Мораль: разнообразие понятий и смыслов. Сборник научных трудов к 75-летию академика А.А. Гусейнова. М.: Альфа – М., 2014. 448 с.

В истории и практике философской мысли важное место занимает обычай произнесения торжественных речей по тому или иному поводу. Раньше это было до неразличимости слито с магическими ритуалами и религиозными обрядами. Этот момент еще очень ярок в диалогах Платона, самым наглядным из которых является, пожалуй, «Пир». Но уже здесь акцент перемещается от служения народным богам к служению богу мудрости, в конечном счете – к почитанию философии. Не случайно, что оригинальное греческое название этого диалога «Συμπόσιον» обозначает теперь определенный формат научных встреч и совещаний. Именно во время торжеств по случаю тех или иных религиозных, общественных, персональных праздников и собирались в Греции мыслители, политики, поэты, просто сограждане, чтобы обсудить вопрос сущности «блага», «справедливости», «мудрости».

С тех пор встречи изменили свою форму, затруднительные для фиксации «пиры» стали более формальными, теперь они организуются преимущественно фондами и институтами, имеют четкий регламент, разные способы протоколирования. То, что во времена Сократа было почти исключительно устным, теперь часто стало с необходимостью включать в себя письменную форму. Поэтому часто «встреча» может быть и вовсе «идеальной». К таким видам относятся, например, виртуальная конференция или «встреча» на страницах сборника. Но среди «деловых» встреч на отвлеченные, часто сугубо профессиональные темы все еще остаются и иные, посвященные тому или иному значимому событию, юбилею, торжеству. На них речь идет о самом важном и значимом. В свете вышесказанного рассматриваемая книга особенно интересна, так как на ее страницах организуется встреча множества философов из разных стран, которые произносят свои короткие «письменные речи» по важному случаю и по самому центральному для них вопросу.

Издание представляет собой сборник статей и кратких очерков, в центре которых стоит попытка каждого автора ответить на вопрос о том, что для него представляет собой мораль. Книга делится на две части. В первой даны статьи о понятии морали отечественных ученых. Часть из них связаны с пониманием морали юбиляром, часть – относительно независимы. Во второй части находится более 40 кратких очерков, авторами выступают представители разных стран. География широка, хотя и не всеобъемлюща, большинство ученых представляют Россию и США, но есть философы из Китая, Германии, Индии, Сербии, Канады, Словении, Греции, Швеции и Великобритании. Первая часть представлена только на русском языке, тогда как вторая дана на русском с тем же текстом на английском, либо, если автор из Германии, то с текстом на немецком.

Само название разбираемого сборника задает настрой и достаточно точно определяет содержание. Авторы создают разные образы, измерения, перспективы и грани «морали». Словосочетание «разнообразие понятий» уже содержит в себе момент парадоксальности, сознательно или нет, но постулирует невозможность задания единого, универсального для всех понятия. Более того, оно указывает, что «понятие» тут либо «образное», либо «образу» придается вид «понятия», а это в свою очередь выводит на проблематику соотношения научных и художественных средств выражения. Наконец, завершающий элемент названия, слово «смыслов», выводит на ценностный, мировоззренческих аспект, на значимость и актуальность, на цель, в конечном счете – на «должное».

Читатель может легко убедиться в том, что в книге представлены все аспекты, которые обозначаются в заголовке. Для одного автора вперед выдвигается моральный поступок, для другого – концепт морали, а для кого-то смысл и прикладное значение. Более того, некоторые авторы касаются временной перспективы, говорят о «прошлом» и «будущем» морали, о ее становлении, другие описывают ее содержательные качества, некоторые пишут о добродетелях, другие о нормах морального поступка, наконец, часть ученых останавливается в первую очередь на смысловых гранях или на формальных признаках.

В книге, безусловно, можно увидеть задумки редактора-составителя (но и автора также) О.П. Зубец, отметить для себя структуру, догадаться о критериях (или об их отсутствии), по которым происходил «сбор» статей и заметок. Те смыслы, которые получаются при прочтении, лежат вне рамок индивидуального контроля составителя или мысли отдельного автора, они не задаются, а заново возникают в процессе соприкосновения, проникновения в полифонию понятий и образов, воображаемого общения с авторами книги, каждый из которых имеет свою точку зрения.

Книга написана, как принято выражаться, «коллективом авторов», но на самом деле это не совсем так, если не толковать коллектив через предельно широкое понятие или не скорректировать привычное понимание значения этого слова. Обычно под настоящим коллективом подразумевают людей, которых объединяет друг с другом тесная связь, знакомство, признание общих ценностей, принадлежность к единому сообществу, преданность единой, выразимой цели. Но в данном сборнике сама возможность общих ценностей, близости точек зрения и целей неоднократно ставится под вопрос, далеко не все авторы знакомы друг с другом, не каждый из них имеет даже в качестве своей основной специализации философскую дисциплину «этика».

