis. München: W. Fink, 2002. (Habilitationsschrift).

Mersch D. Medientheorien zur Einführung. Hamburg: Junius, 2006.

Mitchell W.J.T. The Pictorial Turn // Picture Theory. Essays on Verbal and Visual Representation. Chicago; London: The University of Chicago Press, 1994. P. 11–34.

Mitchell W.J.T. What do Pictures Want?: The Lives and Loves of Images. Chicago; London: The University of Chicago Press, 2005.

Soja E. Postmodern Geographies: The Reassertion of Space in Critical Social Theory. London; New York: Verso, 1989.

Sokolov M.N. Principles of paradise.Chapters on icinology of garden, park and beautiful view. Moscow: Progress-Traditsiia, 2011. (In Russian).

Verlen B. Society, Action and Space. London: Routledge, 1993.

Wulf Ch. Anthropology: A Continental Perspective. Chicago: University of Chicago Press, 2013.