В статье предпринята попытка выявить и проанализировать комплекс тех широкомасштабных и глубоких сдвигов, которые в последние десятилетия происходят в важнейших сферах общественной жизни во всемирном масштабе. Дается анализ природы, ключевых факторов и главных векторов этих сдвигов. Особо важное значение придается процессам глобализации, информационно-телекоммуникационной революции, тенденциям ускорения социального времени, своего рода «сжатию» мирового пространства и др., которые в совокупности способствуют размыванию традиционных национальных и государственных границ, беспрецедентному сближению народов. Должное место отведено феномену нового великого переселения народов, всевозрастающим потокам миграции масс людей, которые ведут к радикальной трансформации демографической карты современного мира, к постепенной вестернизации Востока и ориентализации Запада. Дается анализ таких новых тенденций мирового развития как широкомасштабное перераспределение богатств, технологий, знаний, науки, информации, относительной геополитической мощи, инверсия вектора и функций глобализации и т.д. На основе анализа этих и других связанных с ними тенденций и процессов сделан вывод о вступлении современного мира в качественно новый этап своего развития, его радикальной трансформации. Обоснован тезис о необходимости переоценки ценностей демократии, идей прав и свобод человека, их системных характеристик, места и роли в современном стремительно меняющемся мире.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: глобализация, информационные технологии, демократия, рынок, свобода, ценности, кризис, трансформация.

ГАДЖИЕВ Камалудин Серажудинович – доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН, профессор факультета политологии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.

gajievks@mail.ru

Статья поступила в редакцию 17 января 2017 г.

Цитирование: Гаджиев К.С. Новая «Великая трансформация»? // Вопросы философии. 2017. № 7. С. ?–?

Voprosy Filosofii. 2017. Vol. 7. P. ?–?.

The New ‘Great Transformation’?

Kamaludin S. Gadzhiev

The article attempts to identify and analyze the complex of those large-scale and profound changes that have occurred in the most important spheres of public life on a worldwide scale in the last decades. The analysis of nature, key factors and main vectors of these shifts is given. Рarticular importance is given to the processes of globalization, the information and telecommunications revolution, the trends of accelerating social time, a kind of "contraction" of the world space, etc., which together contribute to the erosion of traditional national and state borders, and the unprecedented rapprochement of peoples. The phenomenon of the new great migration of peoples, the ever-increasing flows of migration of the masses of people that lead to a radical transformation of the demographic map of the modern world, to the gradual westernization of the East and the orientalization of the West are given due place. The analysis of still new trends in world development is given as a large-scale redistribution of wealth, technology, knowledge, science, information, relative geopolitical power, in-version of the vector and functions of globalization, etc. Based on the analysis of these and other related trends and processes, the conclusion is made about the entry of the modern world into a qualitatively new stage of its development, its radical transformation. The thesis about the need to reassess the values of democracy, the ideas of human rights and freedoms, their system characteristics, place and role in today's rapidly changing world is substantiated.

KEYWORDS: globalization, information technologies, democracy, market, freedom, values, crisis, transformation.

GADZHIEV Kamaludin S. – DSc in History, Professor, Chief Researcher, Institute of World Economy and International Relations, Russian Academy of Sciences. Professor of Moscow M. V. Lomonosov State University, Faculty of Political Sciences.

Этот e-mail защищен от спам-ботов. Для его просмотра в вашем браузере должна быть включена поддержка Java-script

Received at January, 17 2017.

Citation: Gadzhiev, Kamaludin S. (2017) “The New ‘Great Transformation’?”, Voprosy Filosofii, Vol. 7 (2017), pp. ?–? 

Тектонические сдвиги, которые в последние три-четыре десятилетия происходят в базовых инфраструктурах современного мира, вызваны революционными изменениями в важнейших сферах общественной жизни – мировоззренческой, социальной, социокультурной, политико-культурной, идеологической, политической и др. Новейшие информационные и телекоммуникационные технологии, прежде всего, Интернет в совокупности с глобализацией способствуют дальнейшему сжатию, уплотнению пространства, невиданному взаимному физическому сближению самых отдаленных народов, стран и культур. Охватывая социальную, политическую, экономическую, культурную и иные сферы общественной жизни по всему земному шару, они способны аннигилировать расстояния, территориальные границы и физические преграды на пути взаимодействия народов, культур, конфессий, идей, информации. Вовлекая в свои сети все новые сферы и регионы, информационные и телекоммуникационные технологии способствуют формированию инфраструктуры единого информационного пространства. Это нечто вроде нового глобального, всепланетарного пространства, в котором благодаря возможностям моментальной передачи информации на любые расстояния локальное становится всемирным, а всемирное локальным. Беспрецедентное убыстрение скорости социального времени в такой степени интенсифицирует общественно-исторические процессы, что люди не успевают приспосабливаться к стремительно протекающим изменениям. Модели социального и экономического развития, показатели экономического роста, состояния общественного мнения устаревают настолько быстро, что человек за ними просто не поспевает. Смыслом научно-технологического, социального, экономического прогресса стал выигрыш времени. Проблема заключается в растущей нехватке времени, которое как бы постоянно сжимается. Для его компенсации приходится постоянно ускорять темп жизни. Время как бы теряет непрерывность, становится хаотическим чередованием не связанных между собой отрезков. На смену понятиям потока и длительности приходят категории сиюминутности и точности. Время больше не «течет», оно «извергается». Для обозначения этих феноменов немецкий политический философ Г. Люббе ввел весьма удачное, как представляется, понятие «сокращение настоящего» [Люббе 1994, 95]. По мере стремительного убыстрения времени и, соответственно, возрастания количества инноваций в единицу времени, уменьшается хронологическое расстояние между прошлым, настоящим и будущим, они как бы проникают друг в друга. Перемены настолько грандиозны и стремительны, что прошлое и будущее как бы сливаются и растворяются в настоящем, которое, в свою очередь, быстро устаревает.