Сборник начинается известной статьей юбиляра А.А. Гусейнова о возможности понимания нравственности через «негативную этику». Это задает основной вектор первой части. «Негативная этика» ставит вопрос понятия морали не в положительном выведении ряда черт, которые вторичны, а в отталкивании от запретов. А.А. Гусейнов пишет: «Нравственные запреты суть сама нравственность в ее негативном выражении. Нравственность понимается как иное, чем запечатленная в запретах безнравственность, как то, что начинается за пределами этой безнравственности и активно ей противостоит» (с. 29), а затем: «Негативный поступок нравственно позитивен именно в своей негативности» (с. 30). С помощью основания этики на негативном поступке автор решает ряд задач, в том числе и логическую, а главное, осуществляет попытку примирения абсолютности нравственного требования с ее конкретным отношением к данному поступку. А.А. Гусейнов находит «стык», который разрешает антиномию разнопорядковости объективного и субъективного, ведь «запрет – не абстракция, не обобщение, а точное указание того действия, которое запрещено к исполнению» (там же). Заканчивается статья позитивным утверждением, что негативная этика «означает в то же время, что за пределами указанных запретов индивид волен развиваться, расти, творить, искать новые формы межчеловеческих связей без какой-либо оглядки и боязни, что он нарушает нравственные каноны» (с. 34).

Ряд авторов выступает с полемическими замечаниями, например, как антитезис читается подход Р.Г. Апресяна, у которого уже на первых страницах статьи «Смысл морали» делается акцент на невозможности сведения подхода к морали к запретам. Он пишет: «Мораль превышает закон, поскольку не исчерпывается ограничениями, не сводится к запретам. Она подсказывает и указывает, что надо делать помимо воздержания от совершения запрещаемого» (с. 40). С попыткой детальной критики «негативной этики» выступает А.В. Прокофьев. Критическим подходам возражает О.П. Зубец. Но было бы ошибочно считать, что проблематика концепции «негативной этики» и полемика на эту тему сколь-либо центральны для всей книги. Это лишь одна из возможностей прочтения. Уже ряд авторов из первой части книги не касаются непосредственно вопроса «негативной этики», а предлагают свои собственные размышления о природе морали. Во втором разделе книги представление предельного «разнообразия» подходов морали за счет разброса мнений, сжатости их изложения, ширины диапазона культурных и интеллектуальных традиций, становится поистине уникальным. Еще более усилить этот эффект могло бы разве что привлечение текстов с рефлексиями над природой морали от авторов прошлых лет и столетий, чего, впрочем, составитель сознательно не делает.

Вторая часть – это своеобразный набор «интеллектуальных ассоциаций», которые появляются у авторов при просьбе ответить на вопрос о том, что такое мораль. Разнообразие в данном разделе резко выступает, превалирует и овладевает единством. Но экспериментальность, даже рискованность подобного подхода составителя дарит неповторимые впечатления. Есть вероятность появления у читателя убеждения, что авторы пишут о чем-то разном, что кроме самого слова «мораль», да и то порой меняющегося на слова «нравственность» или «этика», ничего общего нет. Действительно, в книге наблюдаются разные подходы по ключевым темам: о месте и возможности научного подхода, о насилии, лжи, природе, структуре, назначении, смысле. На каком-то этапе создается ощущение, что за поверхностью слов скрываются не просто разные позиции, а принципиально отличные и не сводимые друг к другу линии дискурсов, что множественность не просто преобладает над единством, а разводит его по совершенно разным измерениям.

Так, касаясь вопроса о соотношении этики и морали, Джордж Кроуэлл пишет: «На мой взгляд, термин “мораль” эквивалентен термину “этика”» (с. 246), вопреки ему Йован Бабич считает, что необходимо, даже принципиально их различать: «Несмотря на то, что термины “этика” и “мораль” иногда используются как взаимозаменяемые, на мой взгляд, их важно различить: мораль есть особо ценностное мерило, а этика – теория о морали. Мораль есть часть нашей социальной реальности, тогда как этика – часть философии» (с. 221). Отфрид Хёффе идет дальше, для него важными и первостепенными являются не отношения этики и морали, а нравственности и морали. Немецкий ученый, разделяя нравственность и мораль, утверждает: «Нравственность нельзя идентифицировать с какой-то определенной моралью, более того, она представляет собой такое безусловное нормативное требование, на основе которого мораль получает подкрепление или отвержение» (с. 312).

Не больше единства в отношении вопроса о возможности определения морали. Например, Курт Льюис сразу декларирует: «Мораль определить можно, но поскольку моральность человека требует существенных усилий, многие предпочитают игнорировать ее определение» (с. 251). Ученый из Индии Рам Маджхи пишет, что «в конечном счете мораль остается неопределяемой» (с. 353). С ним согласен Ричард Вернер: «Не думаю, что мораль можно определить» (с. 435). Российский исследователь А.В. Разин старается найти некий компромисс между определяемостью и неопределяемостью, утверждая, что мораль «оказывается многообразной, а следовательно, многообразными должны быть и ее определения» (с. 405). Стивен Палмквист же при рассмотрении данного вопроса акцентирует другой момент и предостерегает от определения морали, он пишет о необходимости оставить ее неопределимой: «Лучшая защита от обожествления этики – признать в качестве основания моральной философии принцип-ограничение – теоретическое незнание: мы не знаем, в чем состоит абсолютная моральная добродетель» (с. 392). Еще одну грань отмечает Мао Ксин, он спрашивает всех и себя: «Что есть мораль? Отвечая на этот вопрос, нужно обратиться к другому вопросу – морально ли само это вопрошание?» (с. 342).

Сам центральный момент о выводимости или самодостаточности морали также представлен набором различных мнений. При подчеркивании большинством авторов автономного характера морали у некоторых из них этот подход тоже встречает резкую оппозицию. Автономность далеко не всегда абсолютизируется, часто «проскальзывает» акцент на том или ином «дополнительном» основании морали. Происходит принципиальное разделение позиций в вопросе: как познается мораль? Здесь делается акцент на интуиции, на рассудке, на социальном моменте.

Итак, ни одна позиция не является устойчивой, ни один момент не выглядит очевидным для всех. Получается, что даже мораль не является центром, если не отталкиваться просто от слова, но учитывать также смысловые особенности. Так есть ли у книги нечто общее? Может быть, это лишь воля составителя? Возможно, что общее, если таковое вообще можно найти, находится в самой традиции составления юбилейных сборников. Эта традиция не есть теоретическая концепция, более того, она слита с религиозным моментом, даже у тех, кто называет себя атеистом, но эта неартикулируемость не является недостатком так же, как не выглядит недостатком опыт «интеллектуальных ассоциаций». Как выразился один из авторов,  а именно Роджер Смит: «Философы постоянно собираются для обсуждения своих расхождений, и они признают общую мораль, чтобы это стало возможным. То, как они делают это, может сказать нам о морали больше, чем то, что они говорят о ней» (с. 430). Общая мораль скрывается не в словах, а в поступках, которые скрываются за этими словами, то, что мы можем уловить в словах лишь косвенно, но тогда обилие этих косвенных свидетельств не рассеивает, не «деморализует», а обогащает читателя. Для кого-то, особенно традиционалистов, это повод для пессимизма, для констатации постморального состояния, угасания и заката морали. Действительно, «Пир» Платона стал виртуальным, на нем люди порой уже почти ничего не знают друг о друге. Но можно в этом видеть и торжество морали, где искусственность и насильственность в навязывании единого подхода к морали прошлого, которое обеспечивалось далеко не в моральных, а в коньюктурных, религиозных и идеологических целях, потерпело крах. Жизнь чувствуется не в личном соприкосновении настоящего пира, а в том, что автор дает свою статью в сборник, который в своей целостности приобретает иное звучание, часто принципиально отличное от того, которым проникнута отдельная статья. Помноженное на особенности индивидуального восприятия, это дает неисчислимое количество оттенков, эффект которых невозможно предсказать. Скорее всего, большинство авторов понимает это, но тем не менее они принимают участие в сборниках. Что же движет ими?

Единство подхода к морали стало плотью самой морали, стало автономным и чем-то идеальным, вечно ускользающим, заданным, а не данным. Что касается вопроса опасности утраты морали, который порождается порой таким выводом, то это псевдовопрос, так как он предполагает, что человечество когда-то «владело» моралью, а это, вглядываясь в прошлое, представляется крайне сомнительным как с теоретической, так и с практической точки зрения. Возможно, что, если ранее за свободу своего морального подхода, поступка надо было бороться, иногда даже рискуя жизнью, то теперь пришло время стать достойным ее. Это новый вызов для мышления, для современной «духовной ситуации», но представляется, что мораль предполагает и это испытание. Возможно, что сохранить начало единообразия морали и не погрязнуть в релятивизме во времена разнообразия не легче, чем было остаться по-другому моральным во времена единообразия навязываемой «морали». Но умение морально жить в эту эпоху поможет предотвратить опасность возвращения в тоталитарную «мораль», где на кон может быть поставлена судьба человечества.

Если читатель хочет «разобраться» с моралью, то эта книга вряд ли ему поможет (если читать все статьи подряд). Зато она может дать шанс включиться в мысль о моральном и мысленно увеличить сборник своим пониманием морали. Это подтвердит единство в мире разнообразия, ведь, несмотря на то, что авторы так несхожи в подходах, все они сочли возможным опубликовать очерки в одной книге. Никакой «законченный» сборник не даст человеку исчерпывающий ответ на вопрос: чем является мораль? В ответе необходимо поучаствовать самому.

К.Е. Троицкий