Во все времена человеческой истории, метафорически говоря, только Бог был вездесущ, он мог быть одновременно везде и всюду, не будучи ограничен ни временем, ни пространством, ни физическими, погодными, сезонными или иными условиями. Вместе с учащением пульса планеты ускоряются темпы перемен во всех сферах жизни. Спутники, волоконно-оптические кабели, компьютеры и факсы, Интернет способствуют экспоненциальному убыстрению и уплотнению потоков информации. Телекоммуникационные сети, соединившие между собой самые отдаленные точки земного шара, обеспечивая моментальную связь между ними, создали возможность преодоления времени. В развитии мировых процессов во все более растущей степени утверждается механизм синхронности. Обеспечивая практически мгновенную передачу информации во все уголки земного шара, эти средства создают состояние или ощущение одновременности и вездесущности. В результате уже сам человек с помощью электронных средств массовой информации приобрел способность как бы пребывать одновременно в разных местах и быть участником событий, происходящих далеко за пределами своего физического присутствия.

Революционные изменения происходят в сфере языкового общения. В качестве средств мирового общения все большую значимость приобретают несколько ведущих языков, а английский язык в некоторых сферах (например, в авиации) получает статус мирового. Компьютер и английская компьютерная терминология тановятся средством универсального межнационального общения, особенно в деловом мире. Огромное значение имеют разработка и внедрение новейших компьютерных средств перевода, которые позволяют преодолеть языковые барьеры между представителями разных стран и народов. Из всего изложенного можно сделать вывод, что комплекс названных и связанных с ними других процессов и тенденций мирового развития способствовал пространственно-временному единению всей Ойкумены.

Существенную роль в определении облика и перспектив развития человечества играет демографический фактор. С момента рождения Иисуса Xриста понадобились 17 веков для того, чтобы численность населения земли удвоилась. Постепенно проявлялась все более заметная тенденция ускорения темпов её роста. В 1825 г. население планеты достигло 1 млрд. человек – для этого понадобилась все тысячелетия писаной истории человечества. За последующие 100 лет численность населения увеличилась в 2 раза, т.е. достигла 2 млрд. Это число, в свою очередь, удвоилось в последующие полвека (с 1925 по 1976 г.), достигнув 4 млрд. человек [Sadik 1991, 14]. К 1990 г. население планеты составляло уже 5,3 млрд. человек, увеличившись только за 15 лет на 1,5 млрд. К концу XX в. численность уже перевалила за 6 млрд. чел., а к началу 2014 г. перевалила за 7 млрд. чел.

Эти факты свидетельствуют о том, что демографические сдвиги и всевозрастающие потоки миграции масс людей стали одним из фундаментальных факторов всемирно-исторического значения. В прежние времена основные их потоки осуществлялись в еще «открытом» земном пространстве. С определенными, порой существенными, оговорками (например, изгнание со своих земель и уничтожение индейцев в Северной Америке) можно сказать, что иммигранты занимали в некотором роде «ничейные» или считавшиеся таковыми земли. В наши дни таких земель не осталось, и миграция происходит в рамках замкнутой всепланетной Ойкумены.

Раньше основные потоки миграции шли в направлении из развитого мира в «свободные», неосвоенные, малоосвоенные, слаборазвитые регионы земного шара. Теперь же эти потоки идут в обратном направлении, из менее развитых в более развитые регионы: из всех азиатских и африканских стран в Европу и Северную Америку, из Латинской Америки – в США, из стран СНГ – в Россию, из Китая – в индустриально развитые страны, Россию и страны Юго-Восточной Азии и т.д. Иначе говоря, Европа из поставщика иммигрантов за океан превратилась в их реципиента. С конца 1980-х гг., особенно после распада СССР, в водоворот международной миграции населения включились страны Восточной Европы и СНГ, в том числе Российская Федерация.

Началось новое Великое переселение народов. Миграционные процессы охватили все континенты, весь мир и обрели поистине глобальный характер. Непрекращающиеся гражданские войны и разного рода конфликты территориального, этническо-трайбалистского, конфессионального характера, рост массовой безработицы и социального недовольства, всевозрастающая скученность населения, невыносимые условия жизни могут в ближайшие годы предельно обострить ситуацию в развивающемся мире. При оценке этих тенденций некоторые авторы идут настолько далеко, что говорят о подспудном процессе демографической «ориентализации» мира или об «экзистенциальном кризисе», поджидающем Запад. Как утверждал член палаты лордов британского парламента, профессор Уорвикского университета Р. Скидельский, речь идёт о «деградации», «вымирании» Запада», демографической мине замедленного действия, которая может иметь непредсказуемые негативные для него последствия. Американский публицист и политический деятель П. Бьюкенен даже предрекает Западу неминуемую смерть [Бьюкенен 2003, 13].

В результате этих и комплекса связанных с ними и дополняющих их процессов и тенденций всевозрастающие потоки людей, идей, технологий, культурных образцов и т.д. устремляются в обоих направлениях – с Запада на Восток и с Востока на Запад, что способствует ускорению процесса вестернизации Востока и ориентализации Запада. Подрывается территориальный императив, в течение тысячелетий лежавший в основе государства, результатом чего является тенденция к размыванию национальной и государственной идентичности. Для многих народов самого западного мира весьма трудным становится ответить на сакраментальный вопрос «Кто мы?».

Имеет место тенденция к широкомасштабной диффузии и перераспределению собственности, экономико-технологического могущества, знаний, науки, информации, относительной геополитической мощи и энергии между государствами и регионами. Идет процесс перемещения богатства и власти от традиционных капитанов индустрии к носителям знаний и информации. В итоге знаменитый лозунг Ф. Бэкона «Знание – сила» превратился в максиму «Знание – власть», или «Информация – власть». Этим объясняется тот факт, что борьба за власть и влияние в обществе во все более растущей степени разворачивается как борьба за доступ к знаниям и информации.

К лучшему или худшему, происходят глубинные сдвиги в системных и структурных составляющих мирового сообщества, равновеликое значение для мировых процессов приобретают разные центры силы, в чем-то самостоятельные и взаимно соперничающие, а в чем-то взаимозависимые. Имеет место наложение на традиционные структуры новых институтов и отношений, новых форм сотрудничества и конкуренции, партнерства и взаимного противодействия, консенсуса и конфликта и т.д. Всё это в совокупности как бы кладет конец разделению социальных, политических, экономических процессов по сугубо географическим или территориально-пространственным показателям, переводя их в некое «внегеографическое» измерение.

Предполагалось, что глобализация приведет к единению современного мира на принципах либерализма, рыночной экономики и свободной торговли, Вашингтонского консенсуса. Однако, как показывает опыт последних десятилетий, глобализация и информационные технологии способствуют, с одной стороны, интенсификации межкультурных взаимодействий, с другой стороны, её оборотной стороной стали дальнейшая фрагментация и деконструкция современного мира. Об этом свидетельствуют тенденции и процессы распада многонациональных государств и образования множества новых национальных государств. Их проявлением стала легитимация новых форм национализма и этнизма на новом витке формирования полицентрического миропорядка, основанного на новых разделительных линиях. В последние полтора десятилетия в этом направлении довольно серьёзные изменения происходят в Евросоюзе, где наблюдается тенденции и процессы возрождения национализма, сепаратизма и разного рода фобий, что достаточно подробно освещено в отечественной и зарубежной политической науке.

В условиях, когда беспрецедентно возросло число, состав и качество активных акторов мировой экономики и политики, множество решений, имеющих ключевое значение как для всего человечества в целом, так и отдельно взятых народов, государств, регионов, является результатом столкновения безграничного множества воль, устремлений, интересов, принципов, правил, обстоятельств и т.д. Отсюда неопределенность или непредсказуемость последствий решений, принимаемых участниками этих отношений.

Эти процессы и тенденции свидетельствуют о том, что парадоксальным образом одновременно с увеличением числа государств, как будто вставших на рельсы демократического развития, возросло также число стран, где на поверхность вышли дремлющие силы трайбалистских, межобщинных, клановых, этнических, конфессиональных и иных приверженностей и ксенофобий. Именно благодаря рассмотренным тенденциям и процессам создались условия для нового идеологического размежевания современного мира. Мировая арена при всей привлекательности западных культурных стереотипов, характеризуется все более расширяющейся глобальной войной идей, эталонов жизни, социально-философских доктрин, конкуренцией имиджей и авторитетов за передел мировых рынков, за мировое лидерство разных моделей экономической и политической самоорганизации народов и регионов.

* * * * * *

На этом фоне особое внимание привлекает тот факт, что глобализация, начавшаяся как западный проект, направленный на вестернизацию остального мира, постепенно начала менять свой вектор, предназначение, первоначальные цели и установки. Она претерпевает своего рода инверсию, поскольку во всевозрастающей степени стала отвечать интересам бурно поднимающегося Востока, понимаемого в самом широком смысле этого слова. Если раньше Запад только наступал, то в нынешних условиях он постепенно вынужден занимать оборонительные позиции. Хотя западные культурные стереотипы продолжают свою экспансию на всем пространстве Ойкумены, Западу становится все труднее убедить остальные народы в превосходстве своих духовных и морально-этических ценностей и принципов. Вряд ли будет преувеличением утверждение, что под сомнение ставится сам западный проект глобализации, имеет место тенденция к росту в мире если не антизападничества, то заметное разочарование в западной модели жизнеустройства, в том числе западной, прежде всего, англосаксонской модели рыночной экономики и политической демократии.

Очевидно, что глобализация и информационно-телекоммуникационная революция создали условия для стремительного восхождения сначала так называемых новых индустриальных стран, а за ними развивающихся стран в лице, прежде всего Китая, а также Индии, Бразилии, России. Можно утверждать, что постепенно глобализация стала тем трамплином, с помощь которого эти страны смогли не просто бросить вызов развитому миру, но и претендовать на завоевание первых ролей в мировой экономике и, соответственно, в мировой политике.

Своего рода водоразделом, на котором более или менее отчётливо проявились эти тенденции, стал глобальный финансово-экономический кризис, который, начавшись с ипотечного кризиса в США в 2007 г., не преодолен к настоящему времени. Его особенность состоит в том, что впервые в истории со времён возникновения капитализма он приобрёл действительно всемирный характер. Если все прежние экономические кризисы ограничивались ареалом евроатлантического мира, то к концу ХХ в. мировая экономика, основанная на рыночных принципах, с теми или иными различиями и нюансами действительно охватила все без исключения страны, народы и регионы современного мира. Поэтому предвестником нынешнего кризиса можно считать финансовый кризис 1997–1998 гг., который впервые в истории начался за пределами евроатлантического мира, а именно с финансовых неурядиц в Южной Корее.

Нынешний же кризис, начавшись в цитадели современной рыночной экономики, моментально распространился по всему земному шару. Его следует рассматривать в контексте тех глубоких сдвигов глобального масштаба, о которых говорилось выше. Иначе говоря, в некотором роде его можно рассматривать как вершину того айсберга, основание которого сокрыто в глубинных пластах современного общества. Как представляется, в сущности, экономический кризис представляет собой частный случай более масштабного, имеющего экзистенциальную значимость явления, затрагивающего все стороны жизни народов на всех уровнях во всемирном масштабе.

Многим аналитикам «арабская весна» представляется как очередное доказательство движения современного мира в направлении политической демократии. При таком понимании не учитывается тот факт, что демократия, как любая другая форма политической самоорганизации народов, предполагает определенные условия для своего возникновения, утверждения и нормального функционирования. Её выживаемость во многом зависит от того, насколько её ценности, институты, нормы и правила игры доступны пониманию, культурному и образовательному уровню среднего человека, от того, что избиратели подразумевают под подлинной демократией. Её привитие и институционализация на той или иной национальной почве отнюдь не может сводиться к механической трансплантации готовой модели западной демократии. Скажем, можно установить статую Свободы на площади Тяньаньмэнь, но вряд ли можно насильственно навязать определенным образом понимаемую свободу всему китайскому народу.

В действительности, ливийцам, египтянам, иракцам, сирийцам хотелось не столько политической демократии, как ее понимают на Западе, сколько экономического роста, хорошей работы, материального достатка, благополучия и т.д., естественно, при социальной и политической стабильности. Однако «арабская весна» дала им не эти блага, а, наоборот, ввергла их страны, экономику и политическую систему в пучину хаоса. Во многих регионах Африки и Азии демократия не может утвердиться не столько потому, что их народы не подготовлены к ней и не хотят её, что в принципе верно, сколько потому, что перед ними стоят такие проблемы, которые демократия сама по себе просто не способна решить. Демократия – это шанс для решения тех или иных проблем, который не всегда можно использовать, а не само решение. Нередко антидемократы приходят к власти при поддержке большинства избирателей на вполне демократических выборах. Те формы государственного устройства, которые утверждаются после таких «революций», это, как правило, либо разные вариации квазидемократии, для обозначения которых используются такие понятия, как «фасадная демократия», «ограниченная демократия», «управляемая демократия» и т.д., или же в худшем случае самая что ни на есть диктатура. Более того, создаётся ситуация, когда результаты выборов могут оказаться вредными и даже губительными для общества и государства, поскольку сопряжены с хаосом, нестабильностью, межплеменными, межнациональными и т.п. конфликтами и кровавыми гражданскими, религиозными и межгосударственными войнами.

* * * * * *

Возможно, человечество ещё не изобрело более эффективные и вместе с тем более соответствующие интересам большинства людей и одновременно духу прав и свобод человека типы экономики и формы политической самоорганизации народов. Демократия есть, прежде всего, фундаментальная установка, своего рода шкала ценностей, определенная идея человека и его места в обществе и государстве. В некотором смысле она представляет собой также образ жизни, базирующийся на фундаментальном постулате о равенстве всех людей перед законом и праве каждого члена общества на жизнь, свободу и собственность. Возможно, был в чём-то прав У. Черчилль, который, как бы перефразируя высказывание Вольтера «Монархия – лучший из худших видов правления», утверждал: «Демократия – это наихудшая форма правления, если не считать всех остальных».

При всём том вправе ли мы согласиться с тезисом, согласно которому демократии западного типа в нынешней её трактовке нет и не может быть альтернативы, что для будущего современного мира она является единственной, наилучшей из всех возможных форм государственного устройства? Тем более в начале ХХI в. стали наблюдаться тенденции к переоценке самой природы и перспектив демократии в современном мире. Даже заговорили о кризисе демократии. Журнал The Economist весной 2014 г. задался вопросом: «Что пошло не так с демократией?» Свою статью, посвященную событиям и процессам, происходящим в последние годы в Таиланде, Египте и на Украине, обозреватель издания Alter Net (США) С. Колхаткар назвала так: «Как богатая элита расхищает демократию во всем мире» [Kolhatkar 2014]. Однако, как представляется, она не просто «расхищается» кем-то извне, а постепенно подвергается эрозии и своеобразной мутации изнутри.

Исторически сложилось мнение об органическом единстве либерализма и демократии. Действительно, их взаимосвязь в сознании людей настолько глубоко укоренилась, что как само собой разумеющееся воспринимается понятие «либеральная демократия». В контексте происходящих в мире в целом и на Западе не в меньшей степени тектонических сдвигов интерес представляют получающие все более растущую популярность рассуждения о нелиберальной демократии. Наиболее популярная версия этой идеи получила свое выражение в работах известного американского аналитика Ф. Закариа. В самой краткой форме суть данной идеи сводится к фактическому развенчанию господствующего на Западе постулата о тождестве свободы, демократии и либерализма. Так, возражая известному американскому философу Дж. Дьюи, который в 1927 г. утверждал: «Лекарство от болезней демократии – это больше демократии», Закариа пишет: «Сегодня нам в политике нужно не больше, а меньше демократии», поскольку, как показали революции «арабской весны», результатом «преждевременной демократизации» становится «нелиберальная демократия». Проблема, по мнению Закариа, состоит в необходимости нейтрализации неумеренной «демократизации демократии» или «чрезмерной демократии» («deMOREcracy») [Zakaria 2003, 240, 248].

Неслучайным представляется тот факт, что многие мыслители прошлого, будучи не всегда противниками демократии, предупреждали о её недостатках и таящихся в ней угрозах. Опыт ХХ в. подтвердил правоту известного французского историка и политического деятеля XIX в. А. де Токвиля, предупреждавшего о таящихся в демократии опасностях для свободы, возможностях «тирании большинства», которая может быть не менее, если не более, жестокой, чем тирания немногих или одного. Рассуждая вслед за итальянским исследователем Н. Боббио, можно сказать: «Ничто не подвергает демократию такому риску, как избыток демократии» [Bobbio 1985, 13]. Перефразируя это выражение, можно сказать: ничто так не подвергает риску личную свободу отдельно взятого человека, как избыток свободы. По-видимому, был прав Шимон Перес, который говорил, что телевидение сделало диктатуру невозможной, но демократию невыносимой.

С учётом этих доводов и аргументов, боюсь, что нуждается в определённой корректировке тезис У. Черчилля о демократии, дилемма которой в современном мире состоит в том, что она может быть столь же худшей, как и остальные формы политической самоорганизации народов и, как это ни покажется парадоксальным, она может стать угрозой основополагающим правам и свободам человека в их нелибертарианском понимании. Те или иные регионы и народы могут оказаться в ситуации, при которой для уравновешивания издержек искусственно навязываемой демократии возникнет спрос на диктаторов вроде повешенного Саддама Хусейна.

Мир, метафорически говоря, стал, по сути дела, одной глобальной деревней, одной густонаселённой коммунальной квартирой, где гораздо острее необходимость учитывать общие, а не только сугубо частные интересы. Возникла необходимость вспомнить А. Шлезингера-мл., который утверждал, что Ф.Д. Рузвельт своими реформами, получившими название «Новый курс», спас капитализм от слишком резвых капиталистов. Может быть, к настоящему времени мир оказался в ситуации, когда возникла необходимость защиты демократии от слишком рьяных демократов, а прав и свобод человека от слишком рьяных их защитников. Здесь речь идёт не о бездумном противодействии демократии и правам и свободам человека как таковым, а о противодействии их выхолащиванию и навязыванию к месту и не к месту всем без разбора народам, включая экспорт силовыми методами и средствами, или «демократическими революциями». Речь идет о том, что не совсем корректной представляется установка на бездумное расширение демократии и свободы как безальтернативный путь решения всех проблем, стоящих перед современным мировым сообществом. Чем больше демократии и свободы, тем больше общество нуждается в восстановлении отвергнутых или создании новых табу и принципов Золотого правила, или, иначе говоря, в государственных и иных внешних институтах, способных при характерных для современного мира условиях обострения социальной и политической нестабильности легитимно ограничивать как саму демократию, так и конкретно права и свободы человека. Во всяком случае, тенденции развития современного мира в последние два-три десятилетия показывают, что возникает необходимость поисков путей совершенствования демократии посредством ограничения тех или иных её ценностей, принципов, институтов, отношений и т.д.

* * * * * *

Как верно констатировал А. Тойнби, любая цивилизация является ответом на тот или иной вызов истории, предполагающий более или менее существенную трансформацию, возможно, кардинальную перестройку господствующей парадигмы, ценностной системы, формы политической самоорганизации народов [Тойнби 1994, 104]. Можно утверждать, что рыночная экономика, демократия, идея прав и свобод человека представляли собой ответы на вызовы эпохи перехода в XVII–XVIII вв. западного человечества от Средневековья к Новому времени, исчезновения европейской средневековой и возникновения новой, капиталистической цивилизации. В тот период, по мере роста численности населения и сокращения площадей обрабатываемых земель, приходящихся на душу населения, люди переселялись в новые регионы или страны, а затем за океан – в Америку, Австралию, Новую Зеландию, Африку. «Невидимая рука», саморегуляция рынка, свободная конкуренция, самоорганизация экономической системы и др., возможно, эффективно действуют в пределах отдельно взятой страны, отдельного региона, развивающегося в рамках парадигмы, лежащей в основе евроатлантической рационалистической капиталистической цивилизации. В наши дни вся Ойкумена замкнулась, она стала единым замкнутым на самом себе пространством, где все народы как бы оказались в пределах одной глобальной деревни при стремительно иссякающих невозобновляемых ресурсах.

Нет сомнений в том, что гуманистические по своей сути идеи демократии, прав и свобод человека дали мощный толчок для социального, экономического, технологического, культурного прогресса сначала довольно узкого круга западных стран, а вслед за ними и остального мира. Индивидуализм, основанный на отождествлении личной свободы и частной собственности, стал могущественной стимулирующей силой развития производительных сил, общественного развития и формирования политической демократии. И действительно, как показала история как демократических, так и тоталитарных систем, не может быть свободы отдельного индивида там, где нет разнообразия источников жизнеобеспечения и свободы экономического выбора. Воплощением индивидуализма и права частной собственности в экономической сфере являются принципы свободного рынка и свободной конкуренции, реализация которых обеспечила экстенсивный и интенсивный рост производительных сил.

При всём том необходимо признать, что мы живём в условиях смены эпох, которая характеризуется эрозией и разложением тех или иных из господствующих и развёртыванием процессов формирования новых ценностей, отношений, институтов. Можно утверждать, что мы являемся свидетелями глубинного экзистенциального сдвига, возможно, равновеликого по своим последствиям переходу от язычества к новым мировым религиям или так называемой «Великой трансформации» – переходу от Средневековья к рационалистической капиталистической цивилизации Евроатлантического мира. Возможно, наступают или наступили сумерки капиталистической рационалистической евроцентристской цивилизации, которая занимала господствующее положение в течение последних трёх-четырёх столетий. По достижении пределов своего развития, ей предстоит вступить на путь переоценки основополагающих ценностей с учетом того, что мы переживаем своего рода осевое время, характеризующееся тектоническими сдвигами в бытийных основах жизни во всепланетарном масштабе. Об обоснованности данного тезиса свидетельствует тот факт, что эти трансформации и сдвиги глубоко затронули экономику, политическую, социокультурную и духовную сферы, образы жизни. Более того, ставятся под вопрос основополагающие ценности, институты, правила взаимоотношений людей, служивших основой жизнедеятельности и существования человеческих сообществ со времен возникновения экзогамной семьи.

Одним из предвестников наступления таких сумерек выступает появление все более агрессивно заявляющих о себе разного рода новых феноменов, порожденных выходом наружу ранее сублимированных, табуированных эгоистических потребностей, устремлений, грёз, фантазий людей, не желающих более подчиняться веками установленным в обществе ценностям, принципам, обычаям, традициям и т.д. Собственно, они никогда в полной мере и не исчезают из общества, а загоняются вглубь сознания или подсознание той или иной части людей при жизни самых совершенных цивилизаций. Время от времени при определенных условиях, особенно, в переходные периоды они дают о себе знать в самых причудливых формах.

При таком положении вещей нарушаются, казалось бы, доказавшие свою верность закономерности общественно-исторического развития, результатом чего становятся кризисы, широкомасштабные социальные и политические пертурбации, турбулентные состояния. В зависимости от стечения множества факторов и обстоятельств их результатом становится либо исчезновение с исторической арены соответствующего сообщества или системы, либо, получая импульсы извне и мобилизуя внутренние ресурсы, эта система приобретает новые возможности для выбора оптимальных ответов на внешние вызовы и самоорганизации на новых основаниях. Большей частью их значимость состоит в том, что в процессе их преодоления устраняются устаревшие, исчерпавшие свой ресурс, показавшие свою нежизнеспособность узлы, элементы и формируются новые элементы и структуры, более соответствующие новым реалиям. Это, как сказал бы Й. Шумпетер, «созидательное разрушение» – избавление от старого и расчистка места для созидания нового.

В результате прогнозирование, адекватное понимание и соответствующая реалиям трактовка характера и сути процессов и тенденций развития современного мира, определение того, где начинаются и где кончаются границы управляемости и предсказуемости, становятся весьма трудным, если вовсе невозможным делом. МВФ, Мировой банк и другие финансовые институты на протяжении всего кризиса чуть ли не каждую неделю пересматривали свои прогнозы. Экономисты зачастую выступают в качестве экспертов, которые пытаются объяснить, почему сегодня их вчерашние прогнозы не оправдались.

Здесь единственное, что мы можем точно знать, это то, что будущее имеет своей отправной точкой современное состояние вещей. Однако сам экспоненциальный рост, ставший динамической закономерностью современного мира, исключает прямолинейную экстраполяцию современности на будущее и усиливает возможность многовекторности или, вернее, многовариантности общественного развития. Ситуация неопределённости, неустойчивости, многогранности и т.д. не дает нашему видению проникнуть через стремительно меняющуюся пелену, закрывающую от нас контуры будущих форм политической самоорганизации народов. В силу этих факторов исследователь, изучающий современный мир, не может дать фотографическое изображение ни наличного его состояния, ни динамики его развития. Главный просчет почти всех прогнозов состоит как раз в том, что их авторы зачастую пытаются определить возможные пути развития, например, мировой экономики путем экстраполяции параметров наличного в каждый данный момент её состояния, выведенных с помощью традиционных методов, теорий и концепций, на будущее. Верно говорят, что история освещает не дорогу впереди, а, подобно кормовым огням корабля, только след, остающийся позади. Это не в последнюю очередь относится к современному миру, в котором динамика многократно преобладает над статикой. Поэтому его будущее нельзя представлять просто как расширенное настоящее. В его развитии могут быть и бывают некие «взрывные» фазы, результатом которых может стать радикальная перестройка системных и структурных составляющих, основополагающих ценностей, норм, правил игры и т.д.

Условия, подтачивающие основы западной цивилизации, подспудно вызревают на её же почве. Идеи, идеалы, которые в комплексе составляют основу демократии, начинают исчерпывать свою витальную энергию, свои внутренние потенции. Добившись грандиозных успехов на этой стезе, рыночная экономика и политическая демократия в их нынешней ипостаси, возможно, уже прошли пик своего развития и потеряли внутреннюю энтелехию, необходимую для продолжения пути вперёд и вверх. Та модель демократии, которую Запад стремится насадить в остальном мире даже силой, когда это необходимо, возможно, достигла своих пределов, состарилась, изжила свои творческие потенции, отживает свой век и теперь претерпевает мутацию. С одной стороны, всё ещё сохраняются важнейшие внешние атрибуты либеральной демократии. С другой стороны, некоторые из них, такие, например, как права и свободы человека, оказались выхолощенными, приобрели признаки и очертания своего рода идеологии или системы религиозного культа. Возведённые в ранг неких абсолютов, будто определяющих весь строй жизни государства и общества, идеи такого рода выглядят в лучшем случае сверхидеологизированными конструктами, призванными обосновать определённую политическую стратегию, и теряют первоначальный смысл и девальвируются. И это в условиях, когда в силу комплекса известных факторов моральный авторитет Запада в глазах остального мира, по сути дела, подорван и сами ценности демократии ставятся под сомнение.

Эти тенденции и процессы свидетельствуют о начале конца той эпохи, в которой демократия в западном понимании возникла и функционировала. Речь идет, по сути, о необходимости переоценки ценностей демократии, её сущностных характеристик, места и роли в современном стремительно меняющемся мире. В этом русле возникают сакраментальные вопросы: каковы ценности, идеалы, принципы, установки, которые выше демократии, прав и свобод человека и объединяют людей, народы в единые сообщества? Способна ли демократия эффективно ответить на вызовы новых исторических реальностей? Или же вопрос, поставленный Дж. Бьюкененом: «Что такое демократия – наше спасение или идеология самоубийства Запада?» [Buchanan 2010].

По историческим меркам демократия (здесь я вывожу за скобки античную форму демократии, которая, кроме самого названия и некоторых формальных атрибутов, имеет мало общего с современной демократией) сравнительно молодая форма политической самоорганизации народов, ей всего лишь немногим более двух столетий. Она возникла у сравнительно узкой группы народов Евроатлантического мира и продемонстрировала свою эффективность именно у этой группы народов в специфических условиях их господства над остальной Ойкуменой. В этом смысле демократию в нынешней её трактовке можно рассматривать как некоторый локальный феномен, возникший на определённом отрезке истории западного человечества, она также носит преходящий характер, впрочем, как и множество других феноменов, казавшихся вечными, но исчезнувших в густом тумане истории. Как форма политической самоорганизации, будто пригодная для всех без исключения народов, она прошла слишком короткий путь и ещё не выдержала испытание Историей. Или, как верно отмечал Л. Туроу, она «еще не является видом, выжившим в борьбе за существование». «Omnia orta cadunt», т.е. всё возникшее подвержено упадку и исчезновению. Было бы неразумно надеяться на то, что нам позволено пройти этот путь, беспрестанно повторяя лозунги демократии, прав и свобод человека в их нынешней западной трактовке.

* * * * * *

Мир радикально изменился или, во всяком случае, радикально меняется, порождая новые вызовы, требующие новых ответов. Поэтому естественно, что как рынок, так и демократия, являющиеся ответом на вызовы иной, уже уходящей эпохи, нуждаются в соответствующих новым реалиям корректировках. Обоснованность данного тезиса подтверждается тем фактом, что новые индустриальные страны перешли на рельсы рыночной экономики и осуществили беспрецедентный рывок в технологической и экономической сферах при господстве авторитарных режимов. Касательно перспектив общественно-исторического развития современного мира опыт Сингапура, ряда новых индустриальных стран и особенно Китая со всей очевидностью ставят вопросы парадигмального, социально-философского, морально-этического, идейно-политического характера. Их успехи заставляют сомневаться в том, что по-настоящему успешными могут быть только демократические государства западного типа. И действительно, вопрос состоит не в том, лучшая или худшая политическая система Китая или Сингапура, а в том, что она способна конкурировать и успешно конкурирует с англосаксонской моделью рыночной экономики и политической демократии. К слову сказать, в наши дни для стран Ближнего и Среднего Востока образцом для примера служат нефтяные монархии Персидского залива, а не Европа или США, для Восточной Азии – Китай и Сингапур.

Как утверждал Ф. Ницше, история пишется победителями. Если в течение последних трёх-четырёх столетий, метафорически рассуждая, она писалась представителями Запада, в интересах Запада и в полном соответствии с мировидением западных народов, то в наши дни им суждено согласиться с видением истории, предлагаемым представителями восточных народов. В этом случае мы с полным правом можем говорить о всемирной истории, написанной представителями всех народов и в интересах всех народов. Не исключено, что точно так же, как Дж. Локк, А. Смит и их сторонники стали символами рыночной экономики и политической демократии, Дэн Сяопин, Ли Куан Ю и их приверженцы могут получить статус основателей иной – авторитарной – формы политической самоорганизации и соответствующим образом скорректированной формы рыночной экономики. Нельзя исключить ситуацию, при которой предлагаемые ими модели получат в странах и регионах с органической социокультурной и политико-культурной традициями не менее, а, возможно, более широкое распространение, нежели рынок и демократия в классической либеральной трактовке.

Очевидно, что рыночная экономика и политическая демократия являются историческими феноменами, возникшими на определенном этапе развития западного человечества. Как и всякий общественный институт, он имеет пределы своего восхождения и применимости, скоростей и степеней развития. В условиях современного мира, в котором формируется новая парадигма миропонимания, ценностей, принципов, установок образов жизни народов, рынок и демократия нуждаются в серьезной переоценке и корректировке. «Невидимая рука» в том виде, как её трактовал Адам Смит, нуждается в том, чтобы её вывели на свет, чтобы она стала «видимой». В данной связи интерес представляют оценки этих и связанных с ними процессов и тенденций высшими руководителями и представителями научного сообщества западных стран. Так, Н. Саркози, будучи в тот период президентом Франции, на встрече стран «Двадцатки» в Берлине в феврале 2009 г. говорил о необходимости «создавать капитализм с основ», в том числе и его моральную составляющую. Одно из возможных направлений достижения этой цели он видел в пересмотре действующей модели экономической системы и постепенном переходе к «регулируемому капитализму». Эту мысль Саркози предельно ясно выразил в выступлении на Давосском форуме 27 января 2010 г. «Без вмешательства государства все бы просто рухнуло», – заявил он. Подобные же суждения высказывали и руководители некоторых других индустриально и информационно-технологически развитых стран Запада.

Можно утверждать, что мировой финансово-экономический кризис, в условиях которого некоторые западные руководители пришли к такому выводу, поставил окончательную точку над i в вопросе о конце периода господства евроцентристского или западоцентристского миропорядка, а также заодно на символе глобализации – «Вашингтонском консенсусе». Суть вопроса состоит в том, что современный капитализм в его, прежде всего, англосаксонской ипостаси, возможно, достиг того предела, когда подвергаются существенной трансформации сама парадигма, инфраструктурные составляющие, природа системы.

В этом контексте важно учесть, что рыночную экономику и политическую демократию никак нельзя представлять как раз и навсегда установившиеся данности, не подверженные каким-либо изменениям. В действительности, в зависимости от более или менее существенных трансформаций в важнейших сферах общественной жизни, от характера вызовов, порождаемых этими трансформациями, на протяжении всей истории своего существования они претерпели существенные корректировки. Поскольку эти корректировки очевидны, представляется возможным как бы вынести их за скобки. Здесь можно ограничиться констатацией традиции постоянных переоценок теории и практики рыночной экономики, принципов и установок политической демократии от классического либерализма до широкомасштабных социальных и политических реформ ХХ в. в стиле идеологов и практики нового или социального либерализма в лице Дж. Кейнса, Д. Ллойд-Джорджа, Дж. Джолитти, Ф.Д. Рузвельта, которые стали отцами-основателями так называемого государства благосостояния и регулируемого государством рынка. Именно им принадлежит приоритет в деле осознания необходимости выведения «невидимой руки» на свет и ее передачи государству для предотвращения и разрешения разного рода проблем, характерных для рынка.

При создавшихся к настоящему времени условиях в этом направлении необходимо сделать следующий логический шаг. Речь, естественно, не идёт и не может идти об отказе от рынка, поскольку человечество пока что не придумало какую-либо иную более совершенную форму самоорганизации экономической системы. Рынок предоставляет наиболее эффективные механизмы проявления и реализации одного из ключевых движителей общественно-исторического прогресса – установки на конкуренцию, коренящейся в самой природе человека. Речь не идет и не может идти также об отказе от демократии, защиты прав и свобод человека. Речь может идти о том, чтобы привести их в соответствие с новыми реалиями и вызовами происходящих в мире трансформаций. Как достичь данной цели, составляет тему, требующую самостоятельного исследования, которое под силу множеству научных коллективов.

Источники и переводы – Primary Sources and Russian Translations

Тойнби 1994 – Тойнби А. Постижение истории. М.: Прогресс, 1994 (Toynbee A. A Study of History. Russian translation 1994).

Bobbio, Norberto (1985) Il futuro della democrazia: Una difesa delle regole del gioco, Einaudi, Torino.

Ссылки (References in Russian)

Бьюкенен 2003 – Бьюкенен П.Дж. Смерть Запада. М.: АСТ, 2003.

Люббе 1994 – Люббе Г. В ногу со временем. О сокращении нашего пребывания в настоящем // Вопросы философии. 1994. № 4. С. 93–113.

References

Buchanan, Patrick (2002) The Death of the West: How Dying Population and Immigrant Invasions Imperil Our Culture and Civilization, St. Martin's Press, N.Y. (Russian translation 2003).

Buchanan, Patrick (2010) “Democrasy, Another God that Failed”, The American Conservative, January 8.

Kolhatkar, Sheelah (2014) “How Wealthy Elites Are Hijacking Democracy All Over the World” , Alter Net, May 30, http://www.truthdig.com/report/item/from_elections_to_mass_movements_how_wealthy_elites

Lübbe, Hermann (1992) Im Zug der Zeit: Verkürzter Aufenthalt in der Gegenwart, Springer, Berlin (Russian translation 1994).

Sadik, Nafis (1991) The State of the World Population, United Nations Population Fund, N.Y.

Zakarias, Ferreira (2003) The Future of Freedom. Illiberal Democracy at Home and Abroad, W. W. Norton & Company Inc., N.Y